Мои литературные святцы - Геннадий Красухин

После войны преподавал в парижской «Эколь Нормаль», где в 1951-м защитил диссертацию по Гумилёву. Это была первая научная работа о расстрелянном поэте. Подготовил к печати том «Избранного» Гумилёва. Написал о нём, И. Анненском, Ф. Сологубе, А. Блоке, А. Белом, В. Маяковском, Е. Замятине, С. Есенине, Б. Пастернаке в книге воспоминаний «Современники» (1961). Выпустил монументальный «Дневник в стихах» (1950), над которым работал 15 лет. Это лиро-эпическая поэма о пережитом и о современности. Последняя работа, которую Оцуп опубликовал при жизни (умер 28 декабря 1958 года) поэма «Три царя» (1958).

Перед самой смертью написал такое стихотворение:

Дай мне погрузиться в ощущенья,

Страшно удаляться в небеса,

Я лечусь от головокруженья,

Вслушиваясь в жизни голоса.

В восхищенье всё меня приводит:

И стада, и птицы, и поля,

Я старею, из-под ног уходит,

Но сильнее радует земля

Как могила, глубока природа,

Жизнь в неё заглянет и дрожит.

Есть в любви чистейшая свобода:

От любого страха излечит.

Он писал его несколько дней (16—27 декабря 1958), стремясь, очевидно, как можно точнее запечатлеть открывающуюся ему перед смертью истину.

Вспоминает выдающийся учёный Ефим Григорьевич Эткинд о том, как стал жертвой кампании по борьбе с космополитизмом в конце сороковых. Цитирую его книгу «Записки незаговорщика»

Ещё до того, как меня выгнали из Института иностранных языков, мне была устроена проработка в ленинградском Университете, где я, правда, лекций не читал, но где в 1947 году защищал диссертацию.

На открытом, то есть с участием приглашённых лиц, заседании кафедры меня поносили за порочную методологию и вредные идеи. То была кафедра западноевропейских (уже переименованных в «зарубежные», чтобы не поминать проклятого слова «Запад») литератур, которой почти тридцать лет заведовал В. М. Жирмунский, мой научный руководитель, сделавший свою кафедру лучшей в Советском Союзе. Жирмунский был уже изгнан с позором из Университета, в его кресле сидела молодая и ещё в науке ничем не отличившаяся его ученица, Т. Вановская, которая умоляющими чёрными глазами смотрела не отрываясь на меня, своего однокашника («я тут ни при чём, это всё делают они…”), а с докладом о моей диссертации (недавно защищённой в том же университете) выступал бледный Алексей Львович Григорьев, историк новейшей французской литературы. Ему тоже всё это было не только неприятно, но и противно, однако он, человек далеко не храброго десятка, исправно выполнял задание партийной организации.

Помню темпераментное выступление А. В. Западова (когда-то один из любимых учеников Гуковского, он раньше многих предал учителя, а теперь выпустил книгу «В глубине строки», посвящённую его памяти); рассыпая цветы красноречия, он подробно говорил об антипатриотических извращениях в диссертации, об ошибке учёного совета, присудившего её автору кандидатскую степень (а многие члены того учёного совета тут же и сидели, терроризированные и безмолвные – академик Алексеев, профессора Державин, Смирнов), и о необходимости эту ошибку исправить.

Александр Васильевич Западов действительно занял место своего учителя Григория Александровича Гуковского, арестованного в рамках кампании борьбы с космополитизмом и умершего в тюрьме. Он читал в Ленинградском университете лекции по истории литературы XVIII века, как прежде Гуковский, который его и в самом деле любил.

Но единожды предавший предаст снова – и Западов это доказал. Должно быть, учителя было предавать труднее, чем своего коллегу. Впрочем, не станем влезать в психологию предательства.

После своего выступления, уничтожавшего Эткинда, Западов недолго проработал ещё в Ленинградском университете, где с 1949 года заведовал кафедрой истории русской журналистики филологического факультета, а в 1953—1954-м был на филологическом деканом. В 1954 году его пригласили в Московский университет на должность заведующего кафедрой редакционно-издательского дела. Здесь он защитил докторскую диссертацию и стал профессором. Здесь в 1971 году Учёный Совет МГУ присудил ему Ломоносовскую премию за монографию «Мысль и слово» (1971). Здесь он стал Заслуженным профессором МГУ.

Он считается родоначальником курса истории русской журналистики. Под его руководством написаны учебники по теории литературного редактирования. Прожил он долго – 90 лет: умер 23 октября 1997 года (родился 5 февраля 1907 года).

Он писал не только научные труды. Писал и книги воспоминаний. Разумеется, о своей роли в уничтожении замечательных учёных в Ленинграде он не вспомнил.

«Ещё при жизни мы воздали ему должное: восхищение и хвалу. Это утешает и греет», – написал о Западове его преемник – заведующий кафедрой истории журналистики МГУ Б. И. Есин. То, что при жизни он не получил подлинного должного, – не заклеймён как предатель и лжесвидетель, утешать и греть не может. Будем же утешаться тем, что тяжёлые его грехи сейчас преданы гласности.

24 октября

Инну Анатольевну Гофф, родившуюся 24 октября 1928 года, я знал столько же, сколько её мужа Константина Яковлевича Ваншенкина, – подружился с ними где-то в начале 70-х.

Инна писала неплохую прозу и нередко печатала её в «Юности». Проза – что уж скрывать! – была, конечно, советской: писательница во главу угла всё время ставила благотворную роль коллектива для заблудших или нет героев. Но диалоги у неё были живыми, характеры тоже.

Она окончила Литературный институт. Причём сперва занималась в семинаре Светлова, а потом в семинаре Паустовского. Иначе говоря, сперва она туда ходила со своими стихами, а потом стала ходить с прозой. Тем более что на долю Гофф-прозаика сразу же выпал крупный успех: уже в 1950-м её повесть «Я – тайга» получает первую премию на Всесоюзном конкурсе на лучшую книгу для детей.

После этого она написала много прозаических вещей. Но стихи писать не бросала. Просто их не печатала.

Однажды с текстом её стихотворения ознакомился друг дома Ваншенкиных Марк Бернес. Он показал этот текст знакомому композитору. Так появилась первая песня на слова Инны Гофф.

Потом некоторые из них стали шлягерами. «Русское поле»», «Я улыбаюсь тебе», «Ветер северный», «Август», «Когда разлюбишь ты».

Да, Бернес точно угадал песенную природу стихов Гофф. Для поэзии в них нет лирического напряжения. А для песен подходят: есть наставление, мораль.

Расул Гамзатов предлагал сделать «Русское поле» Государственным гимном России. И думаю, что при иных авторах это предложение прошло бы. Но еврейка (Гофф) – автор текста и еврей (Я. Френкель) – автор музыки!

Скончалась Инна Анатольевна 26 апреля 1991 года.

Пётр Алексеевич Николаев, родившийся 24 октября 1924 года, крупным учёным не был. Но занимал очень крупные посты. Был главным редактором журнала «Филологические науки», Президентом Международной ассоциации преподавателей русского языка и литературы (МАПРЯЛ), Председателем научного совета Бюро Совета Министров СССР по социальному развитию, Председателем комиссии по связям АН СССР с высшей школой в области филологических наук при Президиуме АН СССР, Председателем Совета по координации научной деятельности Отделения литературы и языка АН СССР, Председателем комиссии по премиям им. В. Г. Белинского АН СССР. И, как говорится, так далее.

Кончил он МГУ, там же работал. Там получил звание Заслуженного профессора. А в Академии наук он был членом-корреспондентом. Но в 1986—1988 был и. о. академика-секретаря отделения литературы и языка, членом Президиума Академии. А это значило, что на ближайших выборах ему было гарантировано избрание в действительные члены.

Однако в 1988 году Академия Наук попала под кураторство секретаря ЦК Егора Кузьмича Лигачёва, который назначил прокоммунистического Феликса Феодосьевича Кузнецова директором ИМЛИ АН СССР и добился его выборов членом-корреспондентом АН. Ясно было, что Лигачёв задумал на следующих выборах сделать Феликса академиком и передвинуть Кузнецова на пост Николаева. А там Кузнецов станет набирать в Академию своих людей.

Но Лигачёва Горбачёв лишил кураторства над учёными и единственно, чего тот добился – остановил восхождение Петра Алексеевича Николаева на вершину.

По правде сказать, жаль. Да, Пётр Николаевич не был крупным учёным. Его труды ничего существенного в науку литературоведения не внесли. Но он был неплохим человеком. Можно даже сказать, человеком порядочным.

Он был ещё и секретарём Союза писателей СССР. Примыкал к прогрессивным секретарям. То есть, не делал подлостей и гадостей на этом посту – не занимался тем, чем занималось большинство секретарей.