Принц и инспектор Вест - Джон Кризи

Затем раздался крик.

Дверь открылась, и испуганная женщина сказала:

— Что, что это такое?

— Полиция! — выпалил Уоррэл и показал карточку. — Что происходит там, наверху?

— Я, я слушаю… — Женщина облизнула губы. Они услышали снова крик; на этот раз — почти визг, крик ужаса. — Что это… Это похоже…

Уоррэл оттолкнул ее и помчался наверх. Он добежал до лестничной площадки, когда появилась Гвен Дэвис. В ее глазах застыла тревога. В комнате опять раздался крик.

— Можете вы вызвать врача? — с отчаянием в голосе проговорила она. — Моя подруга заболела…

Уоррэл повернулся и прокричал вниз:

— Позвоните по телефону Уайтхолл 12‑12 и попросите немедленно прислать врача. Уайтхолл 12‑12 — это Скотленд-Ярд.

Он кинулся мимо Гвен Дэвис в комнату.

Энн Пеглер лежала на скамье около окна. Ее лицо было искажено, сведенное судорогой тело выгнулось — и девушка опиралась только затылком и ногами. Широко открытые глаза с расширенными зрачками и застывшая на лице гримаса ужаснули Уоррэла. Он знал, что это такое и что надежды почти нет. Однако, надо было действовать! Он обернулся и спросил, есть ли в доме марганцовка, калиевая соль или таниновая кислота…

Не было ничего, что могло бы помочь, и когда Гвен Дэвис вернулась от соседки с марганцовкой, Энн Пеглер была мертва. Прибывший врач мог только констатировать смерть. Уоррэл немедленно известил Веста и Четуорса.

Роджер положил трубку. Внутри у него клокотало. Четуорс, сидевший за столом, молчал. Они оба слышали донесение. Роджер по основному телефону, Четуорс — по коммутатору. За окном слышался шум проезжающих машин; ветер шуршал в ветвях голых деревьев и рябил воду в реке.

— Ну и что же вы намерены предпринять? — спросил Четуорс.

— Сначала я навещу сестру Барнетта, а затем осмотрю квартиру, где жила Энн Пеглер, — не задумываясь, ответил Роджер. — Сегодня же два человека начнут наблюдать за сестрой Барнетта. Сотрудники отделения позаботятся о порядке в Хайгейте, пока я туда не подъеду. — Он прикурил сигарету и глубоко затянулся.

— Стрихнин, вот это что. Она могла быть важным свидетелем, и ее убрали. Дьявольская работа. — Сигарета потрескивала. — И меня это пугает, — сказал он. — Они безжалостны, как дьявол, и я… Но я лучше двинусь, сэр.

— Да, постоянно держите связь со мной, — Четуорс говорил резко. — И не забывайте о главном, Роджер: наша основная забота — обеспечить безопасность принца.

Роджер кивнул.

Через двадцать минут он покинул здание вместе со следователем и сотрудником дактилоскопического отдела. Он захватил с собой все, что могло понадобиться на предварительной стадии расследования, хотя знал, что отделение пошлет фотографа и об элементарных вещах не следовало беспокоиться. В «Трокадеро» Роджер сразу увидел Джанет и ребят, беседующих с сержантом из Ярда. Заметив отца, они оживились, но выражение его лица подсказало им, что дела идут совсем не так, как нужно.

— Но ты же должен поесть, — запротестовала Джанет.

— Я перехвачу что-нибудь, — ответил Роджер. — Очень сожалею, что огорчаю вас — тебя и ребят, но это очень важно.

— Убийство? — спросил Ричард понимающе.

— Да.

Мартин молчал… Джанет не стала спорить, когда сержант Вильсон сказал, что после обеда отвезет их домой. Выйдя из «Трокадеро», Роджер погрузился в другой мир, где Джанет и мальчишкам не было места. Он представил себе искаженное лицо Энн Пеглер, отравленной стрихнином, и оно слилось в его воображении с той гримасой, которую он видел на ее лице во время нападения змеи. Из беззаботной, счастливой юной девушки она превратилась в перепуганную неврастеничную развалину. Это ужасное превращение произошло всего за одну неделю, а теперь она была мертва.

«А что с сестрой Барнетта?

Какое у нее сейчас лицо?»

В этот момент сестра Барнетта входила с тяжелой сумкой в свою квартиру в Бинг-Меншнз, СВ 3.

Пару дней она провела у подруги и, вернувшись два часа назад, первым делом пошла в магазин.

Она заметила человека, который шел за ней следом, но не обратила на него большого внимания. Она не отличалась пугливостью, и ей не пришло в голову, что у нее есть причины для беспокойства. Ей было жалко Джима, но в последние годы она редко его видела и считала лицемерием демонстрировать слишком глубокую печаль по поводу его гибели. Какой-то человек занимался электропроводкой в проходе, и она даже не могла подумать, что это полицейский, приставленный следить за ней.

В маленькой квартире Гризельды было все, что нужно: спальня, крошечная гостиная, ванная и кухонька. На лестничной площадке пятого этажа находилось четыре такие квартиры.

Гризельда вошла в лифт.

На площадке второго этажа она заметила ребенка. Она не успела рассмотреть его — просто отметила, что одетый как-то необычно мальчик пересек площадку.

Лифт остановился.

Гризельда вошла в квартиру и наткнулась на пакет, лежавший на коврике. Закрыв дверь, она наклонилась и подняла его. На конверте было множество итальянских марок, а адрес был написан очень знакомым почерком. Соседка нацарапала на нем: «Это заказная посылка, и я за нее расписалась за вас. Не хотелось оставлять в вашей квартире, когда вас не было».

Гризельда задумчиво смотрела на пакет. Этот почерк взволновал ее больше, чем известие о смерти Джима. Неожиданно до нее дошло, что это и есть та пленка про которую спрашивала полиция.

Затем она услышала звонок у входной двери.

16. ЛИЦО СТАРИКА

Гризельда по-прежнему стояла в коридоре с пакетом в руке. Получалось, что Джим написал ей из могилы. «Абсурд какой-то!» Пакет был не тяжелый; внутри, очевидно, находились коробка и твердый конверт. Черная надпись на наклейке из коричневой бумаги сообщала, что он был вскрыт для таможенного досмотра.

Раздался еще один звонок.

Но как раз в этот момент она никого не хотела видеть, почувствовав какую-то вину за то, что так легко отнеслась к смерти Джима.

Звонок повторился, на этот раз более настойчиво.

Гризельда стояла в двух шагах от двери, но ей не хотелось открывать; она хотела побыть одна. Но нельзя же было стоять вот так и делать вид, что ее нет дома; ведь это могла быть соседка, которая слышала, как открылась и закрылась дверь. Гризельда выпрямилась, «накинула» на лицо приветливую улыбку и направилась к двери. Открывая ее, она вспомнила, что забыла отложить пакет, но было поздно.

Перед ней стоял «ребенок».

Она узнала его по одежде. На голове маленького человека плотно сидела шапочка, сильно старившая его; очевидно, именно из-за нее у Гризельды появилось какое-то странное чувство, что это не ребенок. Он быстро оглянулся, и Гризельда, невольно посмотревшая в том же направлении, увидела неподвижно лежащего на полу электрика.

Внезапно Гризельду Барнетт охватил страх, но, когда она отступила назад, «ребенок» поднял правую руку, в которой был зажат маленький пистолет.

— Пожалуйста, я войду, — сказал он, — не двигайтесь.

Вид пистолета так напугал ее, что она не шелохнулась, а человек быстро проскочил в дверь и в одно мгновение оказался позади нее.

Пинком ноги он захлопнул дверь.

— Вы мисс Барнетт? — требовательно спросил он. — Пожалуйста.

Она обрела голос.

— Да, я мисс Барнетт, — сказала она. — Кто вы такой, что вы хотите?

Внезапно она почувствовала прилив отваги и бросилась на карлика. Взмахнув рукой, он больно вцепился в ее руку и злобно улыбнулся. Длинные и желтые зубы, обнажившиеся в улыбке, никак не могли быть зубами ребенка.

— Я пришел поговорить с вами. — По-английски он говорил сносно, хотя произносил слова медленно и явно с затруднением. Он старался следить за ее глазами, но один или два раза быстро взглянул на пакет, который она держала в свободной руке. — Пожалуйста, пройдите в комнату, — сказал карлик и перевел взгляд на ее руку. У нее не было иного выхода, и она покорилась.

Даже в этой высокой остроконечной шапке он был очень мал. Странно, но он мог заставить ее делать все, что хочет. Мысль о человеке, лежавшем снаружи, вселяла в нее одновременно и надежду, и страх: он мог прийти в себя или его мог кто-нибудь увидеть.

— У меня мало времени, — сказал карлик, глядя ей в глаза. — Я хочу знать, есть ли у вас письмо, а также пленка от вашего брата, пожалуйста.

Слово «пожалуйста» не имело никакого значения. Это был способ закончить фразу.

Она тяжело дышала. Страх усиливали внезапность случившегося, мысли о человеке, лежащем в коридоре, и о мертвом брате.

— Нет, о Джиме я ничего не слышала. Он… но он же мертв.

— Я это знаю. — Карлик протянул левую руку, такую маленькую, что с трудом можно было поверить, что ею он так больно схватил и втолкнул в комнату взрослого человека.

Гризельда ошеломленно смотрела, не понимая, чего он хочет.