Пуля для тантриста. Экстремальный роман - Olga Koreneva

- Ах так, вот ты какая! – весело воскликнул он. – Так я тебя проучу! – он схватил ее за плечи и швырнул на постель. – Я возьмусь за твое воспитание!

Она почувствовала жгучий вкус его шальных поцелуев…

Тело молодой женщины было найдено вечером. Она лежала возле крыльца своего дома, неестественно выгнувшись. Пуля застряла в солнечном сплетении. В спутанных волосах торчал тонкий стебель колючего растения. Блузка намокла от крови и дождя и прилипла к телу.

Возле полицейской машины собралась группа зевак.

- Огнестрельное ранение, один единственный выстрел, - сказал полицейский напарнику.

- Да, вижу, - отозвался тот.

- Могу поручиться, она умерла мгновенно.

- Похоже, что так, - поддакнул напарник, и достал пачку сигарет.

Полицейский нагнулся и осмотрел тело.

- Ограбления не было, - бросил он, заметив золотую цепочку. – Может, сводили счеты? Убийство на личной почве?

- Давненько у нас не случалось подобных штук, - сказал напарник, и выпустил из губ колечко дыма. – Что творится, не пойму.

Зеваки все прибывали. Пожилая афро-американка в бейсболке, крутившаяся возле полицейских, проворчала:

- Что тут не понять, все ясно, русские приперлись на отдых. Позавчера два типа в отель вселились. Теперь замучаетесь трупы собирать. Я уж знаю, не первый год в отелях работаю.

- Вы что-нибудь видели? – обернулся к ней полицейский.

- Я знаю убитую, - ответила она

- Ваше имя?

- Мэгги Малз.

- Откуда вы знаете убитую?

- Я соседка ее. А ее звать, то есть, звали, Лео. Леонида Мэйсон. У нее еще сестра есть. Тоже здесь где-то живет. В нашем городе.

- Хорошо. – Полицейский протянул ей визитную карточку. – Придете в участок для дачи показаний. Расскажете все, что знаете.

В это время еще трое полицейских вышли из дома.

- Ну что там? – крикнул им помощник.

- Следы борьбы. Все перевернуто. Что-то искали. Ее убили дома. И вынесли во двор.

- Не логично.

- А в преступлениях вообще мало логики.

- Ты смотри, на теле следы от веревок, - склонился над убитой эксперт. – И синяки. Из нее выбивали информацию…

- Шериф звонил, сейчас подъедет.

Сергей и Эндэнэ прибыли в Лас-Косимас в марте. До этого они три месяца путешествовали. Маршрут выбирал Эндэнэ, и Сергею он казался странным. Они побывали в Испании, Италии, Греции, Англии, две недели – в Венеции, несколько дней – в Париже. В Лас-Косимасе задерживаться было стремно, так как городок «лихорадило». Странная волна убийств прокатилась по этому курортному местечку, убийств бессмысленных и нераскрытых. В квартирах и домах жертв все было перерыто, даже подушки и одеяла вспарывал неведомый маньяк. Или не маньяк Убивали, казалось, случайных людей. Подозревали бразильца русского происхождения, некоего Леонида Солнышкина, который застрял теперь здесь по подписке о невыезде, и которого без конца допрашивали. С ним была подруга, Валентина, оказавшаяся в том же неприятном положении, весьма нервозная особа.

В день приезда Сергея и Эндэнэ было найдено тело Вероники Мэйсон, высокой молодой и довольно миловидной шатенки. По местному телевидению показывали ее фото и рассказывали о том, что ее сестру Леониду постигла та же участь месяцем раньше, показывали фотографии, где обе женщины вдвоем, улыбаются… И Сергей вспомнил… Он вспомнил все.

У них был оглушительный роман на Кипре. Он, Сергей Азовцев, готов был жениться на Леониде Мэйсон. Но она сказала – «Не сейчас». Потом у них появился план. И был голубой бриллиант, его они намеревались продать дороже, и был покупатель. Но они не спешили. Цена росла. Бриллиант Энад лежал в ячейке банка. Леонида обещала не забирать его без ведома Сергея.

Он чуть не взвыл, узнав о ее гибели. Первым позывом было тут же позвонить в полицию и все рассказать. Но Эндэнэ тормознул друга.

- Спятил, что ли? «Загребут» и «повесят» на нас труп.

- Нас же не было.

- Это не алиби. Мы русские. Скажут, банда, припишут нам Солнышкина и его Валентину как исполнителей заказа. Знаешь, с каким страхом относятся к русским, мы во сто раз хуже Коза-Ностры в их глазах. Лучше поднапряги-ка память еще раз, может, вспомнишь еще что?

- Нет, ничего, кроме того, что я, Сергей Азовцев, охренительно любил Леониду Мэйсон, и что каким-то боком знаком с Солнышкиным, будь он неладен. Надо бы вытащить его из этой ситуёвины как-то.

- Он сам выскользнет вместе со своей телкой.

- Откуда ты знаешь?

- Прошаманил ситуёвину, - широко улыбнулся Эндэнэ, обнажив свои крупные желтоватые зубы.

- Ну тогда прошамань насчет Энада, - предложил Сергей.

- Да знаю я все. Но будущее можно изменить. Надо перехватить Энад на полпути к финалу.

- Что? – не понял Азовцев. – По пути к чему, ты сказал?

- К будущему. Пока бриллиант не попал в Москву, в руки Ольги, и она не фиганула его в мощи Магдалины.

- То есть как это?

- А просто. Верующие жертвуют любимым святым свои драгоценности. В храмах, где есть мощи в таких небольших гробницах под стеклом, ежели ты был и видел, там лежал золотые кольца, цепочки, перстни, и т.д.

- И не грабят это?

- Случается. Но редко. Грабители святынь всегда очень плохо кончают.

- Что, действительно?

- Я тебе говорю.

Сергей крепко потер виски, и пробормотал:

- Чертов этот Солнышкин с его чертовой Валентиной.

Эндэнэ усмехнулся.

- При чем здесь Солнышкин, при чем тут Валентина.

В это время Валентина, или просто Валюха, сидела в своем номере в глубокой депрессии. И перебирала в памяти всю свою жизнь. Где-то она допустила ошибку, за которую теперь страдает. Где? Может, когда перебралась из деревни в Москву и узнала Солнышкина? Сначала не обращала никакого внимания, неинтересен был, безработный алкаш, хоть и москвич. Московская прописка – это дело, но коммуналка ее не очень-то прельщала. Искала лучший вариант, тусовалась где попало, а попало – к художникам и странным людям. Самым странным оказался Леня Солнышкин, такой финт сделал! Из безалаберного придурка с бредовыми фантазиями превратился вдруг в иностранца, бразильского подданного, причем с деньгами. И Валентина согласилась… Может, не надо было? Ничего не надо? Остаться в своей Лосевке, в своем родном селе с рублеными избами, крашеными в желтые, синие и зеленые цвета, с шиферными крышами. Тут Валя увидела себя и свою прошлую сельскую жизнь как бы со стороны. Вспомнила тот год, когда умер с перепою муж Витька. Самогоном отравился.

Валя Лосева жила в том доме, который однажды был синим, но в то лето у нее корова сгорела - в лесу пожар был. После этого несчастья она перекрасила его в желтый. Сама она была невысокая, жилистая, с выгоревшими русыми волосами, вечно пыльными и забранными в хвост, с небольшими узко поставленными серыми глазами и довольно крупным ртом. Зато носик у нее был аккуратный, точеный, и это придавало ее лицу что-то неуловимо миловидное.

Сейчас она почему-то подумала о том дне, когда продала дачникам десяток яиц, и зашла в продмаг. Хлеб не завозили, сразу же поняла она, принюхавшись и метнув привычный взгляд на скучное лицо Вали Карасевой за прилавком.

- Здорова живешь, - поприветствовала Валя Валю.

- День добрый, - отозвалась Валя-продавец. – Куда ходила?

- Да яйца продала. А купить че? Ни мяса те, ни сыра, одни консервы, и все дела,

- Не бери, банки вздулись. Стой, Валь, че я те сказать хотела. Да, Валь, свинья твоя опять убегла, на помойке с собаками дерется.

- Ах она, тварь такая! – всплеснула руками Валя Лосева, которую муж ласково называл Валюхой, да где он, муж, опять, небось, где-то пьяный валяется… - Ах она, тварь перелетная.

«Перелетной» свою свинью Валя ругала потому, что та очень ловко перелетала через забор, удирая со двора. Стоило Валюхе отойти от дома, как Манька вышибала дверь хилого сарайчика, в котором ее запирали, вылетала во двор – словно стрела из арбалета – и с размаху «брала барьер» как заправская овчарка. Манька была поджарой жилистой тварью (свиньей ее трудно было назвать), по-собачьи обросшей шерстью, с характером бойца. Наверно, ее надо было держать на цепи вместо сторожевого Базлая, старого Валиного песика, добродушного увольняя. Базлай как огня боялся Маньку, свирепую и кусачую. Ее боялись многие собаки, рыщущие на помойке в поисках костей и каких-нибудь протухших кусочков. Однажды Манька яростно дралась с десятком собак, кусала их, пыталась затоптать, потом вырвала из собачьей гущи большую кость и помчалась с ней по задворкам мимо картофельных полей, а собаки гнились за ней по пятам. Манька боялась только хозяйку, потому что Валя каждый вечер лупила ее палкой по впалым ребристым бокам. Видимо, Манька была разновидностью каких-нибудь бойцовых свиней, случайно попавшей в российское село, где никто не мог оценить ее выдающихся достоинств. Где-нибудь за рубежом она наверняка принесла бы своим хозяевам кучу призов и хороший капиталец.