Дар или проклятие - Евгения Горская

– Да, – соглашалась Александрина, – на дурочке.

И ей становилось стыдно, что она могла сомневаться в самом надежном на свете человеке, и казалось, что страхи ее ушли навсегда. Казалось до той минуты, пока он был рядом.

А потом он уходил на работу, на переговоры, в мэрию, в магазин, и она представляла себе, что везде, в любом месте, он встречает красивых, умных и интересных молодых женщин, с которыми она, старая и некрасивая, плаксивая и мрачная, даже сравниться не может. Страхи возвращались вновь, она старалась их прогонять, старалась быть веселой, но притворяться перед ним она так и не научилась, и ее счастливая жизнь превратилась в жизнь страшную.

Она была умной и прекрасно понимала, что причина в ней самой. Миллионы женщин, и некрасивых, и старых, счастливы со своими мужьями, верят им и ничего не боятся. И мужья эти ничем не лучше и не надежнее Петра.

Она понимала, что причина в ней самой, она только не знала, что ей делать, потому что прогнать страхи не получалось. Вернее, получалось, но не всегда.

– Почему не позвонила? – пробубнил муж, выходя в прихожую и глядя, как она снимает пальто. Хоть бы помог раздеться! Дарья много лет пыталась научить его проявлять хотя бы элементарную галантность, но так и не научила. – Я бы тебя встретил. Видишь, одетый сижу?

– Я машину поймала, – раздраженно объяснила Дарья, проходя на кухню. – До самого подъезда доехала.

Она подняла крышку укутанной в полотенце кастрюльки: картошка уже остыла, несмотря на полотенце.

– Давай ужинать, я уже изголодался весь, – муж уселся за стол.

– Ну так и поужинал бы. Я все равно есть не хочу, устала очень. – Дарья подумала и начала доставать из холодильника закуски: колбасу, ветчину, банку с маринованными огурцами. Муж любил все острое и соленое. Любил простую еду: картошку, жареное мясо, а кулинарные изыски не признавал вовсе.

– Что у вас за запарка такая? Вроде не конец года, не конец квартала?

Можно подумать, что его интересует ее работа! Он ее и за работу не считал вовсе. Подумаешь, бухгалтер! Особенно ее раздражало, что он искренне не понимал, что делает она сама, если за нее все считает компьютер. Раньше, когда считали на калькуляторах, понятно, это был хоть какой-то труд, а теперь? Запустил программу и сиди, смотри в потолок.

Сам он был начальником цеха на небольшом приборостроительном заводе. Завод с незапамятных времен дышал на ладан, и Дарья не понимала, зачем муж бьется из последних сил, хватаясь за любые заказы. Зарплата даже у начальника цеха была такая, о какой и говорить смешно. Смешно и стыдно. А ведь он давно уже мог найти себе нормальную работу в какой-нибудь коммерческой фирме или, на худой конец, на государственной службе. Она понимала, что он отличный инженер, одних изобретений целая стопа, в письменном столе не помещаются. А вот почему другой работы не ищет, не понимала. Когда она пыталась его вразумить, он начинал нести какую-то чушь о том, что пока денег им хватает, ни в чем они себе не отказывают, а бросить ребят на произвол судьбы он не хочет, и если он оттуда уйдет, завод совсем загнется, и что они обязательно пробьются, нужно только немного потерпеть. Это «немного» все продолжалось и продолжалось, ей не было никакого дела до проклятого завода, до ребят-работяг, и было очень обидно, что он не старается ее обеспечить, что она получает гораздо больше мужа, и вывод делала один-единственный: он ее не любит. Она тратит свою жизнь на неудачника, которому нет дела до семьи и до нее.

Неожиданно она вспомнила, как ее совсем недавно обнимали нежные ласковые руки, и по телу прошел холодок, и она словно опять почувствовала на себе эти руки и попыталась спрятать счастливую улыбку.

– Да так, – соврала Дарья первое, что пришло в голову, – налоговая может нагрянуть. А Олег где?

Может нагрянуть налоговая… Дарья замерла, уставившись на тарелку с неровно нарезанной ветчиной. Господи, что она делает? Она же… банкротит фирму.

Муж что-то говорил о сыне Олеге, о том, что тот отправился гулять с одноклассницей Леной Семеновой, которую Дарья считала плохо воспитанной, неумной и наглой, и еще минуту назад она начала бы возмущаться, что сын проводит время черт знает с кем, вместо того чтобы сидеть дома и заниматься. Сын оканчивал школу. Сейчас Дарья не возмутилась, она даже как будто не слышала мужа. Знает Петр или не знает, что она перевела деньги во вторую фирму? Вторая фирма была организована специально, чтобы, переводя деньги со счета на счет, уходить от части налогов почти на законных основаниях. Правда, в последние годы этим приемом почти не пользовались, но и эту фирму не ликвидировали. Дарья была неглупой женщиной, и ответ пришел сразу: Сапрыкин ничего не знает, Выдрин использовал ее, чтобы разорить Петра и стать полновластным хозяином вполне успешного бизнеса. Только и всего.

Господи, как она могла впутаться во все это? Как она могла, не задумываясь, совершить должностное преступление? Зачем она связалась с Выдриным, прекрасно понимая, что он подлец? Болтун и ничтожество. Она же всегда его терпеть не могла. Почему вдруг обезумела и перестала видеть очевидные вещи? Потому что ей хотелось настоящей красивой любви, ей хотелось, чтобы любимый мужчина подавал ей пальто и смотрел на нее влюбленными глазами. А муж пальто подавать забывал и влюбленными глазами на нее не смотрел. Он совсем не такой, каким она хотела бы видеть своего избранника. Дарья старалась не смотреть на сидящего напротив мужчину.

Она давно и всерьез подумывала о разводе. Она давно мысленно разделила их жизни, и если бы ей встретился кто-то другой, заботливый и интеллигентный, она не оглядываясь ушла бы от мужа, нисколько в этом не раскаиваясь. «Другой» все не появлялся, а появился Выдрин, так похожий на ее мечту, что она старалась не верить тому, о чем прекрасно знала: он лжец, бабник, пустомеля и мерзавец.

Она получила то, что заслужила.

– Гера, я совершила преступление, – тихо сказала Дарья.

И только когда произнесла это, она сразу, как в фантастическом рассказе, словно перенеслась на много лет назад и почувствовала, что сидящий напротив уставший, плохо выбритый человек – ее надежная опора. Ее единственная опора в жизни.

А когда натруженные руки сжали ее пальцы, тихо и обреченно заплакала.

Сейчас Борис Озерцов завидовал Максу. Он высадил друга у его подъезда, бросил «Ниву», где удалось приткнуться, уже по пути домой засомневался, включил ли сигнализацию, и тут же забыл и про сигнализацию, и про машину, которую до сегодняшнего дня любил и холил.

Макс Петра не знал, не представлял, какая от того исходит грозная сила – Борис эту силу сразу почувствовал, еще когда первый раз увидел директора фирмы. Макс об этой силе не догадывался и сейчас мог спокойно ужинать и, может быть, даже благодарить господа, что ничего очень страшного они совершить не успели.

Надо перестать паниковать, уговаривал себя Борис. Как запаниковал, так и ошибок наделал. Какого лешего его понесло к Наташке? Что бы он ей сказал, окажись она дома? Что в гости зашел? Ни с того ни с сего приперся в рабочее время?

Почему они сразу не смылись, когда ясно стало, что дело не выгорело?

Почему ему казалось, что, если они следят за Калгановой, значит, еще не все потеряно? Они следили за ней и думали, что контролируют ситуацию. Они оттягивали момент осознания, что их будущее и их цели больше не зависят от них. Они зависят от одного человека – от Петра Михайловича Сапрыкина. Как он решит, так и будет.

Нужно успокоиться. Успокоиться и подумать, что теперь делать.

Самое главное – объяснить, что ничего… страшного для Сережи они не хотели. Они действительно не хотели. Посидел бы Макс с пацаном на даче, пока деньги не получат, и все. Это завтра же нужно сказать, только не Петру – к нему соваться страшно, а Наташке. Точно, так и нужно сделать.

Теперь машина. Тачка у Александрины дорогая, но это всего лишь тачка. В конце концов бросится его мать в ноги к модельерше, неужели та не пожалеет давнюю подружку? А не пожалеет, так адвоката можно нанять хорошего, уж на это мать денег найдет. Нет, тачка – это не страшно. Да и не докажет никто, что это их рук дело. К тому же Бориса около тачки не было, Макс один зажигалку бросил.

А вот Сережа…

Правда, и тут доказать ничего невозможно. Только Петр не полиция, доказательства собирать не станет.

Знать бы, видела или не видела его, Бориса, Наташка…

Если не видела, значит, зря он сейчас мучается, так что сердце того и гляди из груди выскочит.

А если видела?.. Борис остановился и закурил очередную сигарету.

Видела или не видела?

А план все-таки был хорош. Невероятно, что все сорвалось. Самым сложным казалось телефон у Наташки заполучить, но тут все прошло проще, чем он думал: поднялся по пожарной лестнице, в комнате никого не было, взял телефон и спустился. Даже не встретил никого из знакомых.

Борис бросил окурок.