Ганза. Книга 1 - Антон Требунский

Из палатки вышел Зебальд, вогнав с силой меч в ножны:

— Вот ведь бывает-то… — как-то так удивленно сказал он. — Пожалте, теперь это ваша палатка. Огильдор, видать, к его милости побежал жаловаться. Дай бог ему оттуда живым вернуться.

И лейтенант противно захихикал. Отодвинув его плечом, я прошел внутрь, Альберт что-то спросил у Зебальда.

— Да конечно! Всем, что найдете, можете распоряжаться по вашему усмотрению, — ответил лейтенант. Маг, как я решил, спросил о вещах этого Огильдора.

В палатку протиснулся Альберт. Мы осмотрелись. Тусклая лучина, потрескивающая во влажном воздухе, освещала внутренности этого маленького шатра. Большой тюфяк на полу, покрытый грудой одеял. Столик, могущий вполне сойти за скамейку, на котором стояла полупустая бутылка красного вина. Куча мешков и сумок, сваленная в углу. Рядом с изголовьем тюфяка лежала снятая своим прежним хозяином кираса.

— О! — восхищенно сказал Альберт, подойдя к доспеху и проводя по нему рукой.

Груда одеял зашевелилась и из-под них показалась чья-то коротко стриженная кудрявая голова. Мне сначала показалось, что Огильдор спал с мальчишкой — среди униатов подобное случается. Затем одеяло сползло дальше, вниз, открывая нашему взору две неоформившихся девичьи груди, все в синяках. Над левой красовался длинный шрам дугой. Господи!

— Пошла вон! — скомандовал Альберт. — Хотя нет, останься! Я…

— Пшла вон! — вмешался я. Прикрывшись одеялом, девчонка выбежала прочь, испуганная гневом двух господ.

Наш чародей вопросительно посмотрел на меня.

— Во-первых, не хочу мокнуть в одиночестве под дождем. Во-вторых, сейчас я расскажу тебе все, что происходит, — объяснил ему я. Поведение Альберта вполне можно было понять и простить — считай уже месяц без девки, а рядом одни лошади да униаты.

— А как же Катерина? — съязвил я. Маг мрачно посмотрел на меня, скривился и отвернулся, весь как на иголках.

Выглянув наружу, я убедился, что вокруг палатки никого нет. И сразу же забрался обратно, утирая мгновенно намокшее лицо.

— Слушай. Чем быстрее мы направимся к Кельну, тем больше вероятность того, что мы не встретим настоящих советников из Провинций. Отряд Виндорта может быть куплен Ганзой, а может и мэтром Лодекином. Я намереваюсь предупредить Готфрида Лейгебе о нашем с тобой присутствии в войске Рекнагеля. Надеюсь, две тысячи солдат ландграфа и рейтарская рота вырежут этот сброд как овец.

Мы говорили еще часа полтора, затем кое-как уместились вдвоем на тюфяке. Я почти уже уснул, когда Альберт заржал.

— Ты чего? — сонно поинтересовался я, приподнимаясь на локте.

— Вспомнил девчонку, — давясь смехом ответил он.

Я откинулся назад на тюфяк и мгновенно уснул. Даже не успев сказав Альберту, чтобы заткнул себе пасть углом тюфяка или пошел-таки искать эту девку.

XIII

Что такое война глазами крестьянина? Солдаты, которые режут домашнюю скотину, насилуют жену, дочку. Сжигают дом, забирая все, что могут унести с собой.

Отряды приходят и уходят. Пфальцские пикинеры, носящие цвета унии. Имперские мушкетеры, на флаге которых орел Фердинанда. Разноцветно одетые наемники всех национальностей, таскающие с собой шлюх.

Никто не может сказать, на чьей стороне он будет сражаться завтра. Благо выбор большой. Рекнагель, граф пфальцский, новый защитник протестантов. Максимилиан Баварский, глава Католической лиги, и Иоганн Тилли, его блистательный полководец. Кристиан IV, король Датский. Фердинанд II Габсбург, истинный император. И кто знает, сколько еще сторон появится, вступит в войну, собирая под свои знамена профессиональных наемников, студиозусов и ремесленников, горожан и жителей сожженных деревень, которых так много развелось в последнее время.

Где-то далеко — на севере или юге, востоке или западе — не прекращаясь идет война. Проигравшие очередное сражение солдаты пробираются ночью в мирные районы империи, где их ждет новая работа, новый отряд, новый бой.

Победители обирают трупы, оставляя их гнить под дождем или солнцем. Вешают предателей и шпионов, больше для порядку, не особо-то и веря в их вину — просто так заведено. Затем занимают ближайшие деревни. Если повезет, крестьяне успеют уйти в лес, забрать с собой все, что может представлять ценность для солдат. Да разве узнаешь обо всем заранее, унесешь все с собой?!

Вот и горят деревни, вот и дергаются в петле крестьяне, повешенные потехи ради или по прихоти какого графа, капитана, барона. Вот и молчат, привычно уже закусив губу, крестьянские жены под очередным — пятым по счету? шестым? да кто его разберет! — солдатом, только что застрелившим мужа и сыновей, пытавшихся спасти свой дом, свое добро.

А потом возвращаются те, кто еще вчера был побежденным. Приходят с новыми войсками. Больше солдат, еще голоднее, еще разнузданее. Еще не успевших добыть себе хоть что-нибудь ценное, что можно будет потом продать за гроши следующим за армией — неотступно как мухи — торговцам, маркитантам, жадным до дешевого добра. Крестьянского — считай, что общего!

Новый бой, другие победители, другие побежденные. Все замыкается кругом. Змеей, закусившей свой хвост, как конь удила. И оборачивается очередными грабежами, пожарами, убийствами. Горят деревни по империи, звучит пьяный смех рейтара, стреляющего из дорогого пистолета в старуху, что воет над трупом сына. Или мечом рубящего от души крестьян, вставших с дрекольем защитить свой Разендорф или Веркрюфт или как там еще ее, эту деревеньку-то?..

Хорошо жить в городе, за высокими каменными стенами, с которых можно кинуть камень в голодный, злой отряд униатов или легистов, воющих там, снаружи.

Что такое война глазами наемника? Деньги, добыча. Шлюхи, вино — но это после боя. Если повезет, конечно. А пока есть у тебя заряженный мушкет на плече, меч на боку, а рядом еще сотня таких же добрых ребят, друзей по гроб дешевой наемничьей жизни — как не повезет?!

Вчера капитан подписал договор с местным ландграфом. Значит, скоро сражение. Граф этот, вроде, верен делу Унии. Против Рима и императора! За свободу лютеран, за договор 1555 года! За никем и ничем не ограниченную власть князей на своих землях!

Да вот кто его знает, приедут завтра ночью послы от графа Тилли, предложат капитану мешок желтых красавцев-гульденов и все. Новый поход на юг, к имперским землям — а там снова послы. На этот раз от униатов — и опять поход на север. Богатеет капитан — перепадают деньги и солдатам. Просто так, за здорово живешь — за то что с севера на юг, с юга на север империю ногами топчешь.

А может и не приедут послы. Да и скорее всего не приедут — наша рота-то захудалая: полсотни человек. У кого копья, у кого мушкет есть. Благо доспеха хватает — набрели на прошлой неделе на поле битвы, забрали что осталось, что смогли унести. Жаден капитан до денег. До чужих страсть как жаден, а уж про свои и говорить нечего — выдает жалованье, смотрит с ненавистью. Удавится за гульден, а еще лучше солдат удавит. Одно хорошо — удачлив больно. Ни одного боя еще не проиграли. Нет, не потому, что не было их, боев этих. Были, еще какие были! Под Вислохом, два года назад, мы самого Тилли на себя подманивали. Имперскую пехоту держали, пока конница не подошла. Сначала наша, а потом ихняя. После боя Эрнст Мансфельд, тогдашний вождь униатский, нам лично по двадцать гульденов выдавал — тем, кто выжил. Так-то…

А раз будет бой скоро, то пора начинать готовится. Капитан зверствовать начнет — упражнения с пикой. Врагу не пожелаешь, да и правильно сделаешь — пусть необученным ходит! Кто его знает, с кем биться-то придется. Вдруг еще рейтары какие. Или, того хуже, рота кого из известных капитанов. Альберг Парас, Родерик Виндорт или Николаус Ростик — много их.

Битва — дело наживное. Осторожный, умный — живым останешься, на своих ногах уйдешь. Да еще и унесешь с собой чего-нибудь из добычи: оружье, доспех, авось у кого из убитых монеты в кошеле окажутся — считай повезло!

За это нас регулярные войска и не любят. Они-то не за деньги, по приказу воюют. Им и честь — наступать первыми, бежать последними. Делать все, как капитан скажет, не иначе. Тьфу, да и только! Еще и повесить могут, если не так приказ выполнишь. Нету свободы, какой душа наемничья просит.

А уж после боя… Сам бог велел с нанимателя деньги взять. Нету денег, пускай деревню свою отдаст, расплатится. А если дали деревню — так и делай там, что хочешь. Скотину крестьянскую сожрать; что подороже — забрать. Да и бабу поймать можно, не в пример подстилкам ротным, за бесплатно.

Хорошо, что и говорить. Кабы еще знать, где завтрашний день встретишь — с победой с поля уйдешь, гнить там останешься или пешком куда топать будешь — совсем хорошо было бы.

Что такое война глазами князя? Святое дело — за честь, за свободу дворянскую собрать роту, привести на фронт. Слава, деньги, новые земли.