Дар или проклятие - Евгения Горская

– Из-за предательства, – подсказала Наташа.

– Господи! Ну как ты не понимаешь? Он же просто влюбился!

– Очень рада за него и не собираюсь мешать его счастью.

– Наташа! – строго сказала свекровь. – Это неостроумно. Ты должна с ним помириться!

– Вера Антоновна, вы предлагаете мне жить с чужим любовником? – Наташе показалось, что она ослышалась.

– С тобой совершенно невозможно разговаривать! – Теперь свекровь чуть не плакала.

– Вера Антоновна, мы говорим на разных языках. Мы никогда друг друга не поймем. Простите.

– Ну, как знаешь! – Свекровь, не прощаясь, бросила трубку. Впрочем, она и раньше никогда не прощалась. Да и не здоровалась.

Наташа медленно положила трубку. Свекровь ни в чем перед ней не виновата, она действительно хочет как лучше. Господи, неужели, не будь у нее Вадима, она стала бы терпеть… Катю?

И тут другая мысль – а почему она, собственно, решила, что Вадим у нее есть? – окончательно испортила ей настроение. Больше всего на свете она хотела сейчас быть уверенной, что Вадим всегда будет ее провожать и встречать, и звонить ей по нескольку раз в день, и она будет гладить его по волосам, если ему взгрустнется. Наташа натянула ставшую халатом фланелевую рубашку и отправилась в ванную.

А утро оказалось таким же мрачным, как все последнее время. Туман и темень.

– Где ты вчера была, Даша?

Дарья совсем не ожидала такого вопроса. Вчера Георгий, спокойно выслушав ее сбивчивый рассказ, как она переводила огромные деньги на счет другой фирмы только на основании устного распоряжения замдиректора Выдрина, так же спокойно сходил в прихожую за ее сотовым и протянул его ей:

– Звони.

А когда она, не понимая, подняла на него глаза, объяснил:

– Звони директору.

– Я боюсь, – прошептала Дарья.

– Звони, Дашенька. Хочешь, я позвоню?

Он давно не называл ее Дашенькой. Когда-то совсем в незапамятные времена он звал ее Дарием, как какого-нибудь кота, и Дарью это бесило, она надувалась, и тогда муж подлизывался и виновато шептал:

– Ты не Дарий. Я ошибся. Ты моя Дашенька. Ты самая лучшая на свете.

Почему ее так раздражал тогда этот «Дарий»? Почему ее так часто все в нем раздражало? Потому что она его не любила? Да нет, она любила его, это Дарья помнила совершенно отчетливо. Любила, но коварная мыслишка, что он – не совсем то, что ей нужно, в голове все-таки присутствовала. Ей вдруг так захотелось, чтобы он назвал ее Дарием, и стало так грустно, что этого никогда не будет, что она неожиданно для себя вскочила со стула, уткнулась в родную шею и замерла. Она и забыла, как хорошо стоять с ним, обнявшись.

– Звони, Даша. – Он слегка отстранил ее и сунул ей в руки телефон.

Потом, когда она с трудом дозвонилась до Петра – почему-то телефон директора долго был выключен, когда все ему рассказала и поняла, что тот, к счастью, в Москве, а она была уверена, что он в Сочи, ей стало казаться, что все… обошлось. Что они с Петром завтра вернут деньги, и снова потечет спокойная размеренная жизнь, в которой она станет верной женой и заботливой матерью, и будет гордиться собой, счастливой и успешной, и своим мужем, надежным и верным. Она даже посочувствовала неудачливому Выдрину и поежилась, представляя, как несладко ему придется. Не производил Петр Михайлович впечатление человека, которого можно безнаказанно обманывать.

Она отлично выспалась и чувствовала себя уверенной и сосредоточенной.

Муж смотрел куда-то в сторону, на ставшее грязным от ненастной осени окно, и нужно было немедленно что-то говорить, спасать ускользающее светлое будущее, но слова не находились, и Дарья молчала, понимая, что никакого будущего у нее уже не будет.

Вадим привычно высадил Наташу у офиса, и на работу она почти не опоздала. У лифтов столпилась небольшая очередь, Калганова подошла к «своим» – Юле и недавно появившейся в фирме молоденькой Насте, непонятно чем занимающейся под руководством Марины Петровны. Обычно Настя с деловым видом сновала по коридору с какими-то листочками в руках и почему-то вызывала у Наташи острую жалость.

– Что это у тебя? – Наташа в ожидании лифта кивнула на лоточек в руках у Юли. – Пирожные?

– Хлеб. Ты посмотри только. – Подруга сунула ценник, приклеенный на лоточек, ей под нос. – Цельнозерновой называется. Семьдесят шесть рублей! Ужас! А всего-то четыре булочки.

– Ужас, – согласилась Наташа. Она ничего с собой не принесла, и теперь придется идти в столовую.

– А то вашей зарплаты на хлеб не хватает! – обиженно фыркнула Настя.

Плановику Юле, как и программистам, платили существенно больше, нежели непонятно чем занимающимся девицам вроде Насти, что вызывало обиды и бесконечные разговоры.

– На хлеб, положим, и тебе хватает. А мы свои деньги честно зарабатываем. Учись, трудись, тоже будешь много получать. – Юля за словом в карман никогда не лезла.

Настя обиженно отвернулась, и подруга спросила у Наташи:

– Ты чего вчера так рано смылась? Я в обед зашла, а тебя уже нет.

– Да так, – виновато пожала плечами та.

– Я вам очень зави-идую, – жалобно протянула Настя. – Захотели – пришли, захотели – ушли.

– Чему завидовать-то, – удивилась Юля, – здесь же не тюрьма. Выход свободный. Надоело – иди, никто тебя не держит.

– Да у меня сто-олько работы! – возмутилась Настя.

– Приходи пораньше, – посоветовала подруга. – Правильно распределяй рабочее время, а то торчишь в курилке весь день! Работы у нее много! Без тебя фирма прямо пропадет!

Наташа тихонько толкнула Юльку локтем – перестань, но тут наконец лифт их довез, и неприятный разговор окончился сам собой.

– Юль, – Наташа остановилась у двери ее комнаты, – давай твои булочки поделим. Ты же четыре все равно не съешь.

Она вспомнила вдруг, что не завтракала, и ей так захотелось мягкую булочку с крепким кофе, как будто ничего вкуснее на свете не существовало.

– Давай, – откликнулась подруга, оглядываясь, и уставилась на Наташу, вытаращив глаза. – Что это с ней?

– С кем?

– Да с Дарьей! На ней прямо лица нет.

Наташа обернулась: прошедшая мимо них Дарья входила в кабинет директора. Через распахнувшуюся дверь виднелся стол, заваленный какими-то папками, и грузный мужчина, показавшийся Наташе смутно знакомым. Петра Михайловича видно не было, но он тоже находился в кабинете, потому что оттуда невнятно доносился его голос.

– Не знаю, – Наташа чуть не ляпнула, что вчера вечером Дарья зачем-то звонила Петру, но вовремя осеклась – Юля немедленно вытянула бы из нее все остальное, а ей почему-то не хотелось, чтобы сослуживцы знали про ее вчерашние приключения. – Юль, а кто это там?

– Это дядька из налоговой, – объяснила Юля. – Странно… С чего бы это он явился?

Тут Дарья вернулась к двери, со стуком захлопнула ее, и происходящее внутри кабинета оказалось скрытым от их любопытных глаз.

Память на лица у Наташи была так себе, и, встретив человека, казавшегося знакомым, она всегда долго и мучительно вспоминала, где могла его видеть, и, как правило, не успокаивалась, пока не преуспевала в этом.

И сейчас, уже полностью погруженная в работу, она неожиданно вспомнила недавний ужин в ресторане, оставивший неприятный осадок.

В тот вечер Наташа и Виктор отмечали очередную годовщину свадьбы. Она предпочитала праздновать дома, но Виктор настоял на ресторане. Наташа еще отметила тогда про себя, что обычно бывает наоборот: женщина хочет в ресторан, а мужчина сопротивляется, а у них все как-то… не по правилам. В ресторан идти не хотелось, но она покорно накрасилась, надела новое скромное, однако вполне подходящее для вечернего торжества, купленное по французскому каталогу платье, и когда после работы встретилась с Виктором, настроение у нее, как ни странно, было приподнятым. Она улыбнулась. Ей хотелось, чтобы Витя заметил, какая она красивая и нарядная, чтобы сказал, как он ее любит и ею гордится.

– Как я тебе? – спросил он, оглядывая себя в зеркале большого холла.

– Отлично, – похвалила Наташа ладно сидящий костюм и бледно-серую рубашку, которую сама же утром и гладила.

– Ну тогда пойдем. – Он взял ее за руку и повел к столику, так и не заметив французского платья.

Это испортило ей настроение, но совсем незаметно, чуть-чуть. По-настоящему настроение у нее испортилось минут через сорок, когда Виктор, глядя куда-то в сторону, произнес:

– Знаешь, я устал. Я так намучился, когда ты болела.

Наташа промолчала. Она тоже намучилась со сломанной ногой. Наверное, не меньше, чем он.

– Я хочу отдохнуть. – Теперь он смотрел прямо на нее. – Съездить куда-нибудь.

– Витя, – отказываясь верить услышанному, уставилась на него Наташа, – ты хочешь поехать… один?

До сих пор никому из них никогда не приходило в голову отдыхать поодиночке. Наташа вообще считала, что, когда кому-то из супругов требуется «отдохнуть» от семьи, самое правильное – немедленно пойти и развестись. Семья на то и семья, чтобы вместе было лучше, чем одному.