Жаркая осень в Акадии - Александр Петрович Харников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Можно мне… отлучиться? Очень хочется, – И она натянула вновь тот же балахон. – Я скажу мадам Констанс, что я… до ветру. Она продлит ваше время.
– Вон же у тебя горшок, – показал я на предмет, виднеющийся под кроватью.
– Я стесняюсь при вас… хотя бы выйдите на минутку, ладно?
Я вышел и прислушался – никакого журчания я не услышал, толкнул дверь и успел схватить Селест, каким-то чудом практически выбравшуюся из узкого окна, за толстые ляжки, и втащить её обратно.
– А теперь рассказывай.
К моему удивлению, мадемуазель сообразила, что единственная её надежда – некоторая откровенность. Несколько раз она запутывалась во вранье, но потихоньку я узнал и про Пишона, и про Реми, и про Леонара Дидье, шпиона в ополчении.
– Он только что ушёл, мсье, как раз до вас.
– А почему я его не увидел?
– Выход – через заднюю дверь, это чтобы клиенты друг друга не видели. Я хотела бежать именно через неё, если бы вы меня пустили – тем более что сортир там же, за выходом. Да я его вам опишу – низенький, чёрные кудри, длинный нос. Но, главное, у него заячья губа, он, наверное, один такой.
– Понятно. А теперь про этого твоего Реми.
– Это очень опасный человек, мсье. И подозреваю, что содомит – он ни разу меня не… употребил по назначению, только так.
– Опиши нам его так, чтобы мы смогли его узнать.
– Мсье, если он даже заподозрит, что я что-либо разболтала, то он меня убьёт.
– Если ты будешь с нами откровенна и поможешь нам, то я могу тебе пообещать – ничего с тобой не будет. Более того, ты сможешь… сменить профессию.
– Знаете, я уже как-то привыкла, да и все уже знают, чем я занималась. Может, я смогу открыть свой… салон?
– Ну это уже тебе решать. Бежать, как ты хотела – не альтернатива. Если народ узнает, чем ты занималась, тебе конец по всей Новой Франции. Да и англичанам ты без надобности – тем более если они заподозрят, что ты нам «что-либо разболтала».
Анн-Мари склонила голову, затем решительным движением стащила обратно балахон, добавив:
– Если придёт мадам Констанс, и я буду одета, то она вполне может сообразить, что вы здесь не ради моего тела. Вы тоже разденьтесь хотя бы частично.
Я кивнул и стащил с себя всё, кроме панталон.
– Вы красавец, мсье. Вы уверены, что не хотите заняться… тем, за что заплатили? Ради вас я готова даже на то, за что обычно берут… дополнительные деньги.
– Да нет, спасибо, видишь ли, я женат. – И, кривя душой, добавил: – Ты мне очень нравишься, ты не подумай.
Вообще-то, даже будь она красавицей, я бы побрезговал— я никогда не занимался любовью за деньги. Конечно, первый свой опыт я получил с индианками, но это было по обоюдному желанию – хотя, конечно, я их потом одарил, как мог. Но Анн-Мари лишь покачала головой.
– Женат! Да половина из тех, кто ко мне ходит, женаты. Впрочем, я вас уважаю. Эх, не будь я такой дурой, сама вышла бы замуж – пусть за человека, за чью голову назначили награду, но человека достойного. Но достаточно было один раз свернуть на кривую дорожку… Ладно, расскажите лучше, чем именно мне нужно будет заниматься.
– Во-первых, ты мне расскажешь всё, что тебе рассказал этот твой… Леопард или как там его…
Я умышленно исказил его имя, но Анн-Мари меня поправила:
– Леонар. Леонар Дидье.
– Или так. И то же про Реми – нам хотелось бы узнать, что именно его интересовало. Во-вторых, опишешь его так, чтобы мы могли его по возможности узнать. И, в-третьих, не факт, что мы этого Реми сразу же отловим, поэтому мы тебе расскажем, что именно ты должна будешь ему доложить. Но для этого я навещу тебя ещё раз – например, завтра.
– Согласна. – И она начала своё повествование, на сей раз подробно и без обиняков.
Она только-только успела закончить, как в дверь постучали. Я открыл её, там стояла мадам Констанс.
– Ваш час прошёл, мсье. Одевайтесь! Или вы хотите… продлить ваше время? Всего лишь пол-экю за полчаса.
– Да нет, спасибо. Но девушка – прямо огонь! Я её завтра, наверное, ещё раз навещу.
– Рада стараться, мсье, – кокетливо потупила глаза мадам, хотя старалась явно не она.
24 сентября 1755 года.
Остров Святого Иоанна
Майор Андраник Саркисян, позывной «Урал»
Андраник свистнул, и тут же раздался залп. Он выждал примерно пятнадцать-двадцать секунд и свистнул ещё раз. Через некоторое время раздался второй залп. «Не успевают», – подумал Андрей и, оторвавшись от дерева, за которым он стоял, громко скомандовал по-французски: «К мишеням!» Стрелки вышли из-за деревьев, за которыми они укрывались, и пошли смотреть результаты своей стрельбы. Осмотрев мишени, Урал удовлетворенно констатировал про себя, что если со скоростью было пока не очень, то с меткостью – вполне себе, на уровне. Благо большинство ополченцев родились и выросли в лесу.
Тренировали ополчуг, как выразился Хас, по «методу Илоны Давыдовой»[34]. Самум изначально твёрдо решил отказаться от линейной тактики, и потому стрельбе людей учили только в рассыпном строю, из-за укрытия, постоянно перемещаясь и меняя позицию.
Поскольку командовать при таком стиле стрельбы было невозможно, то определились, что сигналом для открытия огня будет свист. Благо нормально свистеть умели две трети членов группы. Насколько Хас помнил, солдат линейной пехоты должен был делать два-три выстрела в минуту. Лейтенант Шарп как-то показывал королевским солдатам, как схитрить и сделать четыре выстрела в минуту, а Бернард Корнуэлл знал, о чем писал, потому как был не просто писатель, а ещё и историк[35]. Но с перемещениями и сменой позиций получалось все равно два выстрела в минуту, и парни мудрили, пытаясь придумать, как все-таки выйти на уровень «три за одну». Пока получалось не очень… Индейцы, влившиеся в отряд, тренировались вместе с остальными, попутно обучая своим индейским хитростям и впитывая то, что им показывали в свою очередь ополченцы и русские. Хас стремился вывести средний уровень отряда, который бы на голову превосходил любые регулярные и иррегулярные части любой существующей на сегодняшний момент державы…
Распорядок дня был составлен достаточно жесткий, и поначалу многие ворчали, но Самум был неумолим. Его любимой фразой стала: «учиться военному делу настоящим образом». Правда, иногда он добавлял и вторую часть этой фразы, написанную красной краской на одном грузинском заборе[36]. В целом
