Запоздалое счастье - Шэрилин Лэнг

— Значит, ты просто сел за руль и позволил себе явиться сюда без приглашения? Разве не мог дождаться понедельника, чтобы извиниться, если уж на то пошло?

— Ты же знаешь, я терпеть не могу ждать или откладывать в долгий ящик.

— И тем не менее ждал, прячась за кустами?..

Филипп лишь улыбнулся.

— Прятался?.. Я приехал спустя буквально пару минут, как вы вышли из дома. Когда направились в деревню, я чуть было не подошел.

— Почему же не подошел? — сердито допытывалась Элизабет.

— Видишь ли, говорю вполне серьезно, я с трудом узнал тебя. Ты совсем другая. И дело не в одежде, а во всем остальном. На долю секунды я даже решил, что попал не туда. Но потом услышал, как один из двойняшек назвал тебя «тетя Элизабет». — Филипп шутливо поднял брови кверху. — По правде говоря, ушам не поверил. Тетя Элизабет! — Он посмотрел ей в глаза. — Надо запомнить.

— Не понимаю, что ты хочешь этим сказать.

Элизабет немедленно ощутила опасность и поспешно отвернулась, почувствовав смущение. Взгляд его был слишком глубоким и пронизывающим. Ей показалось, что ее видят насквозь, и все ее мысли уже прочитаны.

— Ну, я им не тетя, разумеется. Мы не родственники… — Ее бессвязные слова, попытки отгородиться от его всепроникающих глаз. — Даже непонятно, почему… просто они всегда меня зовут тетей Элиз.

— О нет, я знаю причину.

— Что за причина? К чему ты клонишь?

— Ну, очевидно, дети воспринимают тебя настоящей родственницей, а ты наверняка и рада, ведь так?

— Я не против, когда они называют меня тетей. Рада — не рада тут просто ни при чем.

— Да ты в восторге от этого! — Внезапно, к ее удивлению, он потянулся к ней и взял за руку. — Почему ты обманываешь меня? К чему весь этот вздор, что ты не любишь детей… Так ведь не шутят…

Филипп произнес последнюю фразу по-особому проникновенно, будто не упрекал, а жалел ее. Она хотела отдернуть руку, но он держал крепко, отвернулась, чтобы не встречаться с ним глазами, а он, взяв ее за подбородок, повернул лицом к себе.

— По-моему, дорогая, ты не только привязалась к малышам — просто обожаешь их. Все остальное — игра в железную леди. Ты ведь не такая. Совсем не такая! — Он встряхнул Элизабет за плечи. — Зачем ты строишь из себя бессердечное чудовище, которому не нужны ни мужчины, ни семья, ни дети… Лжешь всему миру и, возможно, даже себе самой. Природа одарила тебя такими же женскими инстинктами, как любое существо женского пола!

— Ты ничего не понимаешь! — Наконец слова вернулись к Элизабет, она почти истерически их выкрикивала. — Ты не знаешь меня!..

Филипп опять властно повернул ее к себе. Его глаза были полны сочувствия, он видел, как ей тяжело.

— Я не подхожу для этого! Это не мое!.. Я точно такая, как моя мать…

И она безудержно разрыдалась.

Филипп нахмурился, резко вскочил, довольно грубо заставил встать и Элизабет, в слезах уткнувшуюся в диванные подушки.

— В жизни не слышал более кошмарного бреда! Иди сюда, я хочу кое-что тебе показать.

Элизабет не успела возразить, он тащил ее за собой, через всю комнату, туда, где над камином висело зеркало в золоченой раме, и остановился прямо перед ним.

— Взгляни! — приказал он. — Скажи, что ты там видишь?

— Мое отражение. Но, может быть, и Хелен… Мы двойники.

— Смотри внимательней! — Филипп подтолкнул ее к зеркалу, так что Элизабет почти прижалась к стеклу. — Те же волосы, тот же овал лица, тот же рот. Признаю, все так… Но глянь в глаза! Разве такие у твоей матери? Да посмотри, разве они похожи?

Элизабет душили рыдания. Она была сбита с толку, потрясена. Ее глаза, светло-карие, мягкие и лучистые, действительно не походили на материнские, даже не напоминали их.

— Ну и что? — Филипп ждал ответа, снова развернул ее к себе лицом, осторожно снял пальцами слезу с ресниц. — Нет, у тебя вовсе не глаза твоей матери! И в зеркале не Хелен, а Лизи, только Лизи! Как ты могла уверовать в такой чудовищный абсурд? Неужели именно этого ты и боялась всю жизнь?..

Элизабет в слезах кивнула. Филипп бережно обнял ее, прижал к себе, погладил волосы, утешая, как ребенка.

— Может быть, внешне ты и похожа на мать, — прошептал он, — но внутри ты — Лизи! А Лизи — очень славный человечек. Прислушайся к словам того, кто любит тебя, — тихо вымолвил он. — Того, кто любил тебя с момента, когда впервые увидел.

Сердце Элизабет ухнуло. Не ослышалась ли? Или это ее разыгравшаяся фантазия, слуховые галлюцинации?..

Он угадал, о чем она думает.

— Я могу повторить, вернее повторять и повторять, что сказал. — Филипп тихо рассмеялся и покачал головой. — К тому же пора тебе наконец догадаться — однажды ты станешь замечательной женой и матерью! — Слова прозвучали как благословение. Она знала, он искренен. Она всегда знала, когда Филипп бывает такой. Он наклонился и коснулся ее губ легким, быстрым поцелуем.

— Ты должна гордиться собой. Прочь идиотские комплексы!.. Ты красива, умна, дела твои идут отлично… а твое сердце огромно, как готический храм, только ты почему-то навесила на него ржавый замок. Так сними его и… живи! Полной жизнью, на всю катушку, иначе потом себе этого никогда не простишь.

Элизабет уткнулась ему в грудь, хотела что-то сказать, но в комнату влетели мальчишки. Они звали посмотреть мост, который построили, тянули их с Филиппом за руки…

Филипп задержался еще на полчаса, вволю позабавившись с близнецами и не упуская из виду Элизабет. Наконец решительно засобирался.

— Мне пора. Я должен быть в Лондоне к восьми.

Элизабет не пыталась остановить его, хотя ей не хотелось расставаться. Попрощались у порога.

— Ну, до скорого, — как-то довольно небрежно, косо кивнул он, хотя через мгновение обернулся. — Что касается проекта отеля, дай знать, помогу, если будут проблемы.

Затем он забрался в свой лимузин и, взревев мотором, скрылся в пелене наконец-то начавшегося дождя. Элизабет долго еще стояла на ступеньках, не обращая внимания, что вымокла. Она просто и не заметила…

Элизабет возвращалась на поезде в Лондон с ощущением какой-то незавершенности. Был вечер воскресенья, и она только что попрощалась с отцом мальчишек Диком, вернувшимся раньше из командировки, шутливо сдала ему дежурство, доложив о проделанной работе. Оставшись одна, механически побросала вещи в дорожную сумку..

Элизабет все время не переставала думать о Филиппе. Этот человек перевернул ее мир, а она даже толком ничего ему не сказала, а могла бы так много… Про себя, мать, муки, которые с детства ее раздирали. Про клятвы и обеты, которыми себя закабалила, сознательно обеднив свою жизнь. А ведь счастливой не стала даже на крошку…