Пропавшие девушки - Джессика Кьярелла

— Материалы по делу вам больше не нужны? — останавливает он меня, когда я отворачиваюсь, чтобы уйти.

— Разве мне не нужно для этого действовать через официальные каналы?

— Ну, я мог бы слегка нарушить правила, — говорит он, и его дружелюбие столь же выразительно, как бумаги на столе. — Если расскажете мне, для чего вам это на самом деле нужно.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, что если вы сейчас не достанете из сумочки студенческий билет Северо-западного университета, я продолжу думать, что вы там не учитесь.

Сглатываю, пытаясь держать себя в руках. Я плохо переношу невыгодное положение, необходимость раскрывать карты перед незнакомцем.

— Я пытаюсь понять, связано ли дело Сары Кетчум каким-то образом с другим преступлением, совершенным в том же районе.

— Каким именно? — спрашивает он. Судя по тону, он теряет терпение.

— С делом Мэгги Риз, — отвечаю я.

— Черт возьми! — Теперь, когда он все понял, его поза уже не такая напряженная. — Вы ее сестра.

— Я все думала, узнаете ли вы меня…

Пытаюсь вспомнить детали нашей с ним предыдущей встречи. Тогда у меня были длинные волосы, и я тряслась, пораженная горем, словно болезнью. На левой руке у меня было кольцо с бриллиантом, а с мужем еще не было никаких конфликтов. Ничего удивительного, что Олсен меня не узнал. Иногда я сама себя не узнаю.

— И вы ведете радиопередачу?

— Подкаст, — отвечаю я.

— Вы, кажется, сказали, что вы не журналистка, — говорит он, скривившись. Зубы вдруг кажутся острыми.

— Так и есть, — отвечаю я. — Я представитель жертв. Просто… вношу в подкаст свой вклад.

— И с чего вы взяли, что между этими делами есть что-то общее?

— Общее? Не знаю, есть или нет, — торопливо говорю я. — Но девушки были почти одного возраста. Похожи внешне. Отец Сары жил недалеко от дома, где мы с Мэгги выросли…

— Сару убили более чем через десять лет, — перебивает Олсен. — Вы знаете, сколько человек пропали или были убиты в Чикаго в промежутке между двумя этими случаями?

— Они были похожи внешне. Обе пропали в одно и то же время суток. — Загибаю пальцы, перечисляя факты. — Обеих увезли на машине. У Колина не было машины. Не было доступа к машине. Так кто перевез Сару из Роджерс-парка в ЛаБаг-Вудс?

— У Колина не было машины, — повторяет он. — Вы что, на «ты» с Колином Маккарти?

— Я знакома с его сестрой, — отвечаю я.

Он выдыхает и складывает ладони как для молитвы, на секунду прижимая кончики пальцев ко рту.

— Послушайте, я даже представить не могу, как тяжело для вас вот так потерять сестру, — начинает он, и ярость разгорается во мне с новой силой.

Злость на каждого копа, который высказывал моей семье свое мнение по поводу ситуации. Версия добровольного побега. Версия о беременности. Мысль о том, что Мэгги исчезла по собственному желанию или потому, что посмела заниматься сексом, посмела ездить в город без родителей. Как будто все полицейское управление Чикаго могло бы собрать вещи и отправиться домой, если бы молодые девушки просто научились хорошо себя вести и придерживаться правил.

Что ж, у меня для них есть новости. Я нарушила все возможные правила, но почему-то я еще здесь.

— Мне не нужна снисходительность, — огрызаюсь я. — Кто-нибудь хотя бы рассматривал какого-нибудь другого подозреваемого в деле об убийстве Сары? Вам хоть пришло в голову, что это мог совершить кто-то другой?

— Нет, — говорит он, встретившись со мной взглядом. Никакого притворства. Его прямота нервирует меня. — Послушайте меня, хорошо? — Его голос настолько тверд, что трудно противостоять его убежденности. — Это сделал он. Ту девушку убил Колин Маккарти. Нам даже не пришлось искать кого-то другого. Потому что иногда в подобных делах ты совершенно во всем уверен.

— Ну а я не так уверена, — возражаю я.

Он качает головой и, написав что-то на листке бумаги, протягивает его мне. Имя и номер телефона с чикагским кодом.

— Что это? — спрашиваю я.

— Имя парня, который работает в «Сан-Таймс», — отвечает Олсен. — Он освещал дело Кетчум. До смерти всем тогда надоел в управлении, но у него должна быть копия материалов по делу.

— Почему вы мне помогаете?

Удивительно, насколько просто все разрешилось. Я действительно получила то, за чем пришла.

— Думаю, вам нужно увидеть, что там, — отвечает он. — Зрелище неприглядное.

Олсен оказался прав. Репортер из «Сан-Таймс» с радостью согласился прислать мне электронную копию материалов по делу Сары Кетчум, когда я позвонила ему и рассказала о подкасте.

— Пацана просто прижали к стенке. — По телефону его голос гудит от возмущения. — По-моему, они тогда даже не пытались рассматривать других подозреваемых. То, что сейчас кто-то другой решил покопаться в этом деле — наверное, лучше и быть не может.

Распечатываю файл в офисе «ФедЭкс» на Кларк-стрит, нависая над выплевывающим страницы принтером, опасаясь, что кто-нибудь по ошибке заберет распечатку и увидит жуткие словесные описания тела Сары. Ничего не могу с собой поделать: мне хочется защитить ее, эту девушку, так похожую на Мэгги, прожившую всего на пару лет дольше, чем Мэгги. Не хочу, чтобы незнакомые люди видели список ее одежды, описание травм, улики, собранные с тела. Распечатав файл полностью, засовываю его в рюкзак и еду на велосипеде домой. Когда я представляю себе, что увижу на этих страницах, заранее прихожу в ужас.

Открыв дверь в квартиру, задеваю подсунутый под нее плотный конверт. При виде аккуратного почерка Эрика на записке внутри в горле встает ком кислоты.

«Марти!

Мой адвокат прислал эти бумаги. Это просто черновик. Пускай твой посмотрит. Я надеялся вручить их тебе лично, но получилось только так.

Непременно позвони, если возникнут вопросы. Береги себя.

Эрик».

На листе перед его подписью виднеется небольшая помарка, как будто он начал писать «С любовью», но передумал. В конверте наши бумаги о разводе. Не слишком подходящее время для проявления любви.

Было бы легко обидеться на формальный слог его записки, похожей на вежливое сообщение, адресованное коллеге. Но я достаточно хорошо знаю Эрика, чтобы понимать, что он, должно быть, мучился, придумывая эту записку, писал ее в коридоре за дверью моей квартиры среди выжженной арматуры и разлагающегося ковра. В этом проблема столь дружелюбного развода. От вежливости боль становится лишь сильнее.

Достаю телефон и отслеживаю его, наблюдаю за тем, как синяя точка, представляющая его мобильник, движется на юг по Милуоки-авеню. Интересно, чем он занят. Пытаюсь представить себе его лицо, его черты. Может быть, ему так же одиноко, как мне.