Мои литературные святцы - Геннадий Красухин

Он был ещё и секретарём Союза писателей СССР. Примыкал к прогрессивным секретарям. То есть, не делал подлостей и гадостей на этом посту – не занимался тем, чем занималось большинство секретарей.

Умер 9 мая 2007 года.

Про Илью Сельвинского ходил в моей молодости анекдот, будто тот так надписал свою книжку Сталину: «Вождю человечества от вождя поэтов» и будто Сталин поперёк этот надписи размашисто начертал: «Дурак!»

Правда или нет (скорее, нет: Сельвинский не был так бесстрашен), но претензии на лидерство в советской поэзии Илья Львович Сельвинский, родившийся 24 октября 1889 года, выказывал. Надо сказать, что он быстро обрёл известность и популярность. Строки Багрицкого: «А в походной сумке трубка и табак / Тихонов, Сельвинский, Пастернак» называли не случайный набор поэтов.

Сельвинский был лидером поэтов-конструктивистов. Они считали себя рациональным марксистским направлением в литературе. Утверждали господствующую роль техники в современной жизни и много сил отдавали технической конструкции произведения. Названия их коллективных сборников «Мена всех», «Госплан литературы», «Бизнес» говорили за себя.

Длинные свои поэмы и огромные трагедии в стихах были поисками Сельвинского новых возможностей в области стихотворной техники. Для конструктивисткой поэзии Сельвинского определяющим было функциональное значение рифмующихся слов. Защищая принципы своей поэзии, Сельвинский особенно боролся с Маяковским.

Но в 1930-м Сельвинский выступил с покаянными заявлениями. После чего его как подменили.

В 1933—1934 – Сельвинский в качестве корреспондента «Правды» участвует в экспедиции, возглавляемой О. Шмидтом на пароходе «Челюскин». Прошёл с собаками по льду Ледовитого океана и по тундре до мыса Дежнёва. Написал об этом поэму «Челюскиниана» (1937—1938).

Дочь Сельвинского художник Татьяна Ильинична передаёт слова отца, что к 40 годам его сломали. Шёл 1939 год. Многие товарищи исчезли из жизни. И Сельвинский старался не выделяться.

Во время войны был на фронте. Демобилизовался после тяжёлого ранения в чине подполковника.

После войны писал декларативные, бесцветные стихи. Переписывал свои ранние вещи. Написал стихи против Пастернака во время кампании травли поэта.

Умер 22 мая 1968 года.

У него есть странное стихотворение:

Был я однажды счастливым:

Газеты меня возносили.

Звон с золотым отливом

Плыл обо мне по России.

Так это длилось и длилось,

Я шёл в сиянье регалий…

Но счастье моё взмолилось:

«О, хоть бы меня обругали!»

И вот уже смерчи вьются

Вслед за девятым валом,

И всё ж не хотел я вернуться

К славе, обложенной салом.

Что это? Реквием по былому своему счастью? Отказ от себя – прежнего, молодого? А по какой причине устроен такой беспощадный самосуд? Что такое «слава, обложенная салом»?

Борис Александрович Ручьёв вызывает во мне странное чувство. Не сам он, конечно, а его стихи.

С одной стороны, существует версия, что он автор слов знаменитой песни «Ванинский порт»:

Я знаю, меня ты не ждёшь

И писем моих не читаешь

Встречать ты меня не придёшь,

А если придёшь – не узнаешь.

Прощайте, и мать, и жена,

И вы, малолетние дети.

Знать, горькую чашу до дна

Пришлося мне выпить на свете.

По лагерю бродит цинга.

И люди там бродят, как тени.

Машины не ходят туда —

Бредут, спотыкаясь, олени.

Будь проклята ты, Колыма,

Что названа Чёрной Планетой.

Сойдёшь поневоле с ума —

Оттуда возврата уж нету.

А с другой стороны, нет ничего в его стихах такого, что указывало бы на его авторство, – ни стиль, ни пафос.

Да, он был арестован у себя в Златоусте в декабре 1937 года. 28 июля 1938-го приговорён к 10 годам ИТЛ. Отбывал наказание в Северо-Восточных концлагерях на Крайнем Севере, на Оймяконе. Но:

Я помню тот Ванинский порт

И крик парохода угрюмый.

Как шли мы по трапу на борт,

В холодные, мрачные трюмы.

От качки страдали зека,

Ревела пучина морская;

Лежал впереди Магадан —

Столица Колымского края.

Зачем бы Ручьёва повезли в Ванинский порт, если ему следовало отбывать наказание в Якутии? Можно, конечно, и через Магадан достичь Оймякона, но это будет какой-то невероятно кружной путь.

Проще и дешевле везти заключённых из Якутска.

Это первое.

А второе – это лагерное творчество Ручьёва:

За счастье и за мир родного края

и мне пора бы с братьями в строю,

оружие в руках своих сжимая,

с врагом заклятым встретиться в бою.

…Но далеко колышутся знамёна,

друзья мои идут в смертельный бой…

И в чутких снах долины Оймякона

отгул боёв я слышу над собой.

И в нетерпенье, радостей не зная,

всё жду я, сокол, скованный кольцом, —

когда же мне страна моя родная

прикажет встать и назовёт бойцом.

Это, понятно, датировано военным годом – 1942-м. Вот как ему жилось в Оймяконе. Да он и непосредственно напишет о том, как ему там жилось:

– Нам больших наград не надо —

ведь, по правде говоря,

наивысшая награда —

знать, что ты живёшь не зря,

что и ты других не хуже, —

чай, не всякий был готов

каждый день на здешней стуже

проливать по семь потов.

Всю тайгу обжить навечно,

все долины мёртвых рек

разве мог бы несердечный,

нерадивый человек?

Мог такой согреть руками

замороженный веками

самый край своей земли? —

Нет, не мог! – А мы смогли.

Ручьёв освободился в 1947-м году, каким помечены эти стихи. Да и его биография сообщает, что в лагере, в этом краю вечной мерзлоты, поэт не откладывал пера в сторону: «в ссылке им были созданы поэмы „Невидимка“, „Прощание с молодостью“ и цикл стихов „Красное солнышко“. В лагерях поэт создал и незаконченную поэму „Полюс“, повествующую о тяготах ссылки и опубликованную лишь после его смерти…»

Ну, хорошо, не будем обращать внимания на то, что создано в ссылке. Но поэма «Полюс» писалась непосредственно в лагере. И каково же было там самоощущение поэта:

Испытав мороз и голод молча,

грудью встретив камни и ножи,

горд я тем, что не завыл по-волчьи,

в волчьих стаях молодость прожив.

Даже крик свой, рвущийся наружу,

в горле сжав, чтоб не рвануться в бой,

шёл я жить в предутреннюю стужу,

как на волю – в каменный забой!

Чёрный труд свой не прокляв ни разу,

в жизни – никого не сбивший с ног,

горд я тем, что душу от заразы —

для друзей и родины сберёг.

К ней в беде протягивая руки

поминутно думая о ней,

с чистым сердцем я живу в разлуке

и дышу свободней и ровней.

Ну, никак всё это не корреспондирует с поэтикой «Ванинского порта». Да и, по правде сказать, не корреспондирует с тем, что писали о лагере и в лагере его зеки. Тот же Смеляков, например, несколько похожий судьбою на Ручьёва.

Умер он 24 октября 1973 года (родился 15 июня 1913-го) лауреатом Госпремии РСФСР имени М. Горького, кавалером ордена Октябрьской Революции и двух орденов Трудового Красного Знамени. В принципе это не удивительно. Тот же Смеляков тоже наполучал и премии и ордена. Но он всё-таки называл палачей палачами и не писал о себе как о засланном в лагерь государственном казачке, живущем по принципу: «Была бы только родина богатой и счастливою, а мы-то будем счастливы»!

25 октября

Я всё ещё была безработной. Помогла мне устроиться моя ближайшая подруга, ещё со школьной скамьи, – Елена Константиновна Гальперина, жена художника Александра Александровича Осмёркина. Мы с ней вместе учились и в университете (МГУ), но она параллельно увлечённо занималась художественным чтением. В 20-х годах эта отрасль актёрского искусства сыграла большую роль в просветительном движении. Литературные вечера – от спектаклей видных мастеров «Театра одного актёра» до тематических лекций в рабочих клубах с участием профессиональных актёров-чтецов.