В тисках - Буало-Нарсежак

Она тщательно протерла глаза, подкрасилась и поужинала яйцом всмятку. Дабы показать Марии, что жизнь идет своим чередом, она заставила себя посмотреть телевизор. Когда начались политические дискуссии, задремала. Разбудили ее боли в ноге. Передача закончилась. Она выключила замолчавший телевизор и долго массировала ноги, чтобы восстановить кровообращение. «Вот что такое любовь, — подумала она. — Это какая-то мучительная тоска». Чтобы заснуть, она выпила две таблетки. «Если бы выпила целую упаковку, пришел бы конец». Но у нее оставалось всего лишь полдюжины таблеток, и это все равно ничего бы не решило. Она легла на кровать и погрузилась в сон, так и не найдя успокоения.

В восемь часов пришла тетя Ольга, и Мария быстро объяснила ей, что к чему. Ольга надела серый халат и принялась хлопотать, сначала в кухне, потом в комнате. Марилена открыла глаза, когда та пылесосила гостиную. Вскоре Ольга постучала ей в дверь.

— Симона, дорогая, не хочу тебе указывать, но пора посмотреть, не нужно ли чего брату. Покажи, как за ним ухаживать. Потом я сама разберусь.

— Тетя, а кто занимается твоими кошками?

— Никто. Еды у них достаточно… А что в этих ящиках в соседней комнате?

— Безделушки… сувениры с Реюньона.

— Ладно, вскрою их… Все приведу в порядок… А твой зять? От него есть вести?.. Я говорю о Филиппе. Ты как будто с неба…

— Ах да! Филипп… Нет… Должен вернуться на следующей неделе.

— Завтрак готов. Поторопись.

Они позавтракали на кухне, испытывая какую-то неловкость оттого, что сидят рядом, вместе пьют молоко, кофе и смотрят друг на друга, как через стеклянную перегородку.

— Спасибо, что пришла, — сказала Марилена.

— Когда я нужна, обо мне вспоминают.

Она никогда не успокоится. Прибежала сюда, чтобы окунуться в атмосферу беды, побыть рядом с умирающим братом, который хотел забыть о ее существовании. А ведь стоит только сказать: «Я не Симона…» Марилена смотрела на невзрачное лицо — морщины, зачесанные назад волосы, очки придавали ей сходство с мужчиной. Леу однолюбы. «И я тоже, — подумала она. — Я… Леу».

В дверь позвонили. Пришел врач. Действовал он быстро, оперативно, не говоря ни слова. Внимательно осмотрел больного, прочитал рекомендации профессора Меркантона, закрыл сумку и отошел от кровати.

— Меркантон — крупный специалист, — тихо сказал он. — Назначенный им курс лечения, безусловно, наилучший. Продолжайте его. Меня удивляет только состояние тревоги у вашего отца. Не испытал ли он недавно какое-нибудь потрясение? Разумеется, я не имею в виду катастрофу.

— Нет. Он ни с кем не встречается.

— И все же что-то его угнетает. Если б он мог говорить… но мне кажется, он окончательно потерял дар речи. Это довольно тревожный симптом. Думаю, рокового исхода можно ожидать очень скоро.

— Вы полагаете, что не стоит беспокоить профессора?

— Это совершенно бесполезно. Но если наступит ухудшение, сразу же вызывайте меня.

Ольга слушала, неподвижно стоя на пороге. Марилена провела врача в свою комнату и закрыла дверь.

— Теперь моя очередь, — сказала она. — Со мной тоже творится неладное.

Пока доктор прослушивал ее, измерял давление и маленьким молоточком проверял нервные рефлексы, она подробно рассказывала о катастрофе. Он кивал, хмурился.

— Пропал аппетит?

— Да

— Бессонница?

— Засыпаю только со снотворным.

— По утрам принимаете возбуждающие таблетки?

— Да, часто.

— Знаете, что вас ждет? Настоящая депрессия. После катастрофы вам следовало бы хорошенько отдохнуть. К тому же здоровье у вас не очень крепкое. С сегодняшнего дня вам надо изменить образ жизни. Немного гимнастики, в разумных пределах. Два часа послеобеденного отдыха. Никаких визитов. Никаких переживаний. Диета. — Он выписал длинный рецепт. — Медсестра будет делать вам уколы… Давление у вас просто смешное… Слабое успокоительное… Зайду проведать вас на следующей неделе. Поверьте мне, вы должны отнестись к этому серьезно. Черные мысли не лезут в голову?

— Иногда плачу почти без причины.

— Вот видите! Пора подлечиться. Мне хотелось бы оградить вас от потрясения неизбежной потери… Если несчастье произойдет в ближайшее время, я дам вам адрес лечебницы. Уверяю вас, это вам будет необходимо.

Краем глаза Марилена смотрела на часы, стоявшие на столике у изголовья. Без четверти одиннадцать. Может, Ролан уже ее ждет. От нетерпения руки покрылись потом. Да, она постарается строго следовать его предписаниям, да, она будет очень осторожна… да, да… но сейчас пусть он уйдет… пусть оставит ее в покое… Она чувствовала, что ее улыбка превращается в механическую гримасу, что она вот-вот взорвется.

— Что он тебе сказал? — спросила Ольга, когда врач ушел.

— О! Говорил что-то о депрессии… Извини, тетя, мне пора уходить. Пообедаю в городе.

Под ее тяжелым взглядом Марилена смутилась.

— Если тебе понадобятся ключи, они висят в прихожей. Пойдем покажу… Видишь? Есть даже лишние, можешь их взять. Так что, когда еще раз придешь…

Она тотчас пожалела об этой слабости. Ольга, конечно же, не преминет воспользоваться приглашением. А поощрять ее визиты никак нельзя, это очень опасно. Но у нее не оставалось времени для размышлений! Она уже не знала, что хорошо, а что плохо. Вдруг стало не хватать Ролана, как воздуха задыхающемуся человеку. Тщательнее, чем обычно, она подкрасила лицо, пытаясь скрыть бледность. «Что он находит во мне приятного? — подумала она. — Я ведь даже не очень-то хороша собой. Не могу поддержать разговор. Больше того, я как будто его отталкиваю. Потащу его даже к адвокату». Она так торопилась, что порвала перчатку.

— До вечера, тетя, — крикнула она, уже выбежав на лестничную клетку.

Скорее бы пришел лифт. Но он громыхал где-то далеко наверху, и она спустилась пешком. Окинула улицу взглядом и увидела Ролана. Он ходил взад-вперед с сигаретой во рту, и все остальное сразу же забылось. Ей хотелось бежать ему навстречу. Сердце, во всяком случае, уже бежало.

— Здравствуй, Ролан. Я опоздала.

Он совершенно непринужденно обнял ее.

— Поедем пообедаем у Липпа, — предложил он. — Там ты увидишь знаменитостей. Политиков и литераторов. Это поможет тебе стать настоящей парижанкой.

И вот машина уже летит, как ветер, как ковер из сказки «Тысяча и одна ночь».

— Как поживает малышка Марилу?

Она смотрела на его профиль. Он красив. Ей хотелось прижаться к нему головой.

— Немного устала, — ответила она.

— А мой тесть?

Ее это позабавило. Стоит принять игру, отбросить заботы, угрызения совести.

— Твой тесть все так же. Если бы он тебя слышал!

Они рассмеялись как заговорщики. Она забыла об адвокате, о разводе. Войдя в ресторан, она машинально взяла его под руку. Ролан обменялся рукопожатиями с метрдотелем.

— Не успел заказать столик. Но надеюсь на вас.

Метрдотель повел их в глубь зала. По дороге Ролан приветственно помахал кому-то рукой.

— Вот тот брюнет, — объяснил он Марилене, — это Мерлен, с радио. А на краю диванчика сидит Модюи из газеты «Экип»… Справа, не оборачивайся… крупный деятель социалистической партии. Забыл его имя. Закажем, конечно, рагу. Расскажешь мне новости.

Он излучал жизнерадостность. Может, действовало освещение? Но в глазах у него, казалось, блистала нежность.

— Ты на меня сердишься за вчерашнее, Марилу? Я и правда влюбился, но это не должно тебя пугать. Как хорошо быть влюбленным! Там, на твоем острове, ты не могла этого постигнуть. Ну а здесь попытайся представить себе. Повторяй за мной: люблю… Это ни к чему не обязывает… Это может означать: люблю жизнь, люблю цветы, драгоценности, все красивое, все дорогое. Скажи: люблю.

— Люблю.

— Неплохо. Правда, немного робко. Слишком сжаты зубы. Но я тебя научу… Как тебе нравится «Сент-Эмильон»?[3] Вино ведь тоже кое-что значит… Ах! Марилу, малышка, нам давно надо было встретиться.

Она много пила. Трепеща от волнения, она впервые испытала момент, когда минута блаженства вот-вот превратится в незабываемое воспоминание. Даже когда из ее жизни уйдет Ролан, по крайней мере, в памяти останется эта встреча, и она старалась запомнить как можно больше деталей. Надо открыть душу, причем открыть нараспашку для всех впечатлений, разговоров вокруг, надо все сохранить в памяти: телефонные звонки, раздававшиеся иногда в окружающем ее шуме, хождение метрдотеля, которого Ролан называет Морисом и который вот сейчас склонился над ней, предлагая зажигалку, и прежде всего самого Ролана, улыбающегося, с ямочками на щеках, как у девочки.

— Поедем в кино, — решил он. — Свадебное путешествие без этого не обходится. Допивай кофе. А я пока позвоню.

Он удалился, а Марилена из чувства противоречия закурила сигарету. Курить она не любила. Закашлялась. Но ей хотелось показать Ролану, что она начинает усваивать его уроки.