Этрусская химера - Лин Гамильтон

Танелла вернула мне присутствие духа, и я повернула вверх по склону — подальше от мужчины, которого я то ли заметила, то ли нет. Передо мной лежало нечто похожее на тропу, и я пошла по ней, стараясь вглядываться вперед. Скоро на тропе появился бугорок. Всего через секунду-другую стало ясно, что бугорок этот образован человеческим телом, что тело это принадлежит Пьеру Леклерку и что он мертв и удушен гарротой. Проволока еще оставалась на горле. Не замечая пути, я прошла остававшиеся до дороги несколько ярдов, расцарапанная и испуганная, села в машину и бежала с места событий.

Уже спускаясь, я заметила впереди полицейскую машину, сверкавшую синими огнями. Взволнованная, я принялась размышлять, не стоит ли остановить ее и рассказать о Леклерке. К счастью, мне не пришлось этого делать. Огибая следующий поворот, я заметила, что этот автомобиль остановился возле начала тропы, уходящей к Танелле, и выбравшиеся из него два карабинера направились вверх по склону.

Я вернулась в отель, уложила вещи, расплатилась и отправилась дальше — на сей раз уже в Кортону. И теперь я оставила только номер своего сотового телефона на автоответчике у Антонио.

Глава восьмая

Кортона

Укрытое капюшоном от дождя лицо на мгновение заглянуло в окошко остерии, и темная фигура оправилась дальше по булыжной мостовой крохотной улочки. Отойдя на несколько ярдов, она проверила дверь дома, потом обернулась к началу улицы. Под моим внимательным взором она вновь повернулась направо, потом еще раз направо, нырнула в церковь, откуда появилась спустя пару минут, и вновь повторила в обратном направлении весь путь до остерии.

— Привет, Лола, — проговорила я. — У тебя осталась одна моя вещь, которую мне бы хотелось получить обратно.

Она вздрогнула и повернулась, чтобы бежать, однако я перекрыла ее путь к отступлению.

— Подобные вещи тебе ни к чему, — сказала она, явным образом решив, что лучшая защита — наступление. — Возможно, я не разбираюсь в древностях столь же хорошо, как это делаешь ты, но могу поручиться, что гидрия подлинная. Не знаю, как ты приобрела ее, но позволь усомниться в том, что это произошло законным путем, пусть ты и сочинила для меня сказочку о студенте-художнике. Я видала, как ты глядела на нее… все время глядела. Это этрусская вещь, и ей место в музее, а не в руках собирателя.

— Лола, — сказала я. — Поверь, тебе незачем связываться с этой гидрией. Это опасно. Если ты предоставишь мне…

— Люди обвиняют томбароли, — сказала она. — Но это всего лишь бедные крестьяне. Если бы подобную добычу нельзя было продать, они не стали бы заниматься подобным делом. Кто же это говорил, что истинными грабителями древностей являются коллекционеры?

— Рикардо Элиа, — ответила я. — Послушай, Лола…

— Я бы сказала, что он мог бы выразиться и поточнее, если бы назвал виновными не только коллекционеров, но и таких дельцов, как ты! Людей, которые покупают сокровища или даже крадут их, а потом тайком вывозят из страны…

— Лола! — воскликнула я. — Заткнись на какое-то время.

Она уже размахивала руками, голос ее становился все более громким, и люди начинала поглядывать на нас.

— Я не собиралась вывозить этот предмет из страны, — прошептала я. — Я доставила его сюда.

— Ну вот, — сказала она. — За какую же дуру ты меня принимаешь? Надо же придумать такое — везти в Италию ее же сокровища!

— Тем не менее это так, — ответила я. — У меня есть клиент, который собирается возвратить гидрию в музей, из которого она была украдена. Ну, так где же она находится?

— Почему я должна тебе верить? — огрызнулась она.

— Неплохой вопрос, Лола. Я тоже не знаю, почему должна верить тебе. И зачем мне надо мокнуть вместе с тобой под дождем, пытаясь договориться с особой, покидающей отель, не расплатившись и тем самым привлекающей к себе внимание полиции и крадущей вещь у человека, который только что угостил ее? Ответь мне сперва на этот вопрос?

— Потому что у меня находится нужная тебе вещь, — ответила она.

Мы обменивались яростными взглядами, по нашим лицам текла вода. Мои джинсы уже промокли до самых колен, вода успела пропитать даже туфли.

— Давай войдем, поедим чего-нибудь и продолжим разговор в сухом месте, — предложила я наконец.

— Я не голодна, — ответила она.

— Не надо врать. Я видела, как ты словно голодная девчонка останавливалась возле каждой витрины продовольственного магазина и прикидывала маршрут для бегства, так ведь? Этот ресторан ты выбрала потому, что он находится на углу и имеет заднюю дверь. Ты ведь намеревались поесть здесь и сбежать. Может быть, нырнуть в церковь и спрятаться в исповедальной кабинке?

Отвечать она не стала, однако и в глаза мне не смела смотреть. Внезапно мне стало очень жалко ее.

— Теперь тебе не придется этого делать, я ставлю завтрак.

— Я не нуждаюсь в благотворительности, — фыркнула она. Похоже было, что по лицу ее текли слезы, только я не видела его.

— В следующий раз расплатишься сама, — продолжила я. — А теперь пойдем.

Я взяла ее за руку и ввела в ресторан. Помещение было до невозможности крохотным, владелец казался сущим грубияном, однако здесь было тепло и сухо, блюда оказались великолепными, а домашнее вино отменным. Начали мы с нейтральных тем: погоды, относительных достоинств Кортоны в сравнении с Ареццо, и ее поисков гробницы Ларта Порсены.

— Я благодарна вам за предложение одолжить мне деньги на оплату гостиничного счета, — вдруг сказала она. — Я услышала его, но не стала отвечать. Но я расплачусь с ними. Я подыскала себе временную работу у адвоката. Начинаю со следующей недели, неполный рабочий день, но я отослала в отель все деньги, которые у меня были, и написала, что возвращу недостающие сразу же, как только у меня возникнет такая возможность. Надеюсь, что это уладит недоразумение с полицией. И я заплатила бы ресторану из первой же зарплаты, если бы, конечно, не ваше предложение.

— Предложение остается в силе, Лола, — ответила я, поскольку на моем отощавшем счету в швейцарском банке еще числилось некоторое количество долларов. — Но нам надо поговорить насчет гидрии.

— Только не говорите мне снова, что вы тайно привезли ее в Италию, ладно?

— Увы, это правда. Я обнаружила ее во Франции, — сказала я. Зачем врать? Ей, конечно, незачем знать, что я обнаружила этот сосуд в багажнике собственного автомобиля. Вот в это уже никто не поверит. — Как я говорила, у меня есть клиент — я не вправе назвать его имя — который хочет вернуть этот сосуд в музей, из которого он был украден.

— И откуда же? — спросила она.

— Из Вульчи, — ответила я.

— Похоже на правду, — проговорила она. — Вульчи, или Велс, был центром производства этрусской керамики. Там работали некоторые из величайших этрусских художников, такие как мастер Микали. Кстати, похоже, что ее расписывал мастер Микали или один из его ближайших последователей. Вы это знали?

— Я допускала такую возможность, однако точно установить это может лишь эксперт, — сказала я. В архиве Интерпола было сказано, что сосуд выполнен в школе Микали, но я боялась, что если Лола узнает это, то никогда не возвратит мне гидрию.

— Итак, вы знаете, что именно получили здесь, не так ли? — спросила она. — Ну, или, что получила я… точнее, мы.

— Думаю, что да.

Я решила, что она говорит о Микали. Но это «мы» мне понравилось. Оно намекало на перспективу получить сосуд обратно.

— А известно ли мне имя вашего клиента? Неужели вы действительно не можете назвать его?

— Возможно, — ответила я. — А где находится гидрия?

— В надежном месте, — ответила она. — Но вам придется назвать имя своего клиента.

— Я и в самом деле не могу этого сделать.

— Тогда вы не получите назад свою гидрию.

Это уже прогресс. Во всяком случае, она действительно думает возвратить ее мне.

— Вам придется обещать мне не называть его, — сказала я. Однако другого пути не было, пусть Лейк и требовал соблюдать анонимность.

— Обещаю, — сказала Лола. Я строго поглядела на нее.

— Клянусь своим сердцем и надеждой на вечное упокоение, — добавила она.

— А вы не скрестили за спиной пальцы или не сделали ничего подобного, а?

Скривившись, она положила на стол обе руки и произнесла:

— Обещаю.

— Кроуфорд Лейк, — назвала я имя.

— Тот самый Кроуфорд Лейк? — спросила она.

Я кивнула.

— Bay! И вы с ним встречались?

Я снова кивнула.

— Лично?

— Да, — ответила я.

— И где же?

— В его римских апартаментах. Но зачем вам знать это?

— Не знаю, стоит ли верить вам. Насколько я слышала, его никто не видит.

Где-то в остерии зазвонил сотовый телефон. Мне потребовалось около минуты, чтобы осознать, что телефон этот мой.