Запоздалое счастье - Шэрилин Лэнг

Написать ему письмо? Позвонить? Предложить встретиться и поужинать вместе?..

Ни один из вариантов не подходил. Ни один не мог соответствовать ее теперешнему подлинному состоянию. Она потеряла покой. И больше не хотела ждать. Она желала видеть его.

Поезд подошел к перрону, Элизабет собрала поклажу. Это просто глупо, укоряла она себя. Зачем такое нетерпение? Абсолютно ни к чему! Надо ехать домой, принять ванну и все спокойно обдумать. Кроме того, ничего сделать сейчас и нельзя, он, вероятно, занят или уехал. В любом случае Филипп решит, что она сошла с ума, если увидит ее на пороге своей квартиры.

Но она ничего не могла с собой поделать. Нетерпение не покидало ее, и когда она подходила к стоянке такси. Более того, с каждым шагом оно все увеличивалось. Что-то вынуждало ее думать о Филиппе, а сами ноги, казалось, несли ее. Сопротивляться было невозможно, а при мысли о том, что надо ехать прямо домой, Элизабет охватывало беспросветное отчаяние.

Все-таки она не оставляла попыток подавить желание вновь увидеть Фила, даже когда рядом с ней остановилось такси.

— Куда едем, мисс? — спросил водитель.

Она колебалась только мгновение. Собиралась сказать свой адрес, а назвала улицу Филиппа.

Пусть кто хочет называет ее сумасшедшей, но она поедет к нему прямо сейчас…

Глава 9

В окнах огромной квартиры, где жил Филипп, ярко горел свет. Во всяком случае, он дома. Захочет ли ее видеть? Неважно. Если он не один, тогда не исключено, что обозлится.

Элизабет все равно не собиралась ничего менять. Она заплатила таксисту и твердо направилась к двери. Войдя в подъезд, где за конторкой сидел швейцар, кивнула ему.

— Мне в квартиру № 11. Я знакомая мистера Клэнси, — сказала Элизабет и, не дожидаясь ответа, направилась прямо к лифту.

Как странно снова оказаться здесь, подумала она, столько времени прошло. Стоя в лифте, бесшумно несшем ее вверх, она вспомнила, как решила однажды, что ноги ее здесь больше не будет. Только тогда, шесть долгих лет назад, лифт нес ее вниз. Выскочив из квартиры Филиппа после разрыва с ним, Элизабет поклялась, что не вернется сюда никогда. Как все в жизни меняется…

Его дверь была на площадке слева. Подходя к ней, Элизабет вновь ощутила сильное волнение. Она напрягла плечи, чтобы хоть немного унять внутреннюю дрожь, глубоко вздохнула, протянула руку и нажала кнопку звонка. Дверь открылась почти сразу, в проеме стоял Филипп. Сердце ее замерло, она почувствовала себя беспомощной и покорной судьбе.

Филипп улыбнулся.

— Ага, вот и молодая леди, о которой предупредил меня швейцар. Что ж, прошу! — Он отступил в сторону, быстро глянул на нее. Дорожная сумка, джинсы, осенняя куртка — да она прямо с поезда. — Должен признать, это очень неожиданный, но приятный сюрприз.

На нем были светло-серые домашние брюки, простая белая рубашка с расстегнутым воротом. И хотя он радушно улыбался, Элизабет почудилась настороженность, мелькнувшая в его глазах.

Элизабет остановилась на пороге.

— Надеюсь, не помешала? — пробормотала она. — Я только что из своей деревни.

— Это видно, — кивнул он, бросив на нее еще один быстрый взгляд, и вновь сделал приглашающий жест. — Нет, не помешала… Я как раз смотрю новости по ящику.

Элизабет вошла в холл. Ее сердце сжалось, кругом все было до боли знакомо. То же зеркало в изящной раме над позолоченным столиком, вешалка, плетеная корзина для зонтиков…

Она шагнула в гостиную, и ей показалось, что она вернулась домой. Здесь ничего не изменилось, хотя одна из кушеток была заново перетянута. Это даже немного расстроило ее, как ни странно. Элизабет огляделась: лампы с шелковыми абажурами, ухоженная дорогая мебель, натертый паркет и бронзовый всадник, ее любимец на углу подсервантника.

— Узнала?

— О да, — прошептала она, пытаясь изо всех сил не терять самообладания. Ее тревожило выражение его глаз — в них сквозила какая-то неопределенность, зыбкость. — Я ужасно рада, что ничего не изменилось…

— Я тоже рад. — Он протянул руку и потрогал ее волосы. — Ты мне нравишься такой. Новая, успокоившаяся Элизабет. Или, пожалуй, можно сказать, та самая Лизи, которую я знал раньше.

— Филипп? — Его пальцы излучали тепло. У Элизабет побежали мурашки. Может быть, действительно она поспешила? Может быть, лучше уйти? — Филипп, я пришла только поблагодарить тебя, и все. Спасибо за то, что вчера ты открыл мне глаза на самое себя. Я бесконечно благодарна тебе. Я начала уже сходить с ума, думать об одном и том же. Мой страх походить на мать превратился в мучительное наваждение…

— Я понимаю. Надеюсь, ты сумела себя преодолеть до конца.

Элизабет кивнула.

— О да! Все действительно осталось позади. — Она сама уже в этом не сомневалась и теперь, когда наваждение исчезло, чувствовала себя умиротворенно и вольно. Элизабет откашлялась. — Я хотела бы еще сказать тебе…

— Любопытно, что же? — Его руки по-прежнему перебирали волосы Элизабет. Он ласково приподнял одну прядь, и она покорно обвила его пальцы.

— Я должна извиниться.

— Извиниться?

— За то, что наговорила в тот вечер, когда мы были в гостях у Хорхе Чека. Я сказала много всего отвратительного, но все это неправда.

Мгновение Филипп молчал, потом вдруг улыбнулся.

— Я ждал, что ты придешь ко мне, надеялся, что скажешь именно так. — Он нежно провел тыльной стороной ладони по ее щеке, и отчужденность в его глазах исчезла.

— Я несла такой вздор! — Элизабет чувствовала искреннее раскаяние.

Глядя прямо ему в глаза, Элизабет шагнула ближе, сердце билось в ее груди как птица в клетке. Она положила руки ему на плечи и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала его в губы.

— Ты каждый раз был великолепен со мной, и каждый раз мне было до безумия хорошо…

— Сумасшедшая, — тихо обронил он, обхватив руками ее талию, привлек к себе. — Я рад такому признанию. Я всегда хотел, чтобы тебе было хорошо так же, как мне…

Элизабет подняла на него глаза, внезапно осознав природу гложущего нетерпения, которое привело ее в квартиру Филиппа. В этом сосредоточилось не только желание извиниться и поблагодарить, а нечто более сильное, но простое: жажда близости.

Ее рука невольно потянулась к его шелковистым волосам, знакомому хохолку на затылке.

Вчера Филипп признался, что любит ее, и она постоянно теперь думала только об этом. Хуже всего, если он сказал так, чтобы лишь утешить или, вспомнив о былой их привязанности друг к другу, просто подсластить пилюлю.

— Скажи, что прощаешь меня. Филипп в ответ поцеловал ее.

— Прощаю. — Его объятие стало более тесным. — Но сейчас мне хочется снова сделать тебя счастливой.