Повесть о советском вампире - Александр Слепаков

– Ну, приводи, – уныло согласился фельдшер.

31. Мысли журналиста про свободу

Газета «Семикаракорский комсомолец» выходит тиражом 1000 экземпляров. Этот печатный орган освещает будни молодежи района. Меня оттуда поперли несправедливо. Я хотел освещать будни. Но я высказался против свободы, и меня поперли. Мы живем в свободной стране, и не место в рядах советской журналистики отщепенцу, который критикует свободу и говорит, что она – зло. А я вам все равно скажу: свобода – это зло. Я тут все знаю, я тут вырос. Я как-то понимаю, что люди чувствуют. И какие у них будни.

Идет молодой механизатор зимним утром на базу, а я вижу его глазами снежное поле и тропинку в снегу и как стоит белый дым над домами. И знаю, как нежно ночью ласкает девка шофера из Ростова, приехавшего с фабрики «Смычки» за полуфабрикатом. Ну, симпатичный парень, ну, добился своего, даже никто особенно не сопротивлялся, но откуда такая нежность?

И как, проводив мужа на работу, а мальчика в школу, открывает баба комод и считает, сколько осталось до получки.

Но вот вы мне скажите, разве свобода – это хорошо? Человек спокойно себя чувствует, когда он не думает. Когда он делает то, что нужно, и от него не зависит ничего. Он так и так должен это делать, никто его особенно не спрашивает. Встать утром, позавтракать и идти в гараж перебирать трансмиссию. Или, наоборот, доить коров, если ты баба. Или в детский садик, детям кашу варить. И не думать. День за днем. Новый год, Восьмое марта, Первое мая. Хочешь есть – намажут тебе бутерброд. Скучно тебе – включи телевизор. Не нравится Валерий Леонтьев – ничего. Можно поджарить картошки, открыть маринованные помидоры, достать бутылку из холодильника, позвать соседа. Плохо? Да нет, не плохо. Сосед нормальный мужик, считаю, повезло. Пока не думаешь, все хорошо. Некогда думать, надо все время что-то делать.

Про мировой империализм пусть советские органы думают, им за это деньги платят. Они Солженицына выдворили, я считаю, правильно. Им без него одной заботой меньше, а ему там хорошо. В органах умные мужики сидят, это глупость говорить, что они там только бухают и всем дело шьют. Но им тяжело, там думать надо. Потому они и на пенсию рано идут. Покупают себе «Москвич», собаку, на охоту ходят, за грибами, чтоб отойти от всего этого.

Я так написал, что жить надо спокойно, со дня на день. Есть вкусно, одеваться тепло, когда зима. Смотреть, как дети растут, и себе всякой дурью голову не забивать. Что я не так написал? Но меня поперли. Сказали: мещанская идеология. Сказали: а где комсомольский полет? А я откуда знаю, где этот хренов полет? Зачем он нужен? А где романтика далеких горизонтов? Нет романтики? Иди отсюда. Будет романтика – приходи поговорим. А про свободу еще раз пернешь – комсомольский билет на стол положишь.

Но я – упрямый человек, из казаков. Меня так просто романтикой не возьмешь. Романтики вам хочется? Так вот же вам вампир. Под нос. Вот вам романтика, суки. Кушайте на здоровье. Ходит советский вампир по советской деревне, пьет кровь у советских людей. Романтичнее некуда. Это все правда, между прочим. Журналист должен правду писать, а не романтические бредни. Поэтому я – журналист, хоть и выпивши. А вы там – говно собачье. Со своим фальшивым фольклором и тупыми лозунгами.

У агронома в кабинете на стене лозунг: «Удобрения – основа растениеводства». Это что, умно? Это глупость, я считаю, на стене писать то, что все и так знают. Ты на стене напиши, где купить недорого эти удобрения, тебе мужики спасибо скажут.

Коля Иванов про ферму свиноводческую пишет с эпиграфом: «Светить всегда, светить везде!..» Фингал ему набить под глазом, чтоб ему было чем светить. Свиноводческая ферма, кстати, передовая… «Светить!» – на хрена так писать? Все норовят выпендриться, это, наверное, и называется – «горизонты». Чем глупее выпендрился, тем шире горизонты. Я бы показал им горизонты.

Выгнали меня к чертям собачьим. Комсомольцы семикаракорские. Ничего, я к механизаторам пойду, я по моторам в курсе дела. А про свободу вы еще меня вспомните. Когда у человека есть мозги, ему свобода не нужна. А когда мозгов нет, не дай бог, свобода наступает. Тогда караул. Никому мало не покажется.

Кстати, меня одна вещь очень беспокоит. Как это он к нам приходит? Петровна говорит, в нашем мире что-то не так, где-то есть брешь. Иначе он бы не смог приходить. Есть брешь, и через нее он и ходит. А брешь появляется перед большими событиями. Или что-то где-то у нас пизданет, или, наоборот, потонет. Или вообще опять нападут супостаты, и будем их тут ловить в кукурузе. В смысле инопланетяне.

Сам несу хрен знает что. Может, у меня горизонты появились? Петровна сказала: если он приходит, значит, где-то дыра. Значит, будет большая беда. Это меня больше всего беспокоит. Как бы найти эту брешь, как бы ее заделать чем-нибудь.

32. Размышления Иевлевой

Иевлеву же занимали следующие вопросы: если это не простой мужик, не будет ли от полового контакта с ним какой-нибудь беды? Второй вопрос: есть ли у нее над ним хоть какая-то власть или только у него над ней?

Дальше идут научные вопросы: что у него внутри? Судя по тактильным ощущениям, тело совершенно такое же, как у обычного человека. Только очень сильное. Сперма выделяется нормально, даже очень бурно. Но характерного запаха спермы не чувствуется. Она не вытекает наружу, следов не оставляет. Можно в исследовательских целях попробовать орально, но неизвестно, как он к этому отнесется. И честно говоря, немного страшно. Потому что ранки над сосудами на запястьях и на щиколотках очень, правда, странные, а он прямо сказал, что имеет к этим ранкам отношение. Участковый говорит, что он – вампир.

Сам участковый, судя по всему, очень мной увлечен, или, проще говоря, у него на меня стоит, как столб. Вот над кем у меня точно есть власть.

Фельдшер перепуган ужасно. Значит, тоже верит. Все это складывается в картину очень и очень странную. Но, в конце концов, не вампир же он в самом деле? Я-то пока еще с ума не сошла. Вампиры – мертвые, а он совсем не мертвый, такой живой, что дай бог каждому. И вот еще очень странный, очень важный вопрос: куда он девается днем?

Она решила поговорить с участковым. Но разговор с ним в его кабинете, куда она пришла, начался довольно странно. Участковый запер за ней дверь, задернул шторы и предпринял самые решительные действия недвусмысленного характера. Иевлева отреагировала тоже довольно для себя неожиданно. Она сама расстегнула ему брюки и помогла рукой движению в нужном направлении. При этом в голове у нее мелькнула мысль о начинающейся нимфомании. Ее будоражила на этот раз мысль о своей бесконечной власти над этим человеком. Она раздела его полностью, посадила на кресло и, легко добившись повторного взвода, села на него сверху и с удовольствием исподтишка наблюдала, как он расплавляется от переполняющих его чувств и ощущений. В последний момент она закрыла ему рот своими губами, боясь, что он начнет громко стонать и кричать, чего она терпеть не могла.