Повесть о красном галстуке - Пичугин Виктор Александрович

Прислушиваясь к тишине, Коровин свернул цигарку, раскурил ее, медленно произнес:

— Вот и вся карусель. Видать, накрыли хозяина этой штуки.

Из леса появился запыхавшийся боец, передал Коровину приказ объехать овраг и углубиться в лес. Уже тише сообщил, что убили Васичкина и что парашютистов оказалось двое, взяли обоих. При них нашли килограммов сто взрывчатки. Хотели что-то взорвать, а что — не говорят.

— Эх, Серега, Серега, — пожалел Васичкина Коровин. — Все на фронт рвался, а смерть в тылу подстерегла! — и, с ненавистью бросив в кузов фашистский парашют, он вскочил в кабину, запустил мотор и, развернувшись, погнал машину в объезд оврага…

Вечером Юра сидел на крыльце у Петьки и рассказывал, что произошло днем. Петька слушал и завидовал. Очень сожалел, что его не было в лесу.

Неожиданно к дому, где проживали Подтыкайловы, подъехала знакомая полуторка. Из кабины выпрыгнули Мочалов и высокий капитан. Георгий Павлович повел его в дом. В руках капитана был аккуратно свернутый пакет. Они вошли в дом. Петька вскочил и горячо поклялся:

— Ей-богу, к тебе! Иди, иди, я точно говорю!

Но Юра замешкался. На крыльцо вышла Анастасия Егоровна, увидела ребят, позвала Юру домой.

— Ну, что я тебе говорил?! А мне с тобой можно?

— Конечно…

Капитан встал ребятам навстречу, поздоровался. Узнал, кто из них Юра, поблагодарил за помощь. Потом развернул пакет и подал Юре новенькие хромовые ботинки, буханку свежего хлеба, консервы и несколько кусков сахара.

— Получай, герой, солдатский паек. Командование награждает тебя за проявленную бдительность. Заслужил.

Юра поблагодарил капитана и смущенно принял пакет.

Бабушка стояла у окна и волновалась. Она только сейчас узнала, что произошло сегодня в лесу.

Взглянув на часы, капитан спросил Юру:

— Так ты знаешь, за что тебя наградили?

От всего происходящего Юра даже растерялся. И на вопрос капитана ответил вопросом:

— Что-нибудь случилось, да?

— Не случилось только благодаря тебе. Точнее, сегодня ночью у станции Филоново фашисты хотели взорвать железнодорожный мост. Это большой удар по нашему фронту. А ты помешал, понял? За это и благодарность. Ну еще раз спасибо и извини, мне пора.

Капитан простился со всеми и вышел. За окном заработал мотор, грузовик тронулся, свернул за Петькин дом и исчез совсем.

Георгий Павлович подошел к Юре, крепко пожал ему руку.

— Молодец, жаль отец с матерью не знают, гордились бы сыном.

Бабушка подошла к столу, посмотрела на хлеб, прижала к груди, постояла в задумчивости, спохватилась, торопливо нарезала хлеб ломтями, наколола небольшими кусочками сахар и, как на великий праздник, подала все это ребятам.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Мобилизованных на фронт провожали всем селом — за дальнюю околицу. И долго не расходились люди, делясь своей бедой и нынешним житьем-бытьем.

Ночью пошел дождь. Быков пасти не пришлось: их забрали в бригады вытаскивать буксующие в поле машины.

Юра сидел у окна и видел, что Петька тоже сидел у окна и тоскливо смотрел на дорогу.

На другой день дождь кончился. Погода была пасмурная, серая. Юра зашел к Петьке. Тот еще валялся на печи. Увидев Юру, нехотя слез с печи и, запустив пятерню в лохматую голову, почесал затылок.

— На работу, что ли, идти, да?

— Да нет, я просто так зашел, может, на речку сходим? После дождя рыба хорошо клюет, пошли?

— Не хочется, — отказался Петька. — Как ты думаешь, наши уже на фронте, нет?

— Не знаю. Может, уже и воюют.

— Три дня прошло, а писем нет. Вам Мочалов прислал что-нибудь?

— Рано еще, — успокоил Юра Петьку и почувствовал, как здорово переживает тот за своего деда.

На речку они все-таки пошли. Слабый ветерок рябил воду, прыгали на волне самодельные поплавки, дразнили рыболовов, но клева не было. Домой вернулись без настроения, обозленные на погоду, на рыбалку.

Бабушка тоже рано вернулась с поля и сердито ворчала:

— И что за погода? Ни проехать ни пройти! Не дай бог дожди затянутся, сколько хлеба пропадет.

Но за ночь прояснело. Утром сквозь серые тучи пробилось солнышко. Ребята сидели на крыльце и гадали, какая погода будет завтра.

Вдруг они насторожились. Издалека послышался нарастающий рокот мощных моторов. Ребят с крыльца как ветром сдуло. Они выскочили на улицу и тут же отпрянули назад. По селу неслась колонна танков. Поблескивали яркие звезды, длинные стволы пушек зачехлены, люки закрыты. Не задерживаясь, колонна умчалась в степь, в сторону Сталинграда.

— Вот это сила, — проговорил Юра, провожая взглядом стальные громадины. — Виктору тоже, наверное, такой дадут.

Юра заранее радовался за Власенко. Радовался и не знал, что в первом же бою тяжело раненный Виктор таранит вражеский танк, подожжет его, но и сам погибнет…

Петька смотрел вслед промчавшейся танковой колонне и о чем-то сосредоточенно думал. Затем глянул на Юру и сказал:

— Быстрее бы наши с фашистами разделались, домой охота, сколько отца с матерью не видел.

Юра посмотрел на него и удивился — разве могут люди в одну и ту же минуту одинаково думать? Он сам хотел это сказать, а Петька опередил его.

Обнявшись, друзья вернулись на крыльцо. Разговоры и мысли были об одном — что под Сталинградом? Понимали, что бои там идут тяжелые. По ночам отчетливо слышны орудийные раскаты, над селом чаще пролетали краснозвездные самолеты. И танки как промчались. И все туда, на Сталинград. Конечно, они торопились на помощь нашим…

Проходили дни, недели, месяцы. Под Сталинградом по-прежнему шли упорные бои.

Пришла осень. Во двор стучалась зима. Немцы осаждали Сталинград, но взять его не хватало сил. Сколько там погибло наших людей? Раненых каждый день через село везут.

Шел декабрь. Морозный, холодный, снежный. Юра с утра колол дрова и складывал их под ветхий навес старенького сарая. Вдруг во двор влетел Петька. Весь возбужденный, радостный, сияющий. Бросился на Юру, стал обнимать, смеяться, прыгать. Таким его Юра еще ни разу не видел.

— Ты что? — удивился он. — Письмо от деда получил, да?

Но Петька говорить не хотел, он в пляске изливал свою радость, дурачился, куражился и, довольный, поглядывал на Юру.

— Что случилось — скажи? — Юра с размаху воткнул топор в здоровенный чурбан.

— А ничего, — продолжал кривляться Петька и вдруг выпалил: — Твой Богучар освободили, понял?

— Как?! — от неожиданности Юра даже присел на чурбан. — Когда?

— По радио только что передали, своими ушами слышал. Домой собирайся, понял? А там и я скоро поеду. Ура-а! — И, радуясь, Петька готов был пуститься в любую пляску.

У Юры перехватило дыхание. Он сидел не шелохнувшись, боясь спугнуть радость.

На крыльце появилась встревоженная Анастасия Егоровна, напустилась на Петьку.

— Чего орешь? Делать нечего?

— Бабуль, наши Богучар взяли.

— Ой! — схватилась она за сердце и опустилась на крыльцо. — Неужто правда?

Юра подбежал к ней. Сбоку подскочил Петька.

— Правда, правда, — уверяли они. — По радио сказали.

— Погодите, погодите, дайте в себя прийти. Сердце что-то зашлось. Ой, родненькие вы мои, радость-то какая!

Немного погодя она накинула на себя старенькую фуфайку, накрылась серой шалью и заспешила к Петькиной бабушке.

Женщины расцеловались, от радости прослезились и стали размышлять, какая теперь жизнь начнется. Раз погнали немцев, значит, всем облегчение придет.

Анастасия Егоровна готова была хоть завтра отправиться в родной Богучар. Но судьба распорядилась по-своему. Бабушка простудилась и надолго слегла в постель. И только весной сорок третьего добрались они с Юрой до Кантемировки, а оттуда до Богучара было уже рукой подать.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Весна быстро сгоняла снег. Под теплым солнцем дружно зазеленела трава. По-весеннему пахло распустившимися почками.

Отощавшие, с провалившимися боками лошади с трудом тащили по проселочной дороге телегу. На соломе лежала больная Анастасия Егоровна. Дед Макар семенил рядом. Юра шел обочиной и придерживался за край телеги.