Драгоценный груз - Джо Фауст

– Где Мэй? – спросил Герцог, чтобы хоть как-то прервать затянувшееся молчание.

– На встрече с капитаном лайнера. Он хотел навестить тебя, а пришлось отправиться к ней. Надеется уговорить О'Хирн не давать ход этому делу.

– Передайте ему привет, – сдавленным голосом попросил Герцог. – И благодарность.

– Я думаю, тебе следует прочитать эту биографию, – сказала Роз. – Вне зависимости от того, как ты относишься к этому человеку. Возможно, ты найдешь в ней ответы на некоторые возникшие у тебя вопросы. Может, это позволит тебе спасти собственную жизнь.

Герцог недоверчиво хмыкнул.

– Напрасно ты не воспринимаешь мои слова всерьез. Мэй, разумеется, сделает для тебя все, что сумеет. Но, как ни крути, ты напал на посла. Стрелял в него, намереваясь убить, и достиг бы цели, если бы не холостые патроны, – мрачно промолвила Роз. – Ты хотел убить арколианца, хуже того – дипломата. Полномочного посла, от которого зависит, будет ли сохранен мир между нашими расами. Найдутся люди, которые назовут тебя героем, но таковых, сам понимаешь, немного. Большинство же, интересы коего защищает закон, потребует примерно тебя наказать. Другим в назидание и для острастки.

На пороге камеры Роз обернулась и, не глядя на Герцога, позвала:

– Пошли, Винтерс. Пора.

Верзила медленно поднялся на ноги.

– Забавная вещица, тебе понравится, – проворчал он, протягивая Герцогу микропроектор. – Я отыскал для тебя любопытный кусок. С картинками. Ну, не скучай.

– Спасибо, ребята, – Герцог вернулся к койке и, опустившись на нее, подпер кулаком щеку.

Роз с Винтерсом вышли из камеры и скрылись, повернув налево по коридору. Герцог вздохнул и посмотрел на маленький, матово светящийся экран. С него на Герцога взирал мужчина с развитыми скулами, блестящими черными волосами и чересчур большим носом. Он стоял, обняв за плечи щуплого невзрачного человечка, а надпись под стереофото гласила: «Диксон со своей боевой подругой, Любимицей Лей». Стало быть, это и есть легендарная «Два Эл», как называл ее Эрик, та самая, которая участвовала в снятии осады с Беринге Гейта.

Герцог выпрямился, пристроил микропроектор поудобнее и нажал на клавишу. На стереофото возникло помещение, заполненное пилотами, шлемы которых кучей были свалены на столе.

«Инструктаж перед вылетом на Жасмин-1, где были обнаружены арколианские С-формы. Диксон в третьем ряду, второй справа. Рядом с ним другие известные пилоты: Томаса Фортунато (первый ряд, в центре), Лей Бренд (слева от Диксона) и Веселый Ларри Прайбой (пятый ряд, третий справа от центра)».

Уставившись на Лей Бренд, Герцог поморщился: гермокостюм скрадывал очертания фигуры и совсем ей не шел, а лицо частично закрывал сидящий впереди пилот. Он снова нажал кнопку. Диксон в хорошо знакомом ему баре с поднятой в приветственном жесте бутылкой Аяганского джина и сидящей на коленях миниатюрной женщиной. У нее была обычная для пилотов стрижка, холодный жесткий взгляд и несколько натянутая улыбка. На этот раз Лей была в форменной рубашке, и Герцог вспомнил, что она почти победила его на соревнованиях по борьбе. То есть не его, а Эрика, разумеется.

Надпись под фото сообщала: «Диксон и Лей Бренд перед разведывательным вылетом к Беринге Гейту». Герцог с трудом проглотил вставший в горле комок. В глазах защипало, и когда он проморгался, у него пропало всякое желание досматривать содержимое диска.

– Черт бы их побрал! – прошептал он, выключая микропроектор. Сунул его под подушку и снова лег, свернувшись клубком. Закрыв глаза, он сосредоточился и постарался отыскать в уголке своего сознания притаившегося там до поры до времени Эрика. Пока он еще не знал, зачем ему это нужно, но чувствовал, что пока не найдет его и не вступит в контакт, покоя ему не знать.

«Эрик!» – мысленно позвал он. Что-то вспыхнуло в его мозгу, поплыли какие-то туманные образы… – «Ты здесь?..»

Ничего. Герцог выругался. Где же та хваленая удачливость его соплеменников, о которой говорил Андерс? О, если бы он увидел, как чертовски ему «везет» последнее время, то признал бы все разговоры о «счастливчиках» с Тетроса досужей болтовней. На что же годится Вильям Уэшли Арбор, если ему не удается навести порядок даже в собственных мозгах?

– Где ты, черт бы тебя побрал, Эрик?!

– Да?

Герцог широко распахнул глаза и стиснул руки на груди, чувствуя, как часто колотится сердце. Сел на койке и оглядел камеру. Ничего и никого. Он выглянул в коридор. Никого, насколько он мог видеть, не переступая ограничительную черту. Ни в холле, ни в других камерах.

– Лакки? – нерешительно окликнул он пьянчугу. Подождал несколько мгновений и, не получив ответа, снова позвал: – Лакки?

Откуда-то издалека до него донеслось хриплое сипение. Если бы он не прислушивался столь чутко, то наверняка бы не услышал его, но это был всего-навсего храп «счастливчика».

Герцог вздохнул и откинулся к стене. И тут ему показалось, что вокруг что-то изменилось. Быть может освещение? Какая-то тень… Но не перед глазами, а словно бы за спиной. Почувствовав смутное беспокойство, он окликнул надзирательницу, и накрывшая его тень растаяла без следа.

Наверное, это все из-за дурацких тестов, от которых у любого нормального человека крыша поедет, подумал Герцог. Он прикрыл глаза и попытался расслабиться.

И снова ощутил где-то на границе сознания присутствие тени. Ну и пусть, вяло подумал Герцог. Голова его склонилась на грудь, по-видимому, он начал задремывать, но присутствие тени не давало ему погрузиться в сон. Стряхнув овладевшее им оцепенение, он вскинул голову. Нет, померещилось, никаких теней…

Он хотел позвать надзирательницу, но не мог выговорить ни слова, и вместо внятной речи из глотки вырвался невнятный хрип. Перед глазами поплыли клочья серого тумана, освещение в камере заметно потускнело.

Преодолевая сонную одурь, Герцог сполз с койки и встал прямо на подкашивающихся ногах. Оглядел себя от плеч до кончиков пальцев на ногах. Что-то определенно было не так, но понять, что именно, никак не удавалось. И зачем, спрашивается, ему было вставать с койки? У него вдруг возникло ощущение, что сделал он это не сам, что на ноги его подняла какая-то посторонняя сила…

Трясясь, он опустился на стул, ожидая, что же произойдет дальше.

Ничего.

Он нервно кусал губу.

Ничего не происходило. В мозгу была странная пустота, застилавший глаза туман исчез, теперь он отчетливо видел все находящиеся в камере предметы. У него возникло удивительное чувство, будто он не контролирует свои глаза, что они, независимо от его воли и желания, шарят по сторонам, словно видят камеру впервые. Постепенно он понял, что ушедшая было из сознания тень – призрачное ощущение чьего-то постороннего присутствия вернулось, и из-за него-то он так глупо и таращится по сторонам. У него закружилась голова, и он кое-как перебрался на койку, ощутив, как холодные мурашки бегут от плеч по спине и к ступням.

– Не сиди сиднем. Сделай же что-нибудь.

– Кто это? Что?

– Сосредоточься, ты ведь хотел знать, как это делается?..

Герцог открыл рот от изумления. Кто-то разговаривал с ним. И тут у него возникло чувство наложения картинок: он находился одновременно в камере и в рубке «Ангельской Удачи», в тот самый момент, когда ей грозил взрыв, и надобно было срочно что-то предпринять…

– Поверни тумблер. Нет, не этот. Ты угробишь нас всех. Следующий…

– Мэй?

Он зажмурился, но видение рубки и чьего-то присутствия в ней, помимо его собственного, не исчезало.

– Эрик!

Волна боли прокатилась от живота, вытесняя воздух из легких, заставляя его корчиться и хрипеть. Потом что-то вспыхнуло в мозгу, словно там взорвалась граната, и Герцог как подкошенный рухнул на койку. Ему было на редкость скверно, душа его, кажется, расставалась с телом, и это, право же, было не так уж плохо…

9

Он встряхнул стоявшую перед ним бутылку и убедился в том, что она пуста. Высокий стакан тоже был почти пуст. Он отхлебнул из него. Питье было отвратительным, хуже всего того, что ему приходилось когда-либо употреблять. Смешно, подумал он. Обычно, когда содержимое бутылки на исходе, вкус выпитого уже не волнует. Любопытно, чем разбавляли эту дрянь на Саплай Ку тамошние тыловые крысы?

Ему было решительно нечего делать. Ему ничего не хотелось делать, и он пытался найти какую-нибудь зацепку, которая отвлекла бы его от горьких размышлений и помогла убить время.

Он поднес стакан к глазам и заглянул внутрь. Ну почему он должен изображать из себя рыцаря без страха и упрека, этакий образец для подражания? Изображать отчаянного смельчака, коему неведомы сомнения и колебания? Жернова войны перемелют и трусов, и храбрецов, и праведников, и подонков, так какого рожна…

Из окна офицерского клуба открывалась безрадостная картина: раскаленные двумя солнцами бетонные плиты взлетного поля, над которыми колебался, подобно туману, горячий, пахнущий гарью воздух. Близились сумерки. Вылет следовало бы провести до того, как ведущие к взлетному полю асфальтовые дорожки начтут вонять гудроном и станут слишком липкими…