Бои у Халхин-Гола (1940) - Давид Иосифович Ортенберг

в сердца бойцов, тогда появлялся спокойный, медлительный в движениях, внешне совершенно невозмутимый Ремизов, быстро схватывал обстановку, давал краткие, всегда четкие распоряжения, и чаша весов боя неизменно склонялась в нашу пользу.

От подразделений, находившихся в непосредственном соприкосновении с противником, Ремизов ехал к кухням, пробовал щи, кашу, давал нагоняй поварам, если видел неряшливость и беспорядок; отсюда направлялся к раненым, беседовал с ними — лично перевязывал тех, кто был перевязан плохо, всюду внося с собой спокойствие, уверенность, ясность.

Когда он спал, когда ел, — это оставалось тайной для окружавших. Нередко комиссар Кабанов! гонялся за майором с котелком супа в руках, заставляя, требуя, чтобы командир поел, наконец, по-человечески.

— Сейчас, погоди немножко, вот еще раз съезжу, моментально вернусь…

И немедленно исчезал. Шофер вез его туда, где особенно ожесточенно гремела стрельба и где, по мнению Ремизова, требовалось его личное присутствие.

Для выяснения сил противника Ремизов вскоре после занятия линии границы предпринял разведку боем, поиск в сторону японского лагеря. Разведка увенчалась полным успехом. Неприятель был рассеян и проворно бежал, покинув городок, оставив в руках наших войск планы, карты, документы. Конница, пытавшаяся атаковать Ремизова, была опрокинута и отступила.

Поиском лично руководил Ремизов, тщательно подготовив всю операцию.

2 июля началось наступление японцев. Стояла глухая черная ночь. Гроза гремела на небе, чудовищная июльская гроза, когда раскаты грома перекрывали орудийные залпы и треск винтовок и пулеметов, когда казалось, что над головами происходит второе сражение, еще более ожесточенное, чем на земле.

Несколько десятков японских танков, после жестокой артиллерийской подготовки, пошли в атаку. В целях психического воздействия японцы пустили их с горящими фарами. Батальон, защищавший высоту, названную впоследствии высотой Ремизова, после упорного боя отошел на один километр. Майор Ремизов умело выводил батальон из окружения, в котором он очутился. Это был волнующий, критический момент сражения. Силы противника превосходили наши в несколько раз. Однако необычайная стойкость наших бойцов и командиров создала непреодолимую преграду для японцев. Все их усилия разбивались о железную стену ремизовских батальонов.

В дозоре

… Японцы растекались по соседним высотам, охватывая фланги Ремизовского полка.

Командир и бойцы с тревогой посматривали на Ремизова. Что скажет майор? Ведь, полк может оказаться в ловушке, если только японцам удастся сомкнуть кольцо.

Но Ремизов был совершенно спокоен.

— Бояться нечего, — говорил он, — если страшно — пойте песни. Когда мне страшно, я всегда пою песни.

На предложение штаба корпуса прислать подкрепления Ремизов ответил отказом:

— У нас сил достаточно…

Спокойствие командира зиждилось на ясном и трезвом понимании складывающейся обстановки. Бойцы держались крепко. Ремизов знал своих людей, знал им цену, видел их стойкость, их сплоченность, выкованную в предшествующих боях. К тому же в бой вступала мото-механизированная бригада. У Баин-Цагана уже гремели ее орудия.

Вскоре, действительно, картина резко изменилась. Обходившие части противника начали отступать, отступление это переходило в бегство. «Славная полковушка», как называл Ремизов свою полковую артиллерию, открыла огонь по расстроенному противнику.

Советские танки нанесли полное поражение японцам на высотах Баин-Цаган. Ремизовский полк был освобожден от охватывавшего его полукольца и двинулся вперед.

Майор Ремизов был человек огромной личной храбрости. Много раз попадал он в весьма затруднительные положения и каждый раз с успехом выходил ив них. Однажды он нечаянно заехал на территорию, занятую японцами. Завидев добычу, которая, казалось, сама шла в руки, японцы бросились к машине. Ремизов повернул назад, сбил с ног особо усердного унтера, забежавшего вперед, открыл стрельбу и благополучно вернулся восвояси. Неоднократно Ремизов лично ходил в разведки и поиски.

На этой почве у него происходили неоднократные столкновения с комиссаром.

— Вы себя не бережете, Иван Михайлович, — справедливо возмущался комиссар.

— Я полк берегу, — отвечал майор, — и потом я привык и, право, со мной ничего не случится, напрасно вы беспокоитесь… Не беспокойтесь, я скоро вернусь.

И исчезал на добрые три-четыре часа. Он объезжал части, лично знакомился с обстановкой, подбадривал и вдохновлял людей и возвращался довольный, радостный.

Это был воин по призванию, с холодным умом, твердым расчетом, ясностью мышления и большим чистым сердцем, командир — отец-командир, друг и товарищ.

* * *

7 июля японцы вновь перешли в наступление. Ремизовский полк принял на себя тяжесть удара превосходящих сил противника. Стойко и мужественно отражали ремизовцы врага, нанося ему жестокие потери.

8 июля Иван Михайлович Ремизов был убит шрапнелью в тот момент, когда он в разгар боя говорил по телефону с командованием армейской группы, убит при исполнении служебных обязанностей — пал смертью воина. Много раз Иван Михайлович Ремизов, боевой командир — большевик, ветеран гражданской войны, смотрел бесстрашно смерти в глаза, отводя ее, казалось бы, неотвратимые удары. Она настигла его, наконец, в песчаных барханах Халхин-Гола.

Командиры, политработники и бойцы стали у изголовья павшего героя. Они отерли кровь с его лица, они не плакали, нет — хотя острая боль сдавливала сердце, они поклялись над его прахом бить нещадно, разить и уничтожать врага и тем отомстить за смерть любимого командира.

И они сдержали свое слово. В августовском наступлении, закончившемся полным разгромом и уничтожением врага, Ремизовский полк показал себя блестяще. Традиции, привитые в полку Иваном Михайловичем Ремизовым, свято оберегались его соратниками и друзьями — комиссаром Кабановым, капитаном Рывшем, отсекром Петровым, новым командиром полка майором Прокофьевым и другими славными однополчанами.

И когда полк в стремительном наступлении, разбив врага, занял высоту, господствующую над долиной Халхин-Гола, то назвал ее высотой Ремизова — именем славного героя.

Высота эта была завалена трупами японцев.

Полк достойно отомстил за смерть своего любимого командира.

* * *

В глухой монгольской стороне, недалеко от серебряно-струйного Халхин-Гола, находится могила Ивана Михайловича Ремизова, посмертно награжденного Правительством высоким званием Героя Советского Союза.

…Над могилой этой шумят неугомонные степные ветры, и гордые орлы простирают над ней свои крылья.

Старший политрук П. КРАВЧЕНКО

ПАРТИЙНАЯ РАБОТА СРЕДИ ЛЕТЧИКОВ

Стояла ясная монгольская весна. Необозримым зеленым простором раскинулась бескрайняя степь. В чистом голубом небе шумели моторы. Самолеты взмывали в воздух. Летчики совершенствовались в высшем пилотаже, в точности стрельбы. От зари и до зари шла обычная учеба.

Ночью пришла тревожная весть: отряд японских солдат нарушил границу дружественной Советскому Союзу Монгольской Народной Республики. Японские захватчики, видимо, затевали новую провокацию.

На рассвете мы поднялись по тревоге и вылетели в район реки Халхин-Гол. Через четыре дня наша часть уже приняла участие в первых боях с японскими истребителями.

Никогда еще не приходилось мне работать