Ниагара в хрустальном бокале - Элизабет Бартон

Закончив речь, Бэннион вышел из-за стола, вложив Джоанне в руки исписанный бланк с реквизитами театра, и любезно указал на дверь. Только выйдя из «Эйвери Фишер холл», ошеломленная Джоанна, вдохнув душный городской воздух, вспомнила о том, что зажато у нее в руке. Это была рекомендация. Бэннион, несмотря ни на что, не лишил ее возможности по прошествии времени получить достойное место в другом оркестре.

От непрерывных переживаний у Джоанны началась бессонница. Но когда привязывается какая-то напасть, ее легче всего рассеивает угроза более сильной опасности. Бесконечно корить себя за чрезмерную доверчивость и сентиментальность и перебирать в памяти картинки из прошлого, представляя, как бы повернулась жизнь, если бы не случилось того или иного, бессмысленно. Джоанна понимала: в будущем у нее будет лишь то, что она сама сумеет для себя создать. Нужно браться за дело. На угрызения совести не оставалось времени. И это старая как мир психотерапия вернула Джоанне интерес к тому, о чем она стала забывать. К музыке в ее жизни и ее жизни в музыке. Путем нехитрых подсчетов Джоанна пришла к нелицеприятному выводу: при таких доходах скопить денег на месячную аренду квартиры она сможет не раньше чем через пять недель. Она настолько огорчилась, что едва не плакала от безысходности своего положения. Как она могла потратить все сбережения на краткосрочный отдых?! Не иначе сам дьявол двигал ее рукой, когда она подписывала договор в туристическом агентстве.

Через неделю Джоанне удалось найти вечернюю подработку в ресторане среднего класса и в клубе при театре. Больших денег там не обещали, зато ее в полной мере удовлетворял требуемый репертуар. В ресторане главным условием администратора было играть джазовые композиции, в клубе искали пианиста, умеющего «с чувством», как подчеркнул хозяин, исполнять Брамса, Шопена и Чайковского.

На тумбочке зазвонил телефон. Джоанна неохотно взяла трубку, но тут же улыбнулась, услышав голос абонента. Линда любовно погладила крыло новенького автомобиля, кивнула Джоанне и прыгнула за руль.

– Привет, Линда! Я так рада тебя слышать. У меня все отлично. – Джоанна не хотела жаловаться подруге и бодрилась изо всех сил, но Линда перебила ее на полуслове, заявив, что уже разговаривала со Стивом.

– Ты должна была мне позвонить! Где ты сейчас? Я приеду, и мы все обсудим, – напирала Линда.

– Нет, лучше встретимся в «Магнолии». Там подают вкусные пирожные.

Встретившись с Линдой лицом к лицу, Джоанна уже не могла так хладнокровно лгать, как по телефону, и призналась, что ее выставили из оркестра и она вынуждена жить на окраине города в мышиной норе.

– Кажется, я начала жаловаться, – опомнившись, виновато улыбнулась Джоанна.

– Ничего. Я сейчас так безоглядно счастлива, что мне полезно посочувствовать другим, – сказала Линда и, заметив интерес в глазах подруги, продолжила с большим энтузиазмом: – Не подумай, что я хвастаюсь, но спроси меня: где ты живешь, Линда?

Джоанна отложила пирожное, предвкушая рассказ о какой-то новой авантюре, и нахмурилась.

– Спроси меня, – капризным голоском повторила Линда.

– Ну хорошо. Где ты живешь?

– В потрясном доме в Скарсдейле! – завопила Линда, приковав к себе взгляды всех посетителей кондитерской. – Пять спален, шесть туалетов, балдахины над кроватями, золотые унитазы… Мечтала ли я об этом, когда в первый раз разрешила Биллу похлопать меня по попке?

Поскольку люди все еще с усмешками пялились на Линду, Джоанне не оставалось ничего другого, как вывести подругу на улицу, где та могла свободно выплескивать свой восторг унитазами.

– Ты живешь у Салливана? – испуганным шепотом спросила Джоанна, уводя Линду подальше от «Магнолии».

– Не горячись, Джо. Должна же красивая девушка как-то пробиваться в этой жизни. Взгляни, у меня в ушах не дешевая бижутерия, а настоящие бриллианты. – Линда наклонила голову и продемонстрировала Джоанне мочку, украшенную золотой подвеской в виде морской звезды, на кончиках которой сидели маленькие сверкающие камушки.

Джоанна была не из тех девушек, кто теряет голову при виде драгоценностей, она не понимала, как можно менять поцелуи на кольца, ночи на колье, жизнь на дом, полный благ. Она сделала шаг назад и оглядела Линду. Только теперь она заметила, что на ней дорогой костюм-тройка: белый легкий пиджак, под которым спрятался декольтированный топ, вышитый розами, и брюки-капри.

– Ты выглядишь здорово, – признала Джоанна. – Тебе идут и драгоценности, и дорогие вещи.

Она не решилась портить Линде настроение и не сказала того, что думала о Салливане, хотя, вероятно, Линда и сама отлично знала, с кем связалась.

– Ну вот и хорошо. Мне нравится, когда ты не строишь из себя буку. Билли обещал мне роль в голливудском фильме. Ты же не думаешь, что я втюрилась в него? – захохотала Линда и ущипнула Джоанну за бедро. – А теперь поедем, я покажу тебе свои новые владения. – Линда прошла более пяти метров, прежде чем заметила, что подруги нет рядом. – Ну, в чем дело?

– Я не поеду к Салливану.

– Это еще почему? Я его девушка, а ты моя подруга. Он сам просил привезти тебя при первой возможности. Он сказал, что ты – одна из достойнейших женщин, которых он встречал в жизни. Так что поехали. – Линда подошла к Джоанне и подтолкнула ее к розовому «кадиллаку».

– Это твоя? – опешила Джоанна.

Дом благоухал нежнейшим ароматом бергамота. Изумительной красоты лестница, по которой Линда под руку с Биллом Салливаном провожала гостью в столовую, сверкала. – А у меня как раз много земли, чтобы ей было где резвиться.

Должно быть, бедным горничным приходится ежедневно мыть и скрести эту лестницу, чтобы сохранить белизну, мимоходом подумала Джоанна, восхищаясь чистотой.

Комната, куда провели Джоанну, выглядела очень теплой и приветливой со своим большим камином, натертой до блеска мебелью каштанового дерева, двумя книжными шкафами, стоявшими друг против друга, с широкими бархатными креслами в тон занавесям. Здесь было уютно, и Джоанна, улыбнувшись в знак одобрения, уселась в одно из кресел. Линда устроилась сбоку от нее на диване, а Салливан занял второе кресло напротив Джоанны и с нескрываемым удовольствием переводил взгляд с одной девушки на другую.

Волосы Джоанны были тщательно собраны на макушке, а небесно-голубое платье, казалось, только что вышло из-под утюга. Рядом с шикарным костюмом и украшениями Линды платье ее подруги выглядело скромно и непритязательно, но Салливан, к удивлению Джоанны, похоже, не замечал разницы между девушками. Вспомнив слова Линды о «самой достойной женщине», Джоанна предположила, что хозяин дома, подчеркивая говорящими взглядами ее красоту, просто следует приличиям и не хочет обидеть гостью невниманием.