Ненависть и ничего, кроме любви - Любовь Романова

-Миша, ты вроде в адеквате, - обращаюсь я к единственному не принимающему участие в нашем споре из их стройки, - забирай их и уводи.

-И правда, ребят, - наконец, подоспевает помощь от одногруппников, - не хотите нам компанию составить – идите куда шли. Ваши разборки – Ваше дело.

-Вот именно, - возмущается Наташа – та самая, с кем я познакомилась в первый день, - идите, не портите настроение.

-Если Ирка захочет – потом поговорите, - добавляет староста.

-Вот видите, ребята, мы все одного мнения, - не скрою, самодовольно заявляю я.

Радецкий, наверное, во мне дыру прожечь хочет, Мартынов испепеляет взглядом Ирку.

-Пошли, Казановы неудачники, - впервые говорит Миша, но почему-то разворачивается и уходит в одиночестве. Помог называется.

И о чудо, Радецкий уходит и тянет за собой своего белобрысого друга. Ну, Ирку мы отстояли, к счастью. Правда, что нас дальше ждет? Но об этом я решила не думать, да к тому же зачем-то ляпнула им вслед:

-Идите-идите. Вы из тех людей, с которыми приятно прощаться.

-Верка, спасибо тебе огромное, - шепчет мне на ухо Ирка.

-Ерунда.

-Так, друзья, это надо запить! – бодро вещает староста и под дружное одобрение мы поднимаем очередной тост.

Как ни странно, но после произошедшего веселье набирает обороты даже быстрее. Мы пьем за встречу не менее восьми раз, за знакомство, естественно, за все хорошее, за удачу и за любовь, и с каждым разом интервал между тостами сокращается, а всеобщее веселье нарастает.

-Девчонки, я на минутку, - вырываюсь из атмосферы безудержного веселья и иду к туалету. От смеха уже сводит скулы, нужно передохнуть, да и количество выпитого алкоголя, пусть и легкого, дает о себе знать не только навязчивым головокружением, но и желанием посетить уборную.

В туалете я привожу в порядок свое раскрасневшееся лицо, чуть освежаю макияж, убеждаюсь, что я все еще не выгляжу как толстая свинка и выхожу из комнаты. Но едва открываю дверь, как массивная фигура в черном вталкивает меня обратно, и мало этого – закрывает дверь на защелку. Цепенею на мгновение, но тот, кто втолкнул меня сюда разворачивается и наступает легкое облегчение, сменяющееся поднимающейся волной жгучего страха.

-Радецкий? Тебе чего? – он медленно приближается ко мне, как ангел тьмы – в черной облегающий спортивную фигуру водолазке и таких же черных джинсах. А зрачки похожи на бездонные колодцы.

-Ты совсем с катушек слетела? – он говорит вкрадчиво, слова проникают в самый мозг, минуя пелену алкоголя. Мне кажется, что он едва сдерживается, чтобы не убить меня, - я предупреждал тебя?

-А ты думал, я буду как в школе – терпеть Ваши издевательства? – ощетиниваюсь я, -я не та маленькая забитая девочка, над которой ты столько лет измывался! И Иру Вам на растерзание не дам!

-Да совсем не та, - соглашается он, подходя еще ближе и словно пропуская мимо ушей мои слова про Ирку. Я упорно стою на месте, хотя и не уверена, что ноги способны выдержать такое напряжение, - та была просто маленькой занозой в голове, от которой я никак не мог отделаться. А ты, - он вдруг сильно тычет в меня пальцем, - мелкая сучка, которую мне хочется придушить, едва открывваешь свой рот!

Я даже дар речи теряю, стою как рыба – ртом хлопаю, а как говорить начать не знаю, и только пару секунд спустя вновь обретаю способность излагать мысли.

-Ладно, - произношу устало, отталкивая его от себя. Опираюсь руками на раковину, лишь бы не грохнуться прямо перед этим самодовольным ублюдком, -что ты хочешь? - он молчит, лишь сверлит взглядом, - если ты столько лет не даешь мне покоя, значит чего-то хочешь. Чего?

-Хочешь договориться?

-Почему бы нет? – пожимаю плечами.

Марк быстро сократил разделявшее нас расстояние и навис надо мной, заставляя чуть отклониться назад, чтобы не упереться в него лбом.

-Я не буду с тобой договариваться, - не говорит – рычит, - потому что смысл всей этой многолетней вражды именно в том, чтобы видеть на твоем лице именно это выражение беспомощности! Мне ничего не нужно, просто доставляет удовольствие травить тебя!

-Придурок! – констатирую я.

-Это так, - он вдруг протягивает руку, хватает меня за затылок и обрушивается на мои губы. От неожиданности открываю рот, и этого мгновения ему хватает, чтобы проскользнуть ко мне языком. Хочу отвернуться, но рука на затылке крепко удерживает голову, не оставляя шансов на побег. Пытаюсь пнуть его, но он, будто читая мои мысли, перехватывает ногу, ловко протискивает свое колено и не дает возможности воспользоваться этим приемом снова. Я чувствую его язык у себя во рту, привкус ментола и алкоголя. Меня начинает трясти от безысходности, накатывает волна паники и чего-то еще.

Он отстраняется, и я замахиваюсь, чтобы влепить пощечину, но вновь моя попытка проваливается, а его рот тем временем спускается к шее, до боли прикусывает кожу, когда я дергаюсь в очередной попытке вырваться. Его рука проскальзывает по ноге, под юбку, где очерчивает кружевной край чулков. Мне это неприятно, я чувствую лишь подступающие к горлу слезы безысходности и накатывающие волны паники и в панике предпринимаю свою последнюю попытку вырваться – со всей силы сжимаю зубы на его губе и тут же чувствую металлический привкус его крови.