Фронтовой дневник эсэсовца. «Мертвая голова» в бою - Герберт Крафт

Постепенно погода испортилась и на юге Франции. В начале зимы, ко всеобщему удивлению, выпал снег, что было необычно в этих широтах. Местные жители утверждали, что «его принесли с собой немцы».

Перед Рождеством мы начали готовиться к празднику. Ротная свинья, которую мы начали откармливать кухонными отбросами еще в Ажемо, весила 120 килограммов, и умельцы готовили ее к празднику. О вине можно было не беспокоиться, потому что в Бордо его было сколько угодно и самого лучшего качества. Ротной кассы на него должно было хватить. В «четвертой» каждый участвующий должен был внести в нее свою лепту в зависимости от занимаемой должности.

В еще пустом монастырском зале были ровно поставлены столы и накрыты белыми скатертями, взятыми напрокат из разных кафе. Там же поставили и украсили присланную из Германии елку.

Один унтершарфюрер, по гражданской профессии учитель музыки, с маленьким хором под аккомпанемент рояля (инструмент в монастыре достался нам неповрежденным) репетировал рождественскую песню «Глубокая ясная звездная ночь». Простой смысл ее строф, посвященный всем матерям этого мира, не мог нас не растрогать.

В рождественский вечер рота молча стояла у столов, когда вошел командир роты и другие офицеры. По его знаку я, все еще самый молодой в роте, зажег на елке белые свечи.

Рождественская речь гауптштурмфюрера Шрёделя была краткой и не содержала высокопарных слов. Он вспомнил погибших в боях товарищей и зачитал с краткими паузами их фамилии. И снова ожили воспоминания о майских и июньских днях боев под Катильоном и Камбре, под Аррасом и Бету, у Ла-Бассе-Канал, под Парадизом, Дюнкерком и Лионом. Примечательным в празднике было то, что вспомнили не только погибших, но и подумали о тихой печали матерей, которых до сих пор не упоминали. С последовавшей рождественской песней они стали главным пунктом нашего скромного праздника.

На Новый год тоже никого не отпустили в отпуск, хотя нам казалось, что обстановка спокойная. Хотя наши части, выставленные для охраны побережья, обстреливали из противотанковых пушек разведывательные торпедные катера противника, и при этом один потопили, других боевых действий не было. То и дело появлялись высоко над облаками разведывательные самолеты противника — в этом и заключались его основные действия.

Так мы и сидели в своих помещениях за более или менее крепкими напитками и праздновали Новый год.

Я все время перечитывал письмо от девушки, полученное мной как раз под Новый год. Я не только радовался словам, я наслаждался даже узнаваемым почерком руки Эрики. Еще к Рождеству пришло письмо с фотографией, которая теперь в аккуратной рамке стояла на маленькой импровизированной тумбочке. Как это всегда принято у солдат, каждая вновь появившаяся фотография девушки не остается без внимания. Дружная рота представляет собой одну большую семью.

Из-за выпитого хорошего вина наступает сентиментальное настроение, я рифмую пару строф и подшиваю маленький листочек к последним страницам нового карманного календаря 1941 года.

Чувствовал ли я тогда, как трудно придется в Новом году?

Из всех беспечных праздновавших со мной товарищей, окружавших меня, каждый третий не доживет до конца года.

СОЛНЦЕВОРОТ 1941 г

Серым и угрюмым начинал 1941 год свой разбег. Насколько Франция может быть прекрасной летом, настолько отвратительной зимой. День шел за днем, ничего особенного не происходило. Только когда я на свое восемнадцатилетие пригласил несколько товарищей на индейку и выпивку, это внесло какое-то разнообразие в наши будни. Так прошел ледяной месяц, а в феврале уже весна показала свое нежное начало.

В результате монотонной службы и свободного времени в каменных помещениях монастыря начали распространяться всякие слухи. Они подкреплялись из канцелярии, потом изменялись, опровергались и заново распространялись. Нам снова предстояло идти на Англию — отмена занятий по посадке и высадке предназначалась только для сокрытия намерений. Нет, не Англия (у нас камень спал с души!). Отправляемся в Норвегию. В северные льды! Это что-то новенькое! Что касается мест нашего назначения, то они менялись в этих слухах с удивительной быстротой.

В начале мая, наконец, действительно пробил час. Мы с радостью покинули монастырь и отправились по шоссе на север. В районе Бордо мы погрузились на товарный поезд и отправились в направлении дома.

Это была прекрасная весенняя поездка. Наш серый зимний монастырь мы вскоре позабыли. Пока наш поезд, уставленный автомобилями и вооружением, ехал по территории Франции, мы неоднократно пересекали рубежи, на которых воевали год назад. За нами остались могилы наших павших товарищей.

Германия! И здесь зеленые луга и долины, покрытые свежей листвой виноградники, работники на полях, женщины и девушки нам приветливо махали руками.

Некоторые товарищи проезжали мимо своих родных мест, не имея возможности оставить поезд на остановках. Если бы они заранее могли предупредить об этом своих родных и близких! Но задача секретна и никто о маршруте и месте назначения не объявлял. От станции до станции наш воинский эшелон двигался дальше.

Тюрингия, Саксония — мы ехали все дальше на восток. Уже появились новые слухи: Россия разрешила проехать нам по своей территории для охраны Бакинских нефтепромыслов. Слух этот держался крепко. Когда утром мы проснулись в кабинах наших машин, то мы ехали уже по Западной Пруссии, по прекрасной озерной области. Последние километры мы преодолели на своих машинах и наконец остановились в маленькой деревне. Я с Бфиффом, Миком и Буви разместился на квартире у доброжелательных крестьян. Кривоножка тоже присоединился к нам, и наша французская компания, таким образом, была в полном составе. «Бордо» мы привезли с собой в огромных количествах, и тут началась оживленная меновая торговля — меняли вино на гусей. Из окрестных озер мы сами ловили рыбу. Рай, да и только!

В эту местность постоянно прибывали новые, вооруженные по штату военного времени части. Две великолепных поездки в Кенигсберг и Мариенбург увенчали наше пребывание в Пруссии. От Мариенбурга было совсем недалеко до Ризенбурга, родного города Буви. Но не было никакой возможности отлучиться из части. Мы сочувствовали ему, потому что там жили не только его родители, но и девушка модельной внешности по соседству. Он даже не мог сообщить о месте своего нахождения, чтобы они могли приехать к нему! Черт возьми, это уже полный идиотизм!

Через несколько недель мы отправились дальше на восток, на самую литовскую границу. Нашу роту разместили на большом конном заводе. Остальной батальон расположился в окрестностях по конюшням и хуторам. Опять появился новый слух: Советский Союз на 25 лет уступит Германскому Рейху Украину для сельскохозяйственных потребностей. Взамен Германия поможет Советскому Союзу в развитии промышленности. А мы в этом будем участвовать в качестве войск для обеспечения порядка. Мы просто ухватились за этот слух, и любой признак использовали для его подтверждения.

Наступили жаркие деньки июня 1941 года. Никакой особой служебной деятельности не было. Никто не должен был покидать расположения роты. Автомобили были полностью загружены и подготовлены к маршу. Все, что не относилось напрямую к полевому снаряжению, было погружено на отдельный грузовик. Кроме карабинов и пулеметов, каждый должен был иметь при себе штык, лопату, противогаз и штурмовое снаряжение. Последнее особенно сильно нас тревожило и постепенно заставляло сомневаться в правдивости слуха.

Для чего нам для выполнения задач по охране порядка тяжелые минометы, тяжелые полевые гаубицы, машины ВВС, подход которых мы наблюдали? Война с Советским Союзом исключена, у нас же с ним заключен договор о ненападении! Но куда же нас тогда отправят воевать? Значит, все же задачи по охране бакинских нефтепромыслов? Война против России в любом случае исключена, она же простирается аж до самого Берингова моря!

На конном заводе жизнь шла по-прежнему. Кобылы с жеребятами паслись на выгонах, чистокровные тракенские жеребцы крыли породистых лошадей, производя новую жизнь.

От дневной жары и изрядно выпитого бордоского вина повалившись вечером на солому, мы тут же засыпали. Мик, Буви и Бфифф еще нерешительно продолжали сидеть на своих стальных шлемах. Рядом сидели товарищи и пели под аккордеон. Через широко открытые раздвижные ворота нам было видно светлое ночное июньское небо. Мы на вершине лета, скоро дни снова станут короче, а ночи станут прибывать, чтобы после созревания и сбора урожая снова усыпить природу к зиме.

К поющим присоединились работники имения. Шума и веселья прибавилось. Когда пара тирольцев начала плясать чечетку, мы тоже присоединились к развеселившемуся народу.

Вдруг хлопки в ладоши были прерваны резким свистком. Что бы это значило в столь поздний час?