Дебрифинг президента. Допрос Саддама Хусейна - Джон Никсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Саддам никогда не хотел, чтобы кто-то думал, будто он сделал что-то по наущению шаха. Однако это не соответствовало историческим данным. Я думаю, Саддам не хотел выглядеть исполнителем воли шаха, выгнав Хомейни из Ирака. Даже когда он обсуждал переговоры по договору Шатт-эль-Араб, который был подписан почти за тридцать лет до наших встреч, Саддам настаивал на том, что в отношениях с шахом у него есть преимущество и что именно шах является податливой стороной в любых мирных шагах. По словам Саддама, он направил шаху письмо, в котором говорилось, что если Хомейни останется в Ираке и продолжит работать против шаха, то и иранцы, и иракцы будут считать, что правительство Саддама отказалось от своих слов. "Это одна из причин, почему правительство Хомейни так враждебно относилось к Ираку", - сказал Саддам. "Я думаю, что любой, кто придет к власти в Иране, не будет дружелюбно относиться к Ираку".
Саддам продолжал рассказывать о своих друзьях и соперниках внутри Ирака. Трудно было в это поверить, Саддам сказал нам, что ему нравятся курды. "Я не знаю, что в них такого, чем я так восхищаюсь. Может быть, дело в том, что они простые люди. Я люблю простых деревенских людей. Я лучше с ними лажу. Деревенские люди более непосредственны. Курды до 1961 года были простым народом. Любые ценные вещи в Багдаде можно было смело доверить курду. После 1961 года на севере начались старые военные действия, и правительство вынуждено реагировать. До этого они были правдивы... Но после Халабджи мы стали пользоваться дурной славой у курдов. Курды потеряли веру и доверие к нам". Странность этого заявления заключалась в том, что Саддам произнес его в скорбной манере, как будто не мог понять, почему курды так обиделись на него. Армия Саддама атаковала курдский город Халабджа с применением химического оружия в конце ирано-иракской войны. Тысячи людей погибли и еще многие тысячи были ранены, в основном мирные жители, что было официально классифицировано как геноцид против иракских курдов в отместку за их поддержку Ирана. После его падения мы узнали, что, по иронии судьбы, Саддам не отдавал приказ о применении химического оружия в Халабдже, а узнал об этом уже постфактум. По словам Саддама, нападение на Халабджу и применение там химического оружия было делом рук генерала Низара аль-Хазраджи, бывшего начальника штаба иракской армии. Когда Саддам узнал о нападении, он был в ярости. Не потому, что нападение на невинных гражданских лиц было нарушением прав человека, а потому, что атака произошла в районе Ирака, симпатизирующем иранцам. Саддам небезосновательно опасался, что иранцы разнесут новость о применении химического оружия, чтобы сфокусировать международное возмущение на Багдаде.
Проявления любви Саддама к курдскому народу не распространялись на его руководство. Он считал и Масуда Барзани, ныне президента Иракского Курдистана , и Джалала Талабани, занимавшего пост президента Ирака с 2005 по июль 2014 года, лжецами и не заслуживающими доверия политиками, которые отравили сознание своего народа против Саддама. "Очень трудно доверять словам Джалала Талабани. Он знает [мое мнение по этому поводу], потому что я сказал ему об этом с глазу на глаз: "Ночью ты занимаешь одну позицию, а утром - другую"".
Тюрбаны в политике
----------
Саддам не очень-то жаловал религию в политике - особенно когда она не соответствовала его потребностям. Особенно он опасался ваххабизма - строгой формы исламского фундаментализма, уходящей корнями в Саудовскую Аравию. Саддам считал, что суннитский фундаментализм представляет большую угрозу для его режима, чем шииты, составляющие большинство населения Ирака, или даже иранцы. Саддам, как и многие другие лидеры региона, пришел к власти в то время, когда арабский национализм был на подъеме. Но теперь он шел на убыль, вытесняемый исламским фундаментализмом в качестве движущей силы региона. Саддам считал, что это не принесет ничего, кроме проблем. "Все эти годы, начиная с 1977 года, я убежден - и я писал об этом, - что любая попытка привнести религию в правительство и политику приведет к оскорблению религии и повредит политике, и партия [Баас] шла вперед, руководствуясь этим принципом".
Саддам считал, что ваххабизм будет распространяться быстрее, чем кто-либо мог предположить, потому что он возбуждает людей, разочарованных неудачами арабских политических лидеров в течение предыдущих пятидесяти лет. Он говорил, что границы Ирака с Иорданией, Кувейтом, Турцией, Саудовской Аравией и Ираном делают его идеальной базой для фундаментализма. "Иракский народ жил этой жизнью в равновесии. Внесение каких-либо иностранных факторов приведет к нарушению равновесия. Поэтому, когда вы приносите в Ирак ваххабизм, Ирак может стать неуравновешенным".
Саддам использовал систему трофеев, раздавая автомобили и деньги племенным шейхам, чтобы сохранить лояльность суннитских племен. Угроза для ваххабитов заключалась в том, что они исходили из его собственной суннитской базы поддержки. Их было бы трудно искоренить, не вызвав отторжения у иракских племен, к тому же они могли рассчитывать на постоянную финансовую поддержку из Саудовской Аравии. Если бы ваххабиты могли свободно распространять свою идеологию, то его база власти разлагалась бы изнутри.
Ночью в своем трейлере я думал о том, что Саддам говорил о фундаментализме. Многие ночи я просто надевал наушники и слушал музыку, прежде чем заснуть. Но иногда что-то из сказанного Саддамом не давало мне уснуть - и это была одна из таких ночей. За все годы, проведенные за анализом Саддама, я ни на секунду не задумался о том, что он боится ваххабитов или салафитов - мусульман-суннитов, которые строго придерживаются учения Мухаммеда, изложенного в Коране и хадисах - сборнике высказываний Мухаммеда, записанных одним из его сподвижников.
Конечно, были и моменты повышенной напряженности в отношениях с фундаменталистами, в частности, в 1996 году, когда Саддам казнил одного из лидеров Дулайма, одного из крупнейших суннитских племен Ирака, по обвинению в государственной измене. Но я, как и другие аналитики, рассматривал это как демонстрацию силы Саддама и его племенной сети. Мы не обнаружили в этой казни никакого религиозного подтекста. Мы знали о растущем фундаменталистском движении
