Повседневная жизнь благородного сословия в золотой век Екатерины - Ольга Елисеева

Двери открылись перед нами, и о Боже! Среди какого несметного множества орденских лент, звезд, разнообразных мундиров увидели мы себя. Тут были люди почти от всех народов Европы и от различных азиатских, как казаки, калмыки, крымцы, один перс и др. Собственно русские превосходили всех мужественной красотой и ростом. Я вообще заметил здесь, в обществе, преобладание красивых мужчин над женщинами; но это замечание не относится к провинции… Большинство иностранцев очень проигрывало перед этими красивыми и рослыми русскими.

Здесь в зале были все иностранные посланники… Эти персоны вращались один около другого. Это непрестанное расхаживание, приветствия, господствующее желание быть представленным, придворные разговоры — все это усиливало несмолкаемый шум в зале. Вдруг отворились двери, возвестили о приближении государыни, и тотчас все посланники и другие знатные персоны образовали проход, встав по обеим сторонам…

Водворилась торжественная тишина. Казалось, никто не смел громко дышать. Так умолкали прочие боги, по словам Гомера в Илиаде, когда приближался Зевс. Впереди всех показался гофмаршал; за ним попарно камергеры, министры всех ведомств и прочие придворные. За ними шел князь Потемкин с жезлом, как генерал-адъютант императрицы; он шел один. Непосредственно за ним следовала та, которая, кроме своего собственного государства, тысячи существ возбуждает от тихого покоя, по одному своему усмотрению, и в Константинополе, и в Испании, и дарует мир нашему отечеству; та, флаги которой развеваются в Черном, Каспийском и Средиземном морях, также как в Балтийском и Белом; та, которая достигла того, что бесчисленное множество людей может теперь с меньшим страхом и дрожью петь молебные слова: „Сохрани нас от меча турецкого“.

Екатерина II среднего, скорее большого, чем маленького роста; она только кажется невысокою, когда сравниваешь ее с окружающими ее русскими людьми. Она немного полна грудью и телом; у нее большие голубые глаза, высокий лоб и несколько удлиненный подбородок. Так как ей теперь 52 года, то и нельзя ожидать юношеской красоты. Но она всего менее некрасива; напротив, в чертах ее лица еще много признаков ее прежней красоты и в общем видны знаки ее телесной прелести. Ее щеки, благодаря краске, ярко румяны. В ее взгляде столько же достоинства и величия, сколько милости и снисхождения.

…Как только императрица вступила в комнату, она остановилась и несколько раз милостиво поклонилась многочисленным присутствующим… Затем подходили один за другим с двух рядов и целовали ей руку… Пока это целование руки происходило… она разговаривала по-французски с графом Кобенцелем. Так как я стоял близко за ним, то мог ясно понимать. Я любовался ее снисхождением, или если хотите, ее вежливостью, ибо она исключительно говорила о его делах, о его семье и о его родственниках…

Непосредственно за монархиней следовал ее камергер г-н фон-Ланской, или, как его все здесь зовут, фаворит, быть может, красивейший мужчина, какого я в жизни видел… За ним следовало в парадном шествии до 16 или 20 придворных дам и фрейлин… Принесли прохладительное в виде ликеров, вина и печений, которыми насладились не только дамы, но и разные господа, разговаривавшие некоторое время между собою»[165].

Императорский стол

Наконец наша героиня могла отобедать. А вместе с ней и особо приближенные лица. Камер-фурьерский церемониальный журнал различал «большой» и «малый» столы государыни. «Большой» — собирался по воскресным и праздничным дням в «столовой комнате». В нем участвовало от 20 до 60 приглашенных. «Малый» — накрывался для узкого круга от двух до десяти человек в «эрмитажной» или «зеркальной» комнате, а с конца 80-х годов — в «бриллиантовой». Большие обеды никогда не устраивались во время постов, в такие дни императрица садилась за стол уединенно и права разделить с ней трапезу удостаивались только самые близкие люди. С годами их круг менялся.

В первой половине царствования это были братья Григорий и Алексей Орловы, гетман К. Г. Разумовский, Е. А. Чертков, Л. А. Нарышкин, А. С. Строганов, иногда Н. И. Панин, графиня П. А. Брюс. С середины 70-х годов к ним прибавился Г. А. Потемкин, затем П. В. Завадовский. Вообще появление за «малым» столом служило важной ступенью в выдвижении каждого следующего фаворита.

Этот процесс наглядно можно показать на примере Потемкина. Его роман с императрицей начался зимой 1774 года. 3 марта он впервые обедал с государыней во внутренних покоях в компании еще трех человек. В течение марта вместе с Григорием Александровичем к столу приглашались только С. М. Козьмин, А. И. Черкасов, А. С. Васильчиков (бывший фаворит) и иногда И. П. Елагин. Причем Потемкин указывался в камер-фурьерском журнале первым из названных лиц. Во время больших обедов фамилия выдвиженца императрицы могла затеряться среди 15–20 предстоящих ему персон. Теперь же его имя следовало за именем Екатерины, чем нарочито акцентировалось внимание публики на новом любимце.

28 июня 1774 года, в годовщину вступления императрицы на престол, впервые упомянуто, что «господа чужестранные министры имели стол у Потемкина». 30 октября государыня уже без стеснения обедала с возлюбленным наедине во внутренних покоях, а 3 ноября Григорий Александрович сам принимал Екатерину и восемь ее гостей в своих апартаментах, где был устроен «малый» стол. К этому времени его положение было уже прочным, и придворных не удивляла трапеза, устроенная почти по-семейному. С лета церемониальный журнал параллельно со столом государыни перечислял и лиц, приглашенных к Потемкину[166].

С 1783 года важное место за «малым» столом заняла Е. Р. Дашкова, вернувшаяся из длительного заграничного путешествия. В «Записках» княгиня приводила слова Екатерины о том, что «мой куверт всегда будет накрыт за этим столом и что императрица всегда будет очень рада видеть меня за обедом»[167]. В последующие годы старая подруга государыни в списке приглашенных обычно упоминалась первой из дам.

В конце царствования за императорским столом произошли изменения. По словам Грибовского, последний фаворит П. А. Зубов «всегда без приглашения с государынею кушал». «В будние дни, — вспоминал секретарь, — обыкновенно приглашаемы были камер-фрейлина Протасова и графиня Браницкая, а из мужчин дежурный генерал-адъютант П. Б. Пассек, Л. А. Нарышкин, граф Строганов, два эмигранта французские: добрый граф Эстергази и черный маркиз Деламберт; иногда вице-адмирал Рибас, генерал-губернатор польских губерний Тутолмин, и наконец гоф-маршал князь Барятинский. В праздничные же дни, сверх сих, были званы еще и другие из военных и статских чинов в Санкт-Петербурге»[168].

Существовал порядок, согласно которому в списке перечисленных за императорским столом сначала указывались члены царской семьи, затем дамы и после них кавалеры. Уже сложилась традиция отмечать предназначенное каждому место бумажной карточкой с его фамилией. В письме к госпоже Бьельке от 24 августа 1772 года Екатерина рассказывала, что великий князь Павел «за столом иногда подменивает записки, чтобы сидеть со мной рядом»[169]. Поведение Павла — не шалость. Таким образом он старался подчеркнуть свое положение наследника.

Давно ушли в прошлое тяжеловесные многочасовые обеды времен Елизаветы Петровны. Трапеза Екатерины продолжалась не более часа и то, если за столом завязывалась интересная беседа. Мемуаристы отмечали, воздержанность императрицы в еде. Утренний кофе без сахара заменял ей завтрак За обедом она отведывала немного от трех-четырех блюд, выпивала одну рюмку рейнвейна или венгерского и никогда не ужинала. Перед сном пила стакан теплой воды. Вероятно, чувствуя склонность к полноте, Екатерина старалась себя ограничить. Этому мешала задержка вод в организме, отчего под старость у государыни начали отекать ноги. Ее любимыми кушаньями были вареная говядина с солеными огурцами и смородиновое желе, иногда разведенное водой и превращенное таким образом в питье.

Праздничное застолье в Зимнем дворце в 1795 году описала Виже-Лебрён: «Войдя в залу, я увидела всех приглашенных дам стоящими возле уже сервированного стола. Через несколько минут растворились большие двустворчатые двери и появилась императрица. Я уже говорила, что она не отличалась большим ростом, и тем не менее по торжественным дням ее высоко поднятая голова, орлиный взор, уверенность в себе, которая дается долгой привычкой повелевать, — все сие придавало ей такую величественность, что она показалась мне истинной царицей мира. Простой и благородный ее костюм состоял из муслиновой туники, перехваченной алмазным поясом. Поверх был надет доломан (длинный турецкий полукафтан. — О.Е.) из красного бархата.