Следы ведут в Караташ - Эдуард Павлович Зорин

лаборатории и кончили центральным рукописным залом библиотеки.

— Следует отдать должное организаторским способностям вашего шефа, — заметил Сноу, восхищенно следя за работой электронных машин.

— Хотя сам шеф часто с сожалением вспоминает свой прежний, тесный кабинет, — сказал Серебров.

— Ну, это причуды старости. Вы думаете, у моего мэтра нет причуд? Сколько угодно!.. Возьмите хотя бы неожиданный переезд в Германию...

— Да, действительно, — подхватил Серебров. — Кстати, вы были вместе с Хаузеном на раскопках в Сьерра-Мадре?

— Нет, хотя мне очень хотелось...

— Что же вам помешало?

— Семейные обстоятельства — так принято выражаться в подобных случаях.

...По широкой лестнице, выложенной пластмассовыми белыми плитами, они поднялись на крышу института.

Над Москвой разгорался жаркий июньский полдень. А здесь было прохладно. Под разноцветными тентами стояли шезлонги. Посередине из круглого облицованного красным мрамором бассейна бил фонтан.

— Неплохо придумано, — сказал Сноу.

Ляля стояла у самого края крыши, держась рукой за дюралюминиевые перильца.

— Вам нравится Москва? — спросила она, поворачиваясь к стоящему рядом с ней американцу.

— О, Москва, — проговорил Сноу. — Это великолепно. Прекрасный, современный город.

Он резким движением снял очки, и Лялю поразили его глаза. Сноу улыбался, а глаза смотрели пристально. Казалось, они принадлежали другому человеку.

Кто он?

— И ты уверена в том, что это Сноу?

— Да.

— Ты видела все сама?

— Ну да!..

— Это невероятно.

— И тем не менее это правда.

— Сноу в Москве...

— А Каракозов? Зачем ему Каракозов?

Ляля растерянно теребила рукав своей блузки.

— Только может быть... Понимаешь... — неуверенно пробормотала она. — И этот тип снова был у Каракозова...

— С плоской спиной?

— Да.

— Ах, черт!

Серебров ударил кулаком в ладонь:

— Не нравятся мне эти ночные визиты... Но Сноу...

— Я не ошиблась, Коля. Честное слово, не ошиблась, — видя его колебания, горячо сказала Ляля.

— Как это было?.. Когда?..

— Вчера... Я возвращалась в Археологический городок...

Лесом — напрямик — от дачи Югова до Археологического городка каких-нибудь три километра. Ляля постояла на остановке, но автобуса все не было. И она решила возвращаться пешком.

Сначала нужно было пересечь кладбище, а потом пройти под железнодорожным мостом. Когда она спустилась к мосту, сумерки сгустились.

За мостом начинался густой березняк. Тропинка шла с бугра на бугор, петляла по ложбинкам да малинникам. А когда начался сосновый лес, стало еще темнее — и Ляля струсила. Просто так, без всяких причин. Струсила и присела под куст. Лес вокруг шумит, чудятся какие-то голоса, чей-то осторожный шепот. И холодно стало на душе, так холодно, как перед большой бедой. С чего бы это?!.

Она знала, она была уверена, что сейчас, непременно сейчас должно что-то случиться.

И — увидела человека. Он шел легко — широким, размашистым шагом. На нем было все темное, и лицо его расплывалось в ночи неясным белым пятном.

Она узнала его. Сноу. Джон Сноу, ассистент доктора Хаузена, гость профессора Югова.

И оттого, что это был Сноу, а не просто какой-нибудь подгулявший дачник, оттого, что крался он по тропе ночью, таясь от людей, ей стало не по себе.

А Сноу прошел совсем рядом и снова скрылся в кустах...

— Почему ты не окликнула его?

— Не знаю. У него было странное лицо. Человек с таким лицом способен на все.

— И ты пошла за ним?

— Сама не знаю, как. Словно все произошло помимо моей воли.

— Это было опасно.

— Конечно. Он мог заметить меня.

— А что было потом?

— Потом я снова увидела его — возле маленького озерца, что рядом с дачей Викентия Александровича. Он остановился у самой воды, присел и достал из пиджака какие-то металлические трубки... На даче Викентия Александровича было темно, а у Каракозова горел свет...

— И он пошел к даче Каракозова?

— Да. Он спрятался в канаве и стал ждать. Это длилось очень долго. Потом мне показалось, будто тихонько стукнула калитка. Вскоре после этого на даче потух свет... Сноу встал и осторожно подошел к забору. Нет, не подошел, — он подкрался и словно растворился среди деревьев и кустов. Его не было, была его тень. И тень была страшнее самого Сноу... Он остановился у забора, а я легла на его место. Отсюда действительно все хорошо было видно...

— Он кого-то ждал?

— Наверное. На даче снова зажегся свет. И тогда я увидела того... с плоской спиной... Он остановился у окна, и в руках у Сноу что-то щелкнуло...

— Он стрелял?

— Нет. Это был не выстрел. Просто в руке его что-то щелкнуло, и он словно сам испугался этого. Он вынырнул из тени забора и побежал по дороге...

Серебров взволнованно прошелся по лаборатории. Ляля сидела с бледным и расстроенным лицом.

— Давай, разберемся во всем спокойно, — сказал, наконец, Серебров.

— Ты настаиваешь на своем?

— Но ведь и ты могла ошибиться.

— Пусть даже так. Пусть не Сноу, хотя я точно знаю, что Сноу... Но во все остальное ты веришь?..

Серебров сжал ладони, сосредоточенно посмотрел себе под ноги.

— Нужно действовать.

— Как?

— Следить за Сноу.

— Только и всего? — усмехнулась Ляля. — Может быть, установим заодно слежку и за доктором Хаузеном?..

Ляля устало сняла с себя халат.

— Ужасно хочется спать...

— Тебе нужно отдохнуть.

— А тебе?

— У меня уйма работы. Эти схемы необходимо подготовить к утру. Машину не подстегнешь.

Он пощелкал ногтем по зеленоватой светящейся шкале.

Ляля усмехнулась:

— Ну, будь здоров. Желаю тебе счастья с электронной машиной.

— Не говори глупостей.

— Спокойной ночи.

— Тебя проводить?..

— Не нужно...

В метро было людно. Ляля спустилась на кольцевую. Из тоннеля тянуло приятным холодком. Эскалатор выбрасывал на перрон все новые и новые толпы народа. Ребята с гитарой возвращались с пикника — белозубые, веселые, загорелые.

Ляля подумала, как хорошо было бы и им отправиться сегодня куда-нибудь за город, хотя бы в тот же Археологический городок или по Ярославской железной дороге. Забыть про экспедицию, про бугские шары, про электронно-счетные машины, про все на свете. И купаться, и лежать на песке, и загорать, и самое главное — ни о чем не думать.

Но не думать было труднее всего, и мысли ее невольно возвращались все к тому же —