Забытый - Москва - Владимир Кожевников

- Это как же?..

- Ну подплывет к заводи той сотня ушкуев. Что будешь делать?

- Ну-у... сотня... Такого не бывало.

- Ну полсотни.

- Тоже вряд ли... Хотя...

- Ну сорок! Даже тридцать. Ведь сотней не окружишь. Но напугать можно. Отскочат, высаживаться побоятся. Дальше пойдут.

- А мы им и у города погрозим! Они на Низ и свалятся!

- Нну! Ты сам мне все и объяснил. Давай, действуй. А я за Оку.

* * *

- Князь, ты на ушкуйников? Я с тобой!

- Гриш, тебе делать нечего?

- Есть. Но ты ушкуйников не знаешь. Это ребята те еще, даже тебя зашибить могут. Я с тобой.

- А ты откуда их знаешь?

- Долго рассказывать. Но раз говорю, значит, знаю. Не спорь, возьми.

- Да я не спорю. Как у нас с разведчиками-то?

- Семнадцатую партию отправил. Этих за Волгу.

- Сколько теперь за Волгой?

- Пять. Двенадцать с этой стороны и там пять.

- Идут из леса-то?

- Идут. И все гуще. Ну еще бы! Какой хрещеный разбойничать станет, если нормально жить можно. Да еще нехристей щипать! А тут тебе... Ровно в сказке! И детишки пристроены, и дом, и двор... Моя Дашка - не поверишь плачет от радости и за тебя каждый день молится. А уж мужичкам каково тое занятие по душе! Против нехристей-то.

- Хм! Ну ладно (перед Бобром как-то некстати вызывающе нарисовался профиль Гришкиной жены), нам долго говорить некогда. Со мной, так со мной. Собирайся! Через час выступаем. По дороге про ушкуйников расскажешь.

* * *

Мысочки, отделявшие заводь от реки, были низкие и голые как плешь песчаная отмель. Деревья густо толпились выше, на берегу, и никак не помогали. Пришлось с десяток срубить, стащить к воде и на верхнем мысу устроить завал, чтобы укрыть засаду.

Ждали. Все было очень похоже на Волчий Лог, и Дмитрий, озираясь и вспоминая, возбужденно посмеивался, вызывая недоумение у стрелков.

- Гриш, придут?

- Придут, куда им деться.

- А как думаешь, сколько?

- А это как ты говоришь: либо пяток-десяток, мелочь, либо большущая шайка, на целый город, с полсотни ушкуев, а то и... Есть там у них отчаянная башка - Абакунович, Сашка. Вот если он пойдет, к нему охотников всегда под завязку набивается.

- Почему?

- С ним не страшно. Он никого не боится, здоров как верблюд, силен и удачлив. Три года назад навел тут шороху! До Нижнего, правда, не дошел, а то не знаю, что бы с городом стало. У Юрьевца завернул в Унжу и там где-то лесами попер на Вятку и дальше, ушел за горы, по Оби, говорят, промышлял, очень далеко это. А когда возвращался, двиняне собрали войско, хотели дорогу ему перекрыть. Так он их в пух расколошматил и приволок в Новгород целехонькой всю добычу. Горы мехов, говорят, навалил на торжище и камней драгоценных. Прет ему всегда просто по-черному.

- Ну что ж, удача - девка капризная... Любит, любит, и вдруг - рраз! А?

- Уж это точно... - Гришка тяжело вздохнул. И вдруг весь подобрался:

- А ну! Гляди! Идут!

Вдалеке из-за выступающего мыса выскользнули четыре лодки, за ними с интервалом минуты в три - еще четыре, и ходко пошли вниз, быстро приближаясь. Видно было, как слаженно, ловко взлетали и опускались в воду весла.

- И только-то? - облегченно-разочарованно вздохнул Дмитрий, - Ну, этих-то мы...- и не договорил.

Из-за мыса вывалилась целая стая ушкуев, за ней, чуть погодя, еще, потом еще, и вскоре они запрудили всю реку, как толпа на торжище.

- Абакунович, - шепнул Гришка, - не иначе.

- Считай!

- Сейчас бесполезно, шныряют и друг друга застят. Чё считать, и так видно - набег!

- Да, и нешуточный. Хорошо хоть разведка вперед далеко ушла, разрыв есть. Если напугать не сможем, смотаться успеем. Эй, ребята, готовьсь! Не ждите. Как только в зону выстрела въедут - бейте!

Первые четыре лодки были уже близко. Они двигались по течению наискосок, явно направляясь к этой самой заводи. На носу первой стояли трое рослых молодцов, одетых небрежно, но щегольски.

Дмитрий считал сажени: еще, еще немного... "Хорошо бы, коль среди этих троих сам Абакунович оказался. Подсекли бы мы их сразу. Без него куда они осмелятся? Только если с головой он, то вряд ли..."

- Гриш, а ты Абакуновича того в лицо знаешь?

- Видал.

- Среди тех, на носу, его нет?

- Не-ет, те хлипковаты.

- Эти хлипковаты?! Он что ж, с тебя, что ли?

- Больше.

- Ни х.. себе! Ну что ж, ладно. А жаль...

Ушкуи были уже в пределах досягаемости, но стрелки почему-то медлили. "Чего ж вы телитесь? - Бобер нервничал, но крикнуть не решался, не хотел вмешиваться не вовремя. - Может, они все восемь сразу накрыть решили?"

Наконец шмелями загудели тетивы, и трое на носу переднего ушкуя рухнули, не издав ни звука, причем самый на вид важный получил в грудь аж четыре стрелы.

- Мать вашу!.. - закричал Гришка. - Вы разберитесь меж собой, в кого садить!

Стрелки однако никак не отреагировали - не до того. Они начали свою смертную работу. Еще два "залпа", и головные ушкуи, все четыре, заворачиваясь носом к берегу, а более тяжелой кормой по течению вперед, безвольно заскользили вниз.

Наступил черед четырех следующих. Хотя те и увидели, и спохватились, и начали отчаянно табанить, кинулись прикрыться щитами, но... Еще три "залпа", и этих завертело течением и потащило вниз.

"А неслабо стреляют, черти! Насобачились! - Дмитрий был радостно удивлен. - Но теперь-то что ж? Не пора ли ноги делать? Но с такой стрельбой - не-ет. Надо тех обязательно потрогать, чтоб прониклись..."

- Почаще, ребята! Особо не выцеливай, лишь бы стрелы погуще летели. Покажите, что вас тут много. Очень много!

По воде, однако, уже началась большая суета. По лодкам забегали. Все ушкуи отвернули носы от берега, опасаясь приблизиться, а течение упрямо влекло всю армаду дальше и дальше вниз. С берега между тем, теперь уже редко и осмысленно, летели стрелы и втыкались то в борт, то в палубу, а чаще - в кого-то из гребцов. Над рекой встал жестокий злой крик. Весла заработали - от берега. Течение же делало свое дело, и передние суда уже миновали заводь, и было совершенно не похоже, чтобы они вознамерились вернуться или пристать где-нибудь ниже.

- Сосчитал?

- Разве сочтешь точно... Больше полусотни. Даст дрозда Абакунович на Волге! Нас бы не зацепил.

- Гриш, ты-то его отчего так боишься?

- Я не боюсь, а знаю. Не за себя страшно...

- А поквитаться с ним не хочешь?

- Не хочу.

Ушкуи меж тем отвалили к середине реки, съехали ниже заводи все и возвратиться теперь вряд ли могли.

- Уфф! - Дмитрий отер пот со лба, - Гриш, давай гонца на стрелку. Тысяцкому Михаилу весть: идут, мол, и приказ: оберечь стрелку и городские причалы. Вечер на дворе - спать чтоб - ни-ни! Костры по берегу держать всю ночь! Стеречь! И чуть что - стрелять! Во всю мочь!

По берегу полетел хлесткий разбойничий свист.

* * *

- Ну вот, Дмитрий Константиныч, и польза тебе от бездельников на торжище.

- Ох, не говори, Михалыч! Как подумаю, что бы они натворили, прощелкай мы их, у меня мороз по коже, и под ложечкой - как с похмелья.

- Еще не конец, повременим радоваться. Теперь их назад надо так же спровадить. А на Новгород зятю в Москву пожаловаться, пусть хвост им прищемит, сволочам. А то каждый раз: новгородцам пир, а всей Руси похмелье. Куда они теперь? На Булгар или еще ниже. Татарский улей разворошат, а те на нас, им до Новгорода добираться несподручно, да и не будут они разбираться. Вот и выйдет опять... Михаил Василич, как они город-то проходили?

- Ночью поздно. Я костров по берегу разжег - на полводы видно стало, как днем. Так они ближе выстрела к берегу и не сунулись. Щитами позакрывались. И так мимо и пошли. На Низ.

- Куда? Нам знать точно надо.

- Гришкины разведчики пошли за ними берегом, дадут весть.

- Добро. Ну а нам Дмитрию Московскому послание сочинять. А, Дмитрий Константиныч?

- Сочиним. И скорей гонцов надо.

* * *

Официальная бумага гласила:

"Великому князю Московскому и Владимирскому Дмитрию Иоанновичу тесть его, Великий князь Суздальский и Нижегородский Дмитрий Константинович шлет приветы и просьбы прислушаться к словам его, и подать помощь в деле общем, не терпящем отлагательств. Обращаюсь со слезной жалобой на подданных твоих новгородцев, которые великую пакость княжеству моему, и Московскому, и всей Руси опять учинили. Ушкуйники новгородские в великом числе вновь отправились разбойничать по Волге. И разграбили бы Нижний, не прими мы заранее крупных и дорогостоящих мер. Нижний уцелел, но они ушли мимо на Низ и там будут творить разбой и непотребства свои, за кои платить придется всем нам, а раньше всех мне, князю нижегородскому, как ближайшему к обиженным татарам соседу. Приструни, Великий князь, и приведи в свою волю негодяев сиих, иначе много зла не токмо мне, но всей Руси сотворится. О том просит тебя вместе со мной и зять твой, а мой первый воевода Дмитрий Волынец".

В главной бумаге, доставленной раньше всех по неофициальным каналам и лицу неофициальному, говорилось:

"Любаня моя, лапа моя ненаглядная, здравствуй! Соскучился я по тебе не рассказать, но быть нам в разлуке, кажется, не меньше, чем до следующего лета. Так выходит по всем обстоятельствам, обложившим меня здесь с разных сторон. Обстоятельства, однако, удачные и все мне в подмогу, так что получается странно: вроде и несложно, и скоро тебе бы ко мне в любое время приехать, а нельзя. Тебе в Москве надо быть! И не только, и не столько затем, чтобы гнать сюда интересующие меня вести, а чтобы постоянно воздействовать на брата, показывать ему важные для нас события в правильном освещении. Вот и теперь нужно действовать немедленно. Новгородцы (мерзавцы!) ставят нам подножку на каждом шагу, путают все планы. Я надеялся на затишье хотя бы на год, чтобы подготовить отпор крупному набегу татар. Но это не получается. Уже не получилось! Новгородские ушкуйники ушли по Волге вниз, и один Бог ведает, что они там натворят и что после этого будет. Уговори брата (и как сама сумеешь, и от моего имени) - всеми силами, на какие он только способен, прищемить хвост Новгороду! Передай ему мою записку тайно и поговори, как ты это умеешь. Передавай приветы отцу Ипату, Юли и всем нашим. Тут скучать особенно некогда, но я по вам всем очень скучаю, а больше всех, конечно, по тебе, моя маленькая. Целую тебя много раз!"