Береговая стража - Дарья Плещеева

— А для тебя, голубушка, я конфектов накупила, и пастилы, и бисквитов, — сказала она Марфиньке. — Помню, в девках только ими и утешалась. Подружек назовешь, повеселишься.

— Не умеет она, — заметила Катерина Петровна. — И на Святках не гадала. Я уж ей говорю — одевайся потеплее, ступай ночью с девками снег полоть, женихов окликать, Кузьма с Данилой присмотрят, чтобы вас не обидели. Нет, какое там — сидела в комнате за книжкой. То ли в наше время!

Лиза не подала виду, что обижена. Катерина Петровна считала ее ровесницей на том основании, что Лиза — жена ее брата. А Катерине-то Петровне — все сорок пять! Хороша ровесница!

— А вот новинка, — сказала она. — Такое впервые вижу. Мамзель, где баночка?

На столик явилась коробка продолговатой формы, обтянутая голубым шелковым лоскутком, с ленточным бантиком.

— Бонбоньерка, а в ней — карамель! — объяснила Лиза. — Новомодное лакомство. Вы бы почаще выезжали, светики мои, на Невском каждый день что-то неслыханное.

— Да Марфиньке одно лишь малиновое варенье подавай! — Катерина Петровна засмеялась. — Для нее одной держим! И пирог печем, и в стакане с водой непременно ложка-другая размешана, и на калач или булку мажет. Так и сидит — в одной руке книжка, в другой булка с вареньем.

— А что женихи? Кто сватался?

— Не приведи Господь кто. Красовецкий!

— Матерь Божья! — Лиза ужаснулась неподдельно. — И у него достало наглости?! К благородной девице? Погоди — разве ж он не женат?

— Божится, что овдовел.

— Когда, как?.. Дожили — прощелыга, приказчик бывший, лезет из грязи в князи!

— Кто его знает, как. Приехал, цветы привез, еле в креслах поместился. Ступай прочь, Марфинька, — велела Катерина Петровна дочке. — Поди, поди! Потом спустишься в столовую!

Дочь встала, присела перед Лизой и с самым скромным видом, даже не подумав возражать, удалилась.

— Ангела мне Бог послал, — сказала Катерина Петровна. — Ну вот, ушла. Я его, старого черта, спрашиваю — уж не от своей ли дансерки он ко мне жаловать изволит? Весь Петербург знает — он Платову содержит. А он мне — дансерку брошу и от прежних шалостей отстану, коли отдадите девицу.

— Сие даже забавно! Ничего, сестрица, дурак сватается — умному путь кажет! А нет ли у Марфиньки кого на примете?

— Да она не посмеет!

— Ты, матушка сестрица, разведай-ка получше про ту дансерку, — подсказала Лиза. — Театральные девки умеют деньги вытягивать. Трудно будет уговорить ее расстаться с Красовецким. Не стала бы пакостить.

— Так ведь и не придется уговаривать — я ему отказала.

— Помяни мое слово — он вдругорядь свататься приедет.

— Спаси и сохрани! — Катерина Петровна перекрестилась. — Да как же про нее разведать, я и не знаю… Мы с Марфинькой только раза три в месяц в театре бываем, слушаем оперы. Кого спрашивать — понятия не имею.

— Ну так я имею! У меня есть компаньонка, Марья Дормидонтовна, а у нее кумов сын, она сказывала, служит в театре. Я ей велю, чтобы ко мне позвала, а потом я его с докладом к тебе отправлю. Такое дело нельзя пускать на самотек. Мамзель, запомни — не забыть позвать того сына, как бишь его…

Чтица кивнула.

— Ты и Марию Дормидонтовну ко мне пришли — мне старые пасьянсы надоели, пусть поучит новые раскладывать.

— Пришлю, сестрица. А что Ухтомские? — спросила Лиза про семейство другой сестры супруга, Марьи Петровны. И Катерина Петровна принялась рассказывать про женские хворобы, про неприятности от сыновей, Ореста и Платона, которые советов не слушают, играют по крупной, и уже столько денег промотали, что пару деревенек купить бы можно. И их гвардейская служба недешево обходится — вон осенью покупали дорогих лошадей, до сих пор Марья Петровна ругается, как вспомнит.

— Женить их надобно, — сказала Лиза. — Уже не мальчики.

— Да не хотят!

Катерина Петровна пустилась перебирать знатных и богатых невест. Лиза слушала вполуха — ей нужно было обдумать новость о сватовстве откупщика Красовецкого, да так обдумать, чтобы явиться к супругу с готовой диспозицией.

Но ее следовало преподнести так, чтобы Николаю Петровичу показалось: он сам все сопоставил, осмыслил и изобрел. Ибо от жены он должен получать любовь, нежность и милую болтовню, а никак не умные мысли. Впрочем, супруг не дурак — если вовремя ему подсказать главное, подробности он придумает сам. На это он мастер. А чего недодумает — Матвеич наверняка осторожно подскажет. Вот и история с дансеркой — тому пример… И не дай Господь, чтобы он усомнился в превосходстве своего ума.

После обеда Лиза велела посылать за санками. Прекрасный жеребец был отправлен обратно на конюшню — его берегли, не допускали, чтобы он часами стоял на морозе, и казачок Катерины Петровны отправился на извозчике в особняк Лисиныных. Сама Катерина Петровна конюшни, где приютить чужих лошадей, не имела — а нанимала поблизости для своей запряжки. Через полчаса санки явились, Лиза расцеловалась с сестрицей супруга и с Марфинькой, условилась о следующих визитах и покатила домой.

— А я думал, что ты подольше у сестры останешься, — сказал муж, выйдя из кабинета. — Что тебе за радость дома сидеть?

— Не понимаю я женщин, которые с утра — хвост трубой и в поход по чужим гостиным, — отвечала, обнимая мужа, Лиза. — Уж коли в собственном доме радости нет и скука, так на что тогда и замуж выходить? Я понакупила всяких вещиц, сейчас с женщинами сядем их разбирать, потом завтрашний обед заказывать, потом рукоделье, а мамзель на клавесине играть станет, а чтица — сказки читать, скучать некогда. Я еще хотела сама пойти на поварню и для тебя бульон изготовить, как доктор велел. А за ужином новости скажу.

— Какие новости, душенька? Говори уж сразу!

— Ох, ты и вообразить не можешь, кто сватается за Марфиньку! Откупщик Красовецкий! Он ее вчетверо старше! А это уж чересчур. Я всегда была того мнения, что мужу надлежит быть в возрасте отца, чтобы жена и уважала, и слушала, и ласками его была довольна, — весело сказала Лиза. — Вот как я. Но этот уж в деды Марфиньке годится. Хотя богат, сам знаешь, как Крез. Да там и другая беда…

— Что из низкого звания?

— Нет, это беда третья. Другая — что у него на содержании дансерка.

— Ну и что? — спросил удивленный Николай Петрович. Он был убежден, что его жена таким вещам не придает значения: это та мужская жизнь, к которой светской женщине следует относиться спокойно и без возмущения.

— Да хоть бы десять дансерок — когда б он их так не разбаловал и мог дешево от них откупиться. А этой, сказывали, алмазные уборы дарил. Пойдем, душа моя, я купила тебе табак, как ты просил, и перчатки, вели своему Юшке их забрать. Да скажи — еще раз увижу, что он твой фрак в комнатах чистит, высечь велю. Пыль только вздымает — а надо на заднем крыльце, на морозце.