Фронтовой дневник эсэсовца. «Мертвая голова» в бою - Герберт Крафт

Во время спокойных дней обороны побережья мы ухаживали и ремонтировали боевую технику и вооружение. «Опель-Блиц» на хороших дорогах Франции зарекомендовал себя в качестве отличной машины для перевозки личного состава. Неплохим оказалось и наше чешское стрелковое оружие.

Потери в личном составе потребовали провести реорганизацию. Среди погибших были также и водители боевых машин. Так мне представилась возможность уйти из ненавидимой мной радиотелефонной связи. Я попытался, и мне удалось! От радости я готов был обнять целый мир. Я получил «Опель-Блиц» со стрелковым отделением «за спиной». Это была компания молодых героев, возглавляемых молодым командиром. Впервые за долгое время я снова ощутил, что значит «быть при деле». Прежде чем мы повернули на юг, у меня было некоторое время, чтобы разобраться с моей машиной. Я целые дни проводил под ней, на ней и в ней.

Однажды снова огромная колонна грузовиков растянулась по дорогам, ведущим на юго-восток. Батальон за батальоном в походном порядке проходили населенный пункт за населенным пунктом. Разведывательный батальон дивизии шел впереди на значительном удалении от главных сил. После почти десятидневного отдыха от Сены мы устремились ночными и дневными маршами все дальше на юг. Ехали круглыми сутками. У солдат в грузовиках снова от пыли посерели лица и воспалились глаза. Пыль проникала всюду. Жара, пыль, нервное напряжение ночных маршей были для всех серьезным испытанием. От водителей действительно требовалось невозможное: ехать без света в ночной тьме, часто по бездорожью до самого рассвета, а потом днем по жаре против солнца с постоянно устающими глазами, до тех пор, пока не начнется ночной марш. Санитары раздавали таблетки первитина, чтобы выжать из нас последние силы. После приема пресловутой желтой таблетки сначала обычно появлялось такое чувство бодрости, как будто проснулся после долгого глубокого сна. Время между приемами этих таблеток постоянно сокращалось. Раздражительность водителей и солдат достигла такого пункта, что они могли взорваться в любой момент.

Разгромленные французские дивизии отходили, бросив боевую технику и вооружение. На обочинах дорог и на городских площадях, на пашне и лугах происходил развал некогда одной из самых мощных континентальных армий. Огромные коричневые колонны военнопленных двигались нам навстречу.

Мы давно уже переправились через Марну и Сену и прорывались к Парижу с востока. С короткими привалами для отдыха водителей, во время которых остальные солдаты заправляли машины топливом и доливали воду в радиатор, пополняли запасы питьевой воды и продовольствия, мы снова ехали на юг. Наши авангарды уже захватили плацдармы на Луаре, переправились через нее во многих местах и устремились на Лион. Противнику больше не удавалось закрепиться так, как до этого мастерски делали англичане.

Между Луарой и Соной наша дивизия поехала дальше на юг. Ехать! Вперед! Днем и ночью. Главную тяжесть, несомненно, несли мы, водители, в раскаленных кабинах, под слепящим солнцем, в густой пыли проселочных дорог и ночной темноте.

После каждой таблетки первитина на нас накатывала «ездовая горячка»: ехать, ехать дальше, только не останавливаться! Мы даже не обращали внимания на атаки французской авиации, сбрасывавшей осветительные ракеты, превращавшие ночь в день, падающие бомбы и пулеметные очереди.

Каждый день наблюдалась все та же картина: французская боевая техника, брошенная на дорогах и площадях, сгоревшие танки с обугленными трупами, пушки с погибшими расчетами, свидетелями недавних напрасных для них боев. После одной из ночей наконец-то это случилось: действие возбуждающих средств прекратилось. Водители старших возрастов начали засыпать за рулем. На рассвете поступил приказ рассредоточить и замаскировать машины и спать. Поднявшееся солнце съело ночную прохладу, и под одеялом стало настолько неуютно, что о дальнейшем сне нельзя было и думать. Нервы оставались в напряжении и не могли расслабиться.

Тем временем кто-то нашел неподалеку ручей. Сразу же бросились к нему смывать грязь, налипшую со времени пребывания у пролива. Надели свежее белье, спрятанное в непредписанных местах автомобиля. Никто не сможет описать то приятное чувство, которое дает такое купание после многосуточной непрестанной езды по жаре, грязи и пыли. Только теперь могла идти речь об освежающем отдыхе, только теперь после обычного галетного завтрака мы могли спокойно поспать в тени деревьев. В момент, когда мы засыпали, кто-то принес нам известие о перемирии. Пока водители спали, остальные заправляли машины, проверяли уровень воды и масла, давление в шинах, мыли стекла, заботились о провизии.

Вечером, отдохнув, мы снова отправились в ночной марш. Это была последняя ночная поездка без света и применения наркотиков в ту кампанию.

На следующее утро мы находились северо-западнее Лиона. Там была первая большая остановка со времени начала этих бешеных гонок. Наши машины были расположены без особой маскировки в одной из деревень.

Слухи о начавшихся переговорах о перемирии подтвердились. По радио пришли сообщения: Франция запросила мира!

В Тараре нашему разведывательному батальону еще пришлось вести бой. Там наши последние убитые были преданы французской земле.

На первый план вышли чистка оружия, ремонт техники и вооружения, приведение в порядок себя и обмундирования. После мытья с мылом мы снова стали похожи на людей, если не считать обожженных солнцем и разъеденных пылью лиц.

На следующий день началось: «Немедленно построиться батальону, кто в чем есть!» Построились полукругом перед командиром полка штандартенфюрером (полковником) Берлингером. Он объявил об окончании Западной кампании. Это было записано в дневники

20 июля 1940 г. Крупнейшая континентальная держава Европы через шесть недель борьбы сложила оружие.

Снова подумалось о боях прошедших недель: Катильон, Камбре, Аррас, Бетунь и кровавое форсирование Ле-Бассе-Канала, бои за плацдармы на Сене и Луаре… Непосредственно перед нами — крупнейший город Франции!

После тихой мысли о наших павших товарищах, мы выступили, большинство — преисполненные триумфа, некоторые — с пессимизмом. Но все были едины в одном — война скоро кончится, так как наши прежние победы на Востоке, Севере и Западе подействуют на Англию, и она прекратит состояние войны без капитуляции.

ОККУПАЦИОННЫЕ ВОЙСКА ВО ФРАНЦИИ

Три золотых дня покоя. Дни, когда распускались разные слухи. Что теперь? Эта кампания кончилась. Что будет дальше?

Слух первый: Возвращаемся обратно в Рейх! — из самого верного источника!

Слух второй: Едем в Ораниенбург! Для восполнения потерь (и снова для несения караульной службы?).

Слух третий: В Дахау! — самое неприятное место для переформирования нашей дивизии.

Слух четвертый: Все чепуха! Теперь от полкового посыльного мотоциклиста известно наверняка, что мы едем на те самые квартиры в Швабии, которые занимали перед дивизионными маневрами в Мюнзингене.

Вот прекрасно! Я уже вижу себя за накрытым столом в уютной кухне матушки Штольп в Лауфене на Некаре, передо мной горячий кофейник под войлочным колпаком…

Мальчишка, мальчишка! И хорошенькая Матильда в соседнем доме напротив. Быть может, Петерайт больше уже не вернется на эту квартиру? И мне теперь уже не шестнадцать, а семнадцать!

Наша дивизия двинулась на север. Машина за машиной, выдерживая положенную дистанцию.

Справа от нас тянулись длинные колонны пленных, тоже шедших на север. Какая теперь у них цель? Наверное, уволят с военной службы в каком-нибудь лагере и отправят домой. Порядком разрушенной в некоторых местах стране требуются их руки для строительства.

Чем дальше мы продвигались на север, тем заметнее были следы боев. Здесь обороняющиеся еще оказывали сильное сопротивление, но все проиграли нашему новому способу ведения боевых действий, нашему вооружению и боевой технике, обеспечивающим скорость. А у французов осталось много вооружения времен Первой мировой войны.

Вообще-то нам надо было ехать восточнее. Такое впечатление было у меня. Такие знания я почерпнул из французского школьного атласа, найденного мной в придорожной канаве. И вот уже поступает объяснение «знатоков»: в Париже нас погрузят на железную дорогу и отправят в Штутгарт. Вечером солнце светило нам прямо в глаза, значит, мы ехали прямо на запад, и это было далеко южнее Парижа. И слишком хитрый полковой мотоциклист-посыльный появляется перед машинами: «Швабские девушки подождут! Новое сообщение! В Шербуре мы садимся на корабли и отправляемся в Норвегию!» Услышав от нас в ответ: «Полижи нам жопу, ты, слива!» — он со смехом помчался дальше.

У нас была короткая техническая остановка и привал для приема пищи. Потом колонны двинулись в ночь снова неизвестно куда. Узкие прорези в светомаскировочных щитках на фарах давали только узкий пучок света. Это действовало утомляюще после долгой поездки по жаре. И тем не менее так ехать было гораздо легче, чем совсем без света, ориентируясь только по белой тряпке, вывешенной на кузове впереди идущего грузовика, как это было несколько ночей подряд.