Жаркая осень в Акадии - Александр Петрович Харников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но вы же не знали, что они вообще собираются нападать.
– Нет…
– Это не все. Я его так невзначай спросила, не попадут ли они в мои родные места.
– А это где?
– Гаспаро. Он сказал, что форты на перешейке – слишком крепкий орешек, так что пойдут туда, где несет службу лишь колониальная милиция.
Я дай ей луидор, который она бросила в свою шкатулку, после чего использовал ее так, как привык. А затем как бы невзначай спросил:
– Слишком уж ты складно все мне рассказала. Как будто тебе кто-то все это подсказал.
По мимолетной заминке и тени испуга на лице я понял, что так оно и было. Она пыталась поклясться, что не виновата ни в чём, но я ударил ее под дых, а затем задушил. Получилось не сразу, слишком уж много жира было на этой шее. Правда потом у меня появилась запоздавшая мысль, что зря я это сделал – мне еще надо было уйти из города. Но, с другой стороны, я оплатил два часа – а провел у нее хорошо, если час, и хватятся её нескоро.
Достав шкатулку, я ссыпал в кошель все, что в ней было – а было там, кроме луидора, полдюжины серебряных монет, не более того. Похоже, что у нее была более серьезная заначка в другом месте, но искать её времени не было. Труп я уложил на кровать и накрыл простыней – на первый взгляд подумают, что она спит. А затем тихонько вышел в коридор, в котором, к счастью, никого не было, и направился к задней двери. Она даже не скрипнула – мадам Констанс всегда следила за тем, чтобы петли были хорошо смазаны.
Я почти дошел уже до самых ворот, как кто-то неожиданно схватил меня за руку и закричал:
– Вот он! Вот он! Реми Мишо. Это он надругался над мальчиком у нас в Вильбоне! Держите его!
Во мне все вдруг похолодело – я узнал своего соседа Рене, дядю того самого мальчика. Я попытался вырваться, но меня уже держала дюжина рук. Меня повалили на землю и начали избивать. Неожиданно раздался чей-то громкий и властный голос:
– Что здесь происходит?!
Кто-то из тех, кто чинил надо мной расправу, рассказал про историю пятилетней давности. Увы, это была чистая правда – меня тогда избили и заперли в сарае, пообещав на следующий день повесить. Как я оттуда выбрался, до сих пор не знаю – но я чувствовал тогда, что нужно ползти как можно дальше. Меня бы все равно поймали – как потом оказалось, они во все стороны разослали погоню, – но неожиданно меня подобрал на дороге какой-то благообразный человек и спрятал в ящике для багажа своей кареты.
А когда он въехал в деревню, то его спросили, мол, доктор Пишон, не видали ли вы такого-то человека? И рассказали, за что меня собирались повесить. Тот повозмущался вместе со всеми, но меня не выдал. Я еще подумал, что он тоже мужеложец, а после того, как доктор, когда мы отъехали подальше от моих родных мест, осмотрел меня и принялся за лечение, моя уверенность окрепла. Оказалось, впрочем, что нет – подобные забавы его не прельщали. Вместо этого он предложил мне работать на него. И, кстати, неплохо платил.
На мой вопрос, зачем он работает на англичан, он ответил, что и ему соплеменники нанесли кровную обиду. Единственным условием его было, что я больше не буду заниматься этим с мальчиками – «если, конечно, ты не на вражеской территории».
И все у меня было хорошо до сегодняшнего дня. Впрочем, бить меня перестали, а тот же голос добавил:
– Господа, переверните его. Аристид, ты его знаешь?
– Видал, и не раз. Реми Мишо собственной персоной. Тот самый.
– Господа, мы забираем этого ублюдка к себе.
29 сентября 1755 года.
Красное море у острова Святого Иоанна
Капитан Магомед Исаев, позывной «Ирокез»
Ночь выдалась темная, убывающая луна спряталась за тучи, и мрак был, как у негра в ухе – именно такая ночь была нужна для этой операции, поэтому Хас решил провести операцию, не откладывая в долгий ящик.
Четыре шлюпки медленно и беззвучно скользили по глади пролива по направлению к кораблю, стоявшему на якоре. Не дойдя примерно четверть морской мили, три из них остановились, удерживаемые вёслами гребцов. Четвёртая же, подойдя к «Барсуку» чуть ближе двух кабельтовых, тоже замерла на месте.
Со дна шлюпки поднялись человеческие фигуры. По команде одного из них люди стали быстро намазывать друг друга какой-то мазью. После того, как они закончили это дело, раздалась команда, и фигуры беззвучно перевалили через планширь шлюпки и поплыли по направлению к кораблю.
Вода в Красном море, как французы пафосно окрестили пролив между островом Святого Иоанна и Акадским полуостровом, ничуть не напоминала настоящее Красное море в конце сентября – градусов было, наверное, четырнадцать, не больше. Медвежий жир, которым они намазались перед входом в воду, давал им слабую надежду на то, что они успеют добраться до цели до того, как окончательно закоченеют. Увы, ничего лучше Хас придумать не смог.
До цели было примерно триста метров. Они двигались вчетвером: сам Мага, Самум, Удав и Кошмар. На них не было ничего, кроме плавок и ножей, да у Хаса еще была обмотана вокруг пояса пеньковая веревка.
План, конечно, рискованный, ни у кого не было опыта штурма парусных кораблей. У них не имелось ни линеметов, ни штурмовых лестниц, ничего. Все основывалось на одном-единственном опыте Хаса, который ещё в 2003 году, под выпуск из училища, принимал участие в праздновании Трехсотлетия Санкт-Петербурга и был в команде курсантов военно-морских училищ, которые ставили военно-историческую показуху-реконструкцию, рассказывающую о захвате русскими моряками и солдатами при Гангуте под командованием царя Петра Алексеевича шведского фрегата «Элефант». Роль «Элефанта» тогда досталась российскому фрегату «Штандарт», на котором Хас вместе с другими курсантами, участвующими в шлюпочных походах, периодически ходил матросом.
Тогда они сумели забраться на борт корабля по вантам. Но «Барсук» имел несколько иную конструкцию, поэтому по плану «А» они должны были забраться на палубу по шверцам[41], а если не получится, то тогда в действие вступал план «Б» – взобраться на палубу по перу руля.
Мага размеренно греб и думал о Василисе. Возможно, это было самовнушение, но мысли о девушке грели лучше любого медвежьего жира. Незадолго до ухода группы на остров
