Память Крови - Валерий Горбань

Первыми сломали лед парни из группы борьбы с наркоманией, затем потянулись опера из шестого отдела. Вихрь стремительной и бесконечно разнообразной оперативной работы захватил Игоря. Неповторимая обстановка «мозговых штурмов», когда ситуация вынуждала создавать сложнейшие комбинации в считанные часы, а то и минуты, потрясающий азарт задержаний беспредельно наглых групп вымогателей, приблатненных квартирников и болезненно-лживых наркоманов — все это отнимало последние остатки личной жизни и затягивало, как бездонный водоворот.

Результат был предопределен. В один прекрасный день, а точнее, в третьем часу ночи, в перерыве между допросом только что взятого с поличным специалиста по квартирным кражам и очередной партией в нарды, Гопа спросил:

— Ты рапорт когда будешь писать?

— Какой рапорт?

— На перевод к нам.

— Так меня и взяли, к вам по приказу меньше чем с трехлетним стажем оперативной работы не берут.

— Ты как маленький. Приказы пишут одни люди для того, чтобы другие могли их нарушать, когда очень нужно.

Виктор согласно покивал головой из-за компьютера:

— Мы уже с Шефом разговаривали, он не против. Нам дают должность аналитика. Попишешь бумажки, а там, глядишь, и делом займешься.

Перевод состоялся, и коварный Жорка, до смерти не любивший писанину, активно пожинал плоды своего благодеяния.

В тесном кабинетике, который Гопа делил еще с двумя операми, устало откинувшись на спинку стула, сидела молодая женщина. При появлении сыщиков, она подалась им навстречу, и такой тревогой, таким ужасом плеснули ее глаза, что Игорю стало не по себе.

Жорка приобнял ее за плечи и непривычно мягко сказал:

— Наташ, ты не спеши переживать, бывает, еще страшнее все кажется, а потом пустяками заканчивается. Ребята уже работают, но нужно, чтобы все было официально. Ты соберись и еще раз подробно расскажи. Игорь все оформит, и пойдешь отдохнешь.

— Какой отдых. Я, наверное, с ума сойду. Как он позвонил, меня трясет и трясет…

— Ну ладно, ладно. Давай, садись и все по-порядочку.

— Вот, прямо под последней строчкой пишите: «С моих слов записано верно, мною прочитано», и подписи — здесь, здесь и здесь.

Игорь взял листы объяснения и еще раз пробежал глазами. Недлинная получилась история, но, в самом деле, странная, мягко говоря.

24 апреля

— Наташ! Я поеду, потаксую немного.

— А обедать?

— Да я недолго, сейчас рейсовый с трассы подойдет, может, кого с вещами в поселок отброшу.

— Ты хоть оденься, не май месяц. Куда в одном трико?

— Я куртку накину, в машине тепло, солнышко через стекло шпарит, аж глазам больно.

Муж Наташи, работяга, отец двоих детей, по характеру человек семейный и любитель уюта, в свободное время иногда подтаксовывал на своих Жигулях — «единичке». Поселочек небольшой, двадцать пять тысяч населения. Больших денег не заработаешь, но детишкам на молочишко набегало, да и на бензин-запчасти не от получки отрывалось.

— Только недолго. Через полчаса все готово будет.

Но прошло и полчаса, и час, кастрюли с плиты уже перекочевали в подушки, а хозяин дома так и не появлялся. Наталья слегка поворчала про себя, но потом решила, что подвернулся выгодный клиент, и Володя катает его, перехватив где-нибудь всухомятку.

Наступил вечер.

Может, повез кого в соседний поселок? В радиусе двадцати-тридцати километров от райцентра разбросано много старательских баз, времянок на золотых полигонах. Дороги там поразбитые, глухие. Случись что — и позвонить неоткуда, а другие машины проезжают одна-две за день.

Выглянула в окно: на смену дневной оттепели пришел крепкий морозец. Столбы дыма над частным сектором выстроились по строгим вертикалям. Появившиеся, было, в затишках лужицы на глазах одевались в блескучий ледок. В это время перепады температур бывают в двадцать-тридцать градусов, и морозы по ночам еще нешуточные.

— Говорила же, оденься! Эти мужики — хуже детей.

В девять позвонила Саньке, самому близкому Володиному дружку:

— Ты моего не видел?

— Нет.

Бросила трубку! Найди его! Здесь вырос, не только в поселке, на каждом полигоне, в каждой артели друзья, знакомые.

Навязчивые мысли возвращали в прошлое: к той беде, что шрамом легла на душу и не давала ей покоя, приходя в тяжелых снах, заставляя просыпаться в холодном поту, с колотящимся сердцем.

Володя — человек безотказный: тому — с ремонтом машины помочь, тому — что-то из города привезти. Там — магарыч, тут — угощение. Не выпить — обиды начинаются. Так, потихоньку-полегоньку и запил, да все крепче и крепче. Сколько ей пришлось пережить, она одна знает. Но сумела отстоять мужа, уговорила его пролечиться. С тех пор, зная свой мягкий, уступчивый характер, Владимир старался избегать и случайных, и дружеских компаний.

Не дай Бог! Но мало ли у мужиков дела какие. Поднимешь шум из-за пустяка, обидится. Да и сама перед людьми будешь дура дурой.

И все же давила сердце, нарастала, захлестывала тревога.

В десять набрала больницу:

— Девчонки, у нас аварий сегодня не было?

— Нет.

«Мишке, бывшему однокласснику, позвонить? В милиции работает, может, что подскажет».

— Миш, ты только не смейся. Там у нас ничего не случилось? Мой куда-то еще в двенадцать уехал, раздетый, даже не пообедал, и нет до сих пор.

— Все нормально, вроде. Я час назад в райотдел заходил. Да если бы что случилось, тебе сразу бы позвонили. Вовку же каждая собака знает. Ты не волнуйся, куда он денется, твой тихоня.

— Миша, я не знаю, только мне плохо очень, Мишка, я боюсь…

— Эй, эй, ты что. Ну ты даешь! Да не реви ты! Так… Сейчас я Татьяну к тебе отправлю, сопли вытирать, а сам крутнусь по ребятам. Только если Вовка снова забухал, я ему по шее надаю, тогда не обижайся.

— Ты надавай, надавай, только живого его привези!

— Да ты что, чокнулась?.. Тань, возьми трубку!

Часа через полтора Мишка сообщил:

— Пацаны его видели: он трех мужиков возле автовокзала подсадил. Вроде, не поселковые. Может, старателей повез — те, если в кураж войдут, все выходные кататься будут и бабками швыряться. Так что готовь большой чулок: Вовка полный багажник деньжат привезет.

Наташа вслушивалась в бодрый Мишкин голос, но страшное ощущение беды не отступало. Хотелось закричать, кинуться на улицу, искать самой.

Взгляд упал на малышей, притихшими воробышками прижавшихся друг к другу на диване.

— Где же ваш папка?

— Господи, ну точно с ума сошла. Детей перепугала, — Татьяна укоризненно посмотрела на подругу.

Да только ей ли, жене и матери, самой не знать потрясающую силу женской интуиции. А потому, махнув рукой, она отправилась укладывать ребятишек в соседней комнате, обещая им рассказать «смешную страшилку», если они лягут на правый бочок, не будут баловаться и беспокоить маму.

25 апреля

В два часа ночи зазвонил телефон. Испереживавшаяся женщина кинулась к трубке.

— Магадану ответьте.

— Алло, алло!

Какой-то странный, сломленный голос Владимира был почти неузнаваем.

— Наташа, это я.

— Ты где? Что ты делаешь в Магадане? Я…

— Наташа, послушай, я не могу долго говорить. Выслушай меня и сделай все, как скажу. Я попал в аварию, разбил чужую машину. У меня могут быть большие неприятности. Нужно рассчитаться с людьми. Завтра, прямо с утра, сними деньги с книжки, возьми у мамы, займи, но с утра пошли телеграфом десять тысяч в Магадан, главпочтамт, до востребования Дегтярю Дмитрию Степановичу.

— Как ты там оказался?

— Я пассажиров повез…

— А с тобой-то что, почему деньги не на тебя высылать? Ты в больнице, ты разбился?

— У меня все нормально. Я чужую машину разбил. А у меня все нормально. И машина моя целая. Ты только сделай, как я сказал. Как только здесь получат деньги, я сразу уеду домой. Ты записала: Дегтярю Дмитрию Степановичу. Я все потом расскажу.

И короткие гудки в трубке.

Наташа обессиленно опустилась на стул: «Десять тысяч!». Володя неплохо зарабатывал, его разумная бережливость, умелые хозяйские руки позволяли в последние годы без особого напряжения экономить и откладывать сто-двести рублей в месяц. Уезжать на «материк» они не собирались, но давно мечтали о собственной благоустроенной квартире вместо старенького частного домика, оставшегося им от Наташиных родителей. — «На книжке сейчас тысячи четыре с небольшим. Где же взять остальные? И как же мечта? Да черт с ней, с квартирой. Здесь что-то не то. Володя неправду говорил. Голос у него был чужой. И слова все чужие. Как будто диктовал кто».

— Что случилось? — до сознания не сразу дошел голос подруги, которая, видя состояние хозяйки, осталась ночевать.