Мои литературные святцы - Геннадий Красухин

Однако стихотворения про горбунов я Петру Потёмкину не прощаю. Заигрался? А не нужно так играть!

21 октября 1889 года в московском переулке в районе Смоленского рынка нашли зарезанного мужчину. Он оказался писателем Николаем Васильевичем Успенским. Расследование показало, что он покончил жизнь самоубийством на почве алкогольной болезни.

А писателем он был неплохим. Писал рассказы и очерки, где изображал быт дореформенной деревни, выступал против крепостничества. Но и против либерализма. Описывал духовенство, знакомое ему с детства: он родился 31 мая 1837 года в семье священника.

Однако наиболее сильные в его творчестве повести «Фёдор Петрович» (1866), «Старое по-новому» (1870) – о деревенской буржуазии и земстве критика не приняла. Его идеализация общинных устоев не снискала себе сторонников.

Нуждаясь, Успенский играл перед толпой на музыкальных инструментах, пел куплеты и частушки, разыгрывал сцены с маленьким крокодиловым чучелом, от лица которого произносил монологи.

Наконец, и вовсе разочаровался в жизни!

22 октября

Я подружился с Евгением Михайловичем Винокуровым, родившимся 22 октября 1925 года, в 1965 году, когда помогал журналу «Семья и школа» формировать его редакционный портфель. Мы быстро перешли на «ты» и очень часто гуляли вместе по Гоголевскому бульвару, благо я жил в параллельном Гоголевскому Филипповском переулке (в советское время переулок Аксакова), а Филипповский через Сивцев Вражек переходил в Нащокинский (в советское время улица Фурманова), где жил Винокуров.

С ним было очень интересно. Он был умён и очень много знал.

Стихи мог декламировать часами. Любил Мандельштама, Тютчева, Пастернака, Баратынского.

Он нередко заходил ко мне в «Литературную газету», когда я стал там работать. Приводил других поэтов – своих друзей, знакомил.

Мы нередко выпивали. Причём заканчивали непременно в ресторане ЦДЛ, куда направлялись по настоянию Винокурова.

Когда он умер (а это случилось 23 декабря 1993 года), собралось очень много литераторов.

Женя вёл семинар в Литературном институте, и ему своими публикациями были обязаны многие. Тем более что он заведовал отделом поэзии в журнале «Новый мир» и своих студентов не обижал.

Но ещё до Кочетова в пятидесятых годах в «Октябре» он тоже заведовал отделом поэзии и печатал первые подборки Беллы Ахмадулиной, Юнны Мориц и других тогдашних молодых поэтов.

Не обижал и своих ровесников.

Меня восхищало, как глубоко он знал философов Серебряного века. Он их книги привозил из зарубежных поездок.

– Как ты не боишься их везти? – спрашивал я.

– Боюсь, – отвечал Винокуров. – Но вижу книгу на прилавке магазина и не могу не купить.

– А если обыщут? – спрашивал.

– Отберут, – пожимал плечами Женя. Но никто его на границе не обыскивал.

Винокуров был разным поэтом. Он слишком много писал стихов. Но есть у него стихи настоящие, вошедшие навсегда в литературу:

Я посетил тот город, где когда-тоЯ женщину всем сердцем полюбил.Она была безмерно виноватаПередо мной. Её я не забыл.Вот дом её. Мне говорят подробно,Как осенью минувшей умерла…Она была и ласкова и злобна,Она была и лжива и мила.…Я не решаю сложную задачуГлубинные загадки бытия.Я ничего не знаю. Просто плачу.Где всё понять мне?Просто плачу я.

О таких стихах говорят: «волшебство поэзии! Да, Винокуров был порой волшебником!

Николай Алексеевич Клюев, родившийся 22 октября 1884 года, в начале 1890-х, когда скитался по России со скопцами, встретил Льва Толстого и прочёл ему стихи. По словам Клюева, Толстой ему их хвалил.

Блок точно хвалил стихи Клюева. Сохранилась их переписка. Кроме того, Блок читал письма Клюева на вечерах у Гиппиус и Мережковского.

В сентябре 1911 года Клюев посещает Блока в Петербурге. Блок помог Клюеву войти в литературу. В благодарность Клюев свой сборник «Сосен перезвон» посвящает Блоку.

В 1915 году состоялось знакомство Блока с Есениным. Клюев навсегда привяжется к Есенину. Будет ревновать его к Мариенгофу и Дункан, которые «мне так ненавистны за близость к тебе».

На похоронах Есенина Клюев долго не даёт закрыть крышку гроба, целуя мёртвого поэта. Он пишет известный «Плач по Сергею Есенину»: «Да погасла зарная свеченька, моя лесная лампадка, Ушёл ты от меня разбойными тропинками!»

В 1932 году его поэму «О чём шумят седые кедры» прочитал И. Гронский, редактор «Известий». Он спросил у Павла Васильева, почему в поэме о любви объект чувства – мальчик. Васильев, знавший о нетрадиционной ориентации Клюева, объяснил Гронскому. Тот не нашёл ничего лучше, как позвонить Ягоде, а потом Сталину.

Клюев был выслан.

В Москву Клюев уже не вернулся. Вместе с новой своей симпатией – художником Кравченко, который добавил к фамилии Яр по совету Клюева, они уезжают в Вятку.

В 1934 году его арестовывают. Получает 5 лет лагерей с заменой на высылку в Сибирь. В марте 1936-го в Томске вновь арестован. Но летом отпущен. Ненадолго. В августе 1937 года его арестовывают в последний раз. 13 октября тройка НКВД Новосибирской области приговаривает его к расстрелу.

Михаил Михайлович Бахтин считал, что главным обстоятельством уничтожения Клюева была его нетрадиционная ориентация. Но сам Клюев указывал на совсем другую причину: «Я сгорел на своей Погорельщине, как некогда сгорел мой прадед протопоп Аввакум на костре пустозерском», – писал он в 1934 году поэту Сергею Клычкову. И мне думается, что был прав. «Погорельшина», прочитанная чекистами, была напечатана только во времена перестройки. Её антисоветский пафос несомненен.

Что Клюев в 1937 году предчувствовал гибель, говорит его автоэпитафия:

Есть две страны; одна – Больница,

Другая – Кладбище, меж них

Печальных сосен вереница,

Угрюмых пихт и верб седых!

Блуждая пасмурной опушкой,

Я обронил свою клюку

И заунывною кукушкой

Стучусь в окно к гробовщику:

«Ку-ку! Откройте двери, люди!»

«Будь проклят, полуночный пес!

Кому ты в глиняном сосуде

Несешь зарю апрельских роз?!

Весна погибла, в космы сосен

Вплетает вьюга седину…»

Но, слыша скрежет ткацких кросен,

Тянусь к зловещему окну.

И вижу: тетушка Могила

Ткёт жёлтый саван, и челнок,

Мелькая птицей чернокрылой,

Рождает ткань, как мерность строк.

В вершинах пляска ветродуев,

Под хрип волчицыной трубы.

Читаю нити: «Н. А. Клюев, —

Певец олонецкой избы!»

Елиазар Моисеевич Мелетинский, родившийся 22 октября 1918 года, – человек выдающийся. У него есть замечательная работа «Моя война». А он воевал на Южном и на Кавказских фронтах во время Великой Отечественной, был военным переводчиком. У него есть работа «Моя тюрьма», а в тюрьму он попал во время кампании борьбы с космополитами. Пять с половиной месяцев провёл в одиночной камере, после чего был отправлен в лагерь на 10 лет. Освобождён и реабилитирован осенью 1954.

А до войны и после лагеря занимался наукой.

В 1946—1949 был заведующим кафедрой Карело-Финского госуниверситета. В 1946—1947-м ещё и заведовал отделом фольклора Карело-Финской базы АН СССР.

С 1956 по 1994 работал в ИМЛИ.

Был ответственным редактором нескольких десятков научных изданий, руководил коллективными трудами ИМЛИ.

Член редколлегии а потом главный редактор серий «Исследования по мифологии и фольклору Востока», «Сказки и мифы народов Востока».

С 1989 по 1994 – профессор кафедры истории и теории мировой культуры философского факультета МГУ. Когда, благодаря Горбачёву, учёные стали разъезжать по заграничным университетам, Мелетинский читал лекции в университетах Канады, Бразилии, Италии, Японии, Израиля, выступал на многих международных научных конференциях.

В начале 1992 года возглавил Институт высших гуманитарных исследований РГГУ. Фактически его создал. Читал лекции в РГГУ по сравнительной мифологии и исторической поэтике. Был главным редактором «Arbor mundi» («Мировое древо») – журнала, который выпускает этот институт.

Как прежде Веселовский и Жирмунский, Мелетинский изучал движение повествовательных традиций во времени и их генезис. Рассмотрел судьбы в устной и книжной словесности основных тем и образов мифологического повествования, описал происхождении и эволюцию народной сказки, изучал первобытные истоки и этапы сложения повествовательных традиций и эпических жанров.