Дорога дней - Хажак Месропович Гюльназарян

— Где?

— В кофейне «Наргиле».

— В котором часу? Что он делал и с кем он был? Можете ответить?

— Конечно, могу. Этак часов в девять, и был он один, водку пил.

— Дальше?

— А дальше не знаю, я пошел домой.

Следователь расспросил Хаджи о том, кто еще был в кофейне, велел вызвать их всех, вызвал и Арута. Но говорили, что ничего нового он не узнал, только Арут добавил, что около десяти часов вечера Врам, не расплатившись, пьяный ушел из кофейни.

— А куда он еще пошел, не знаю, — закончил черный Арут.

Следователь и врач уехали.

Мужчины перенесли тело Врама в дом, Газар отправился за гробом. А к вечеру стали известны еще кое-какие подробности. Оказалось, что, покинув кофейню черного Арута, Врам появился в пивной, расположенной возле моста над ущельем. Он и там выпил, потом подрался с какими-то людьми и поздно ночью, когда закрылась пивная, один, покачиваясь, скрылся в темноте.

— Таков удел пьяницы, — говорил парон Рапаэл. — Пьяный был, вот и поскользнулся возле моста и…

Но так или иначе, Врама больше не было в живых, теперь он лежал в коричневом гробу (его купил Газар на собственные деньги) и утопал в сирени, которую тикин Грануш ради такого случая разрешила нарвать в своем саду.

Врама должны были хоронить на следующий день.

МРАЧНЫЙ ВЕЧЕР И СТРАШНАЯ НОЧЬ

Врама похоронили. На его похоронах был весь квартал. Я и Чко были удивлены этим. При жизни его никто не замечал, а теперь вот собрался весь квартал. Стар и млад, мужчины и женщины шли за его гробом до самого кладбища.

Дголчи Газар из «конторы» зурначей пригласил самых лучших музыкантов. Они всю дорогу наигрывали что-то печальное, женщины плакали, мужчины шли с непокрытыми головами.

В день похорон не переставая моросил дождь. Непогоду люди приписывали печальным событиям.

— Эх, — тяжко вздыхал мой отец, — ну и судьба у этого бедняги! И что за весна нынче!

— Да, — соглашались с ним, — такой дождь, будто осень на дворе.

Процессия подошла к кладбищу, гроб поставили у края свежевырытой могилы. Вперед выступил промокший отец Остолоп и прочел отходную. То немногое, что я и Чко поняли из его слов, очень удивило нас. Поверить ему — выходило, что пьяница Врам был самой непорочной и невинной овечкой в стаде «отца нашего Иисуса Христа».

После отходной гроб опустили в могилу. Эрикназ, окруженная женщинами, опять упала в обморок. Пока женщины приводили ее в чувство, мужчины бросили по горсти земли в могилу, повторяя друг за другом:

— Да будет земля тебе пухом!

Скоро могилу засыпали землей, на кладбище вырос еще один холмик. Те же мужчины протягивали брату Врама, приехавшему из деревни, вымазанные в земле руки, выражая ему свое сочувствие.

— Благослови господь его душу!

— Держись крепче, не падай духом!

— Будь здоров.

И разошлись группами, философствуя:

— Вот она, жизнь… И этот прахом стал.

На угрюмое кладбище опускался серый, дождливый вечер.

Мы уходили с кладбища последними. Впереди шли наш сосед Хаджи и парон Рапаэл. Вдоль старой ограды кладбища сидели нищие, перед каждым была миска; они взывали глухими, замогильными голосами:

— За упокой души подайте…

Люди бросали им медяки и уходили.

Дождь все еще моросил, стало холодно. Когда парон Рапаэл и Хаджи выходили с кладбища, я вдруг заметил, что прямо у ворот, на плоском надгробном камне, сидит тот слепой старик, которого мы видели несколько месяцев назад возле Ходов Сардара. Старик ничем не выделялся: те же лохмотья, та же медная миска в ногах.

Хаджи бросил в миску медную монетку и прошел дальше. Рапаэл сделал то же самое, но его монета звякнула о край миски и отскочила в грязь, к ногам старика. Рапаэл нагнулся, чтобы поднять деньги, и я расслышал шепот слепого: «Сегодня». Мне показалось, что Рапаэл кивнул ему, и затем он поспешно присоединился к Хаджи.

Мне стало страшно, почему-то припомнился ночной разговор родителей, и я следом за Чко в ужасе выбежал с опустевшего кладбища.

Теперь уже ничто не могло удержать меня, и я по дороге все выложил Чко. Мы шагали в темноте по безлюдным улицам под нарастающий шум дождя.

Чко также недоумевал и был растерян. Вначале и он не находил никакой связи между случившимся и допросом моего отца.

— Ну ладно, — прошептал он, — а Врам тут при чем?

Вдруг он приостановился, схватил меня за плечо и еще тише прошептал:

— Но… но слушай, откуда шел Врам в ту ночь?..

И мы помчались к дому. Мы ничего не говорили друг другу, но обоим нам было ясно, к кому мы торопимся.

Товарища Сурена не оказалось дома. Чко заглянул к Эрикназ, хоть мы и знали, что товарищу Сурену не до поминок.

А ночь все густела. Город погрузился в темноту. Вскоре от Врама стали по одному выходить соседи. Каждый раз, когда открывалась дверь, во двор падал сноп света. Мы с Чко слышали, как они, желая друг другу спокойной ночи, расходились по домам. Вышел Газар, вышли мой отец и Торгом, затем Хаджи, Рапаэл, какие-то люди и самым последним — отец Остолоп.

Двор опустел. Вокруг было тихо, только шелестел дождь в густой листве да из дома Врама доносился тоненький, жалобный плач.

— Что делать? — прошептал я.

— Подождем товарища Сурена, — тоже шепотом ответил Чко.

— Поглядим, Погос дома?

Пошли к Погосу. У них было темно. Я и Чко стали жалобно мяукать под окном. Но и это не помогло. Значит,