Радиоконтакт с потусторонним миром - Фридрих Юргенсон

В июле я впервые услышал, как поет Лена. Она пела без аккомпанемента, свободно и непринужденно. Песня представляла собой любопытную комбинацию итальянской оперной арии и популярного неаполитанского хита. Лена импровизировала, как ребенок во время игры. Ее голос звучал прекрасно и чисто. Она пела на английском, немецком, итальянском и шведском языках. С того времени я мог без труда распознавать ее высокий тембр, даже если он звучал в хоре.

Звучный мужской голос, который я часто записывал на пленку, меня сильно озадачил. Я был уверен, что слышал его раньше. Произношение напоминало мне Гитлера, однако голос был ниже и говорил на правильном литературном немецком языке. Я не удивился бы, узнав, что в земной жизни он был отличным оратором, потому что его дикция была безукоризненной. Однажды мне удалось записать более длинный диалог, который снова напомнил мне размышления вслух Гитлера.

В разговоре участвовал также «Старый еврей» и другие мужские голоса. «Старый еврей» вставлял юмористические замечания, часто с двойным смыслом, выводившие говорившего из дремоты, которая его время от времени одолевала.

Остаток разговора напоминал взгляд в прошлое. Мне показалось, что говоривший добрался до глубокой античности. Помпеи, Плиний, Тит, Олимп упоминались наряду с моим именем. Несмотря на некоторые помехи, я ясно понимал его голос.

Инструмент, похожий на орган сыграл приятно звучащие финальные аккорды, и тут раздался голос Лены: «Убери!…Прекрати быстро!»

Этим летом мы с женой получили очень личные сообщения, среди них и очень подробные, которые я по понятным причинам не могу опубликовать.

Я хотел бы упомянуть, что мне никогда не давали подробных указаний, прямых советов или особых предостережений. Наши друзья знали, как использовать юмор и язык образов, чтобы перевести наш взгляд в новую перспективу, из которой мы могли найти решение, опираясь на собственную интуицию и разум.

В то время, в июле, августе и сентябре 1960 года передачи шли потоком почти ежедневно. Я едва успевал справиться с работой, потому что даже если передача продолжалась не более 10–15 минут, проверка текста и его протоколирование занимали много времени.

Именно такое протоколирование и монотонный анализ деталей позволили мне глубоко проникнуть в эту существующую вне времени сферу бытия, все происходящее в которой удивляло меня, а иногда поражало и казалось странным. Только когда я научился принимать самые странные со бытия без предвзятости, я смог преодолеть свои комплексы и предрассудки.

Тем не менее, мне приходилось считаться с возможными недоразумениями, возникающими из-за атмосферных помех, и с неясными записями. Однако в основном мост был построен, и мне часто удавалось сделать ясные и четкие записи.

Глава 30

Песня Ольги. — Все новые и новые дикторы и певцы. — Берлинский юмор Котцика.

- Загадочное пророчество.

В конце весны мы начали приводить в порядок наше хозяйство и дом в Нисунде. Это была тяжелая и грязная работа. Потолки и стены были покрашены, оконные рамы заменены, старый пол отремонтирован, и, наконец, мы установили новый водонагреватель, так что вся наша семья смогла переехать в Нисунд к Рождеству.

Мне вдруг стало жаль покидать тихий коттедж, потому что он располагался в отдаленном и красивом месте, создававшем наилучшие условия для спокойной работы.

Первая зима, проведенная за городом, оказалась необычно мягкой и короткой. Снег начал таять уже в феврале, а первые анемоны зацвели в начале апреля. Ясная погода выманила нашего друга-садовода Гуго за город. Он сразу же приступил к работе со своей обычной страстью, начал приводить в порядок теплицы, даже посеял в открытом грунте салат, хотя земля была еще мерзлой в глубине.

Моя жена Моника возила детей в школу в город на машине, а я готовил обед. Честно говоря, это занятие доставляло мне удовольствие, потому что я никогда не пользовался специальными рецептами, а любил экспериментировать и комбинировал ингредиенты, как мне хотелось. Вдвоем с Гуго мы каждый день бродили по лесу, который простирался на мили вокруг Моэлнбо, а когда возвращались, уставшие и голодные, еда казалась вдвойне вкусней.

Кстати, Гуго считал, что мои духовные контакты важнее, чем сеансы записи.

Взгляд на жизнь у Гуго был основан на философии последователей Будды и учении Кришнамурти. В то же самое время он с живым интересом следил за событиями в Советском Союзе. Он даже верил в то, что великое обновление «западного мира» произойдет благодаря вкладу славянских народов. Гуго не знал, произойдет ли это обновление благодаря коммунистической идеологии или какому-то неизвестному духовному и социальному синтезу. Тем не менее, он надеялся на лучшее в человеке и на победу интеллектуального социализма. И все же в последние годы Гуго начал менять свой образ мышления, без сомнения благодаря моему спиритическому опыту. Однако меня огорчало то, что Гуго не проявлял большого интереса к моим записям.

Несмотря на свой ум и открытость, Гуго не понял значимости моста в иной мир, созданного на фундаменте физической науки. Умершие, напротив, часто говорили о Гуго на пленках. Несколько раз они выражали озабоченность его здоровьем. Он страдал люмбаго, что очень мешало ему работать в саду. Он демонстративно отмахивался от всех симптомов болезни, он бы л очень суров к себе. Он заставлял свой инстинкт не отвечать на физические потребности, и только когда болезнь загоняла его в постель, он ворчал и с нежеланием сдавался.

Этой весной я получил очень странное сообщение. Я получил его в форме символической презентации, в которой мне пытались передать личное известие, используя песню, короткие высказывания и восклицания.

Пел прекрасный женский голос, который мог принадлежать Грейс Мур или Лине Кавальери. В конце передачи было упомянуто имя подруги юности моей сестры, с которой я тоже дружил.

Нашу знакомую звали Ольга З., и хотя она вы шла замуж, а затем развелась, мы обращались к ней по ее девичьей фамилии. Я не видел Ольгу 23 года, связь оборвалась с началом Второй мировой войны. Благодаря случайному стечению обстоятельств моя сестра узнала адрес Ольги. В итоге Ольга навестила нас в Нисунде в июне, и когда уезжала, взяла с собой мой напечатанный манускрипт.

Тем временем новые передачи прибывали. Очаровательное сопрано с мягким и теплым тембром исполняло венгерскую песню на немецком, русском, шведском и венгерском языках. Ее пение сопровождал другой высокий женский голос, звучавший как будто бы издалека и тоже на смеси языков. Эта женщина говорила о деятельности Гитлера на другой стороне и ясно упоминала мое имя и Мелархойден. В конце к ним присоединился довольно неуклюжий мужской голос, громко спевший: «Бабанзев очень любит Мелархойден!», и я сразу же узнал голос русского белогвардейского офицера, который женился на моей двоюродной сестре в Эстонии, а потом погиб как немецкий офицер на Восточном фронте в самом конце войны.

В июне мы услышали на пленке голос нашего старого знакомого. Это был Пауль Котцик, работавший массажистом в том же самом санатории, что и мой отец. Последний раз я видел его в 1915 году. В то время он проводил курс лечения супруги одесского губернатора, который дал ему разрешение свободно перемещаться в городе, несмотря на войну и на то, что он был гражданином Германии.

Котцик был великолепным специалистом по массажу, обладал отличным здоровьем и мог круглый год ходить без пальто и шляпы. У него всегда было наготове свежая шутка, он был добр к нам, детям, и познакомил меня с искусством фотографии. Кстати, он пользовался успехом у женщин, но предпочел оставаться холостяком. Котцик был родом из Берлина, и юмор у него был чисто берлинский, простой и грубоватый.

После стольких лет я вряд ли смог бы узнать его голос, если бы мне на это не указали. Котцик говорил очень четко с чисто берлинским акцентом. Это был голос человека в возрасте. Далеко на заднем плане скрипка играла необычную грустную мелодию. Котцик говорил энергично, быстро и без пауз. Казалось, он спешил, его голос звучал задумчиво и печально.

В самом начале был слышен механический мужской голос, который словно через мегафон произнес: «Слушай Котцика!».

Тот же самый голос появился еще раз и сказал в интервале: «Это был Котцик!"

Котцик завершил свое выступление громким возгласом: «Ааа, .вот и фургон Моэлнбо!».