Иван Шуйский - Дмитрий Володихин

Виленский воеводич Ян Глебович, Арсений Шишка, Станислав Довойна и его жена, а также полоцкая шляхта отправились днем ранее в Москву под охраной222.

А вот судьба всего остального населения Полоцка не совсем ясна: согласно Александро-Невской летописи, «... мещан и з женами их, и з детми послал царь и великий князь в свою отчину к Москве и повеле же их дорогою беречи, а корм им давати доволен». Румянцевская летопись также свидетельствует о том, что в полон были уведены «простые люди с женами и детьми»; приписка к списку Оболенского Никоновской летописи сообщает только о пленении «воевод литовских». Стрыйковский подтверждает версию Лебедевской летописи: по его мнению, в московские земли были уведены как шляхта, так и «простые мещане ». То же сообщает и Л. Гурницкий223. Но Одерборн и виленский «летучий листок» дают несколько иную версию. Автор «летучего листка» сообщает, что литовцы были отогнаны в Москву, а русские остались «на месте под стражею». Одерборн же считает, что увели и литовцев, и русских224. Откуда это странное национальное деление, что оно означает? Автор виленского «летучего листка» писал, пользуясь рассказами немецких наемников из состава гарнизона Полоцка, вернувшихся вместе с поляками. Поляки ушли на день раньше, чем полочан отправили в московские пределы225, и для них «русские», т.е. горожане нешляхетского происхождения, до самого конца были под стражей. А вот «литовцы», т.е. шляхта, убыли как раз перед отходом гарнизона. Иными словами: в данном случае «национальное» деление попросту равняется делению социальному, на шляхту и простолюдинов. Количество депортированных точно неизвестно. Немецкие «летучие листки» свидетельствуют, что из Полоцка было выслано до 60 тыс. человек. Но, по оценкам современных исследователей, все население Полоцка в XV—XVI вв. колебалось в пределах 11,5—50 тыс. человек, притом, по мнению большинства исследователей, нижний предел более правдоподобен, так что названная цифра выглядит фантастической226.

Дальнейшая история депортированных печальна: им пришлось зимой, в феврале, идти пешком до Великих Лук, откуда их, очевидно, распределили по городам227. Жертвы при этом, как видно, были немалыми. Немец-опричник Г. Штаден сообщает о последующем истреблении всех пленных полочан в связи с неудачами в войне, но это неверно: сам же Штаден затем сообщает об обмене С. До- войны на князя В. Темкина, который действительно имел место в 1567 г. Возвратился на родину и Ян Глебович, паче чаяния ставший помощником Ивана IV в его попытках склонить на свою сторону литовских магнатов228. После переговоров 1566 г. полоцкая шляхта была частично обменена на русских пленников, а частично отдана за выкуп. Арсений Шишка также сохранил жизнь — он был отправлен вместе с видным полоцким шляхтичем Лукой Корсаком в Спасо-Каменный монастырь на Кубенское озеро229. Бесспорно, часть полочан была возвращена царем на родные земли, хотя едва ли они испытывали по отношению к государю московскому теплые чувства. Кое-кто записался в московскую службу и вошел в состав городовых гарнизонов на восточных рубежах Московского государства230. Вообще говоря, депортация населения с целью закрепить и обезопасить от смут только что завоеванную территорию была излюбленным приемом московских государей231. Но тысячам полочан эта мера сломала жизни, лишила собственного жилища, отдалила от родных мест... Вот в чем заключалась большая трагедия древнего русского города.

В Полоцке был оставлен русский гарнизон во главе с князьями П.И. Шуйским, П.С. Серебряным и B.C. Серебряным с наказом отстроить старые укрепления и возвести новые. 27 февраля царь с основными силами армий «из Полотцка пошел к Москве»232. Очевидно, отбыл в столицу вместе с монархом и князь Иван Шуйский, разлучившись с отцом. Петру Ивановичу оставалось жить меньше года...

Напоследок сын мог наблюдать за отцом, уверенно игравшим роль опытного военного руководителя при осаде города и участвовавшим в организации переговоров с полочанами233. Государь оказал ему почесть: первым в сдавшийся Полоцк въехал именно Петр Иванович «с товарыщи». «Дело чести» семейства Шуйских разрешилось наилучшим образом: город, который не поддавался полководцам из более ранних поколений, открыл ворота перед князем Петром... Для людей Московского царства это была важная и многозначительная тонкость: отряд, вступающий во вражескую твердыню, возглавлял второй воевода Большого полка, а не первый (И.Д. Вельский). А потом Иван IV поставил его во главе русского гарнизона захваченной крепости и назначил полоцким наместником. Очевидно, царь высоко оценил тактическую работу П.И. Шуйского во время осады Полоцка. Сын не только мог учиться военному искусству отца. Он еще и получил основание гордиться родителем. Петр Иванович был вождем полков и по крови, и по воинскому умению. Сила древних воителей-Рюриковичей сохранялась в нем и перешла к сыну.

Завершился очередной акт жестокой военной борьбы за Полоцкую землю между двумя могущественнейшими державами Восточной Европы. Главной проигравшей стороной в этой схватке был город и его жители. Защитники Полоцка спалили посад, победители ограбили и угнали население. Так богатая, цветущая область со славной и древней столицей попала как бы между молотом и наковальней и начала принимать на себя многочисленные удары обеих сторон. Полоцкая земля была тем полем на доске многовековой партии борьбы Москвы и Литвы, которое неоднократно переходило из рук в руки и являлось желанной целью обоих противников. В результате Ливонская война стала началом заката древнего богатого Полоцка. Под гром московских, польских и литовских пушек город шел к упадку.

Взятие Полоцка стало крупнейшим событием Ливонской войны и вызвало столь сильный международный резонанс, как никакое иное столкновение в тяжком четвертьвековом противоборстве. В Вильно, Праге, Нюрнберге, Любеке, Аугсбурге и других городах Германии вышло не менее десятка информационных и пропагандистских летучих листков, посвященных полоцкой эпопее. В Империи с вниманием и тревогой следили за успехами Ивана IV на западных рубежах Московского государства. Противники влияния Москвы в этом регионе сравнивали в своих изданиях царя с «бичом Божьим» и пугали читателей легендой о серебряном гробе, якобы заранее заготовленном Иваном IV для польского короля. Напротив, сторонники добрых отношений с Москвой убеждали войти в союз с могучим государем, который сумел привести под Полоцк огромное войско. Датский король Фредерик II официально поздравил Ивана IV со взятием Полоцка234.

Польша и Литва были до крайности обеспокоены военной катастрофой под Полоцком. Сейм в Петркове был прекращен известиями о грозе на восточной границе. Си- гизмунд Август немедля сообщил Н. Радзивиллу о своем намерении со всей возможной поспешностью прибыть в Великое княжество Литовское для организации обороны. Король запретил гетману искать боя с московскими отрядами, повелев оттянуть силы для защиты Вильно. Одерборн писал, что в то время «...польский король был сражен страшной скорбью...»235.

Падение Полоцка можно оценивать и как фактор, немало приблизивший Люблинскую унию 1569 г. Из-под Полоцка несколько тысяч татар было отправлено царем для операций на Виленской дороге. В «летучих листках» их численность страшно преувеличена — по Литве бродило татарское полчище, численность которого в несколько раз превосходила все татарские отряды грозненской армии вместе взятые...236

Не имея сил противостоять натиску русской армии, литовцы послали своего представителя Павла Бережковского в московский лагерь под Полоцком для переговоров. Он явился уже к 21 февраля. И царь согласился заключить перемирие, «.. .войну уняти велел и от Полотцка в дальние места поход отложил»237. Но — до поры до времени.

Середина — конец 1560-х гг. были временем ожесточенного противоборства на Белорусском театре военных действий, чрезвычайно тяжелого и для Московского государства, и для Литвы. Сознавая непрочность перемирия, Сигизмунд Август вынужден был пойти на уступки литовско-белорусской православной шляхте, уравняв ее жалованной грамотой от 7 июня 1563 г. в правах со шляхтой католической. Это произошло непосредственно под впечатлением от падения Полоцка... И этого никогда бы не случилось, если бы польский монарх не понимал, что у него нет иного средства сплотить все наличные силы для «предстоящей войны» против Ивана IV238. Объединение военных сил подталкивало к политическому объединению.

Известный российский историк Р.Г. Скрынников отмечает: «Овладение Полоцком было моментом высшего успеха России в Ливонской войне, а затем начался спад, ознаменовавшийся военными неудачами и бесплодными переговорами»239. В середине 1570-х гг. московским войскам вновь удастся одержать в Ливонии ряд внушительных побед — они напрямую связаны с именем князя И.П. Шуйского. Но достигнуть столь же блестящего успеха, как под Полоцком, тогда не получилось. Без малого столетию суждено было пройти после «полоцкого взятия», прежде чем русскому оружию дались столь же значительные достижения в наступательных операциях. Полоцк стал предельным рубежом для расширения русских границ, — почти непрерывного со времен Ивана III.