Где валяются поцелуи - Ринат Валиуллин

— Разве женщины умеют дружить? — вслух задумался Павел.

— А зачем им дружить, если они умеют любить, — ответила Фортуна, первой получив добрый кусок мяса.

— Фортуна, что ты с ним церемонишься? Он же ничего не понимает в женской дружбе, — пытался внести интригу в беседу режиссер.

— Нет, я с ним пока не могу, прежде мне надо расцеремониться с законным, — взялась Фортуна за нож, не зная, с чего начать трапезу.

— Так ты замужем? Вот это разворот! — рассмеялся Роберто. — Значит, мы почти коллеги. Тебе тоже приходится держать себя в рамках приличия.

— Да, так и путешествую в рамке, — отпила вино Фортуна. И черточки на ее губах вмиг наполнились кровью итальянской лозы.

— Наконец-то прекрасная картина приехала на выставку в Венецию. Вот скажи мне, Фортуна, чего должно быть больше в муже — любовника или друга?

— Мужчины. Безусловно, — облизнула она их и поставила бокал на место. — А ты льстец, Роберто. Кстати, может, подскажешь, как мне узнать настоящего мужчину?

— Никак. Если он настоящий, то сам тебя узнает.

— Ну да. В таком случае расскажи, как это случилось у твоей жены? Правда, начало вашего знакомства Павел мне уже поведал… но все же.

— Это было на съемках одной грустной картины, лет десять назад, — выступил Роберто, проглотив первый кусок мяса. — Кстати, мясо отлично здесь готовят, очень сочное. Ну, раз ты знаешь уже начало, я расскажу тебе краткое содержание картины. Мы примерно также сидели в кафе:

— Мы могли бы с тобой?

— Имеете в виду это?

— Именно это я и хотел предложить.

— Почему бы и нет.

— Сигарету?

— Вина.

— Красное?

— Белое.

— Поцелуй?

— Еще белого.

— Сигарету?

— Еще поцелуй.

— К вам?

— Ко мне.

— Сигарету?

— В постели?

— Представьте, я так делаю часто.

— Хорошо.

— И еще одно краткое предложение.

— Какое?

— Замуж пойдете?

— У меня нету белого.

— А шампанское?

— Я про платье.

Фортуна смотрела на Роберто как завороженная, требуя продолжения спектакля. И он добавил:

— Вот такая вот любовь вслепую. Впрочем, не любить эту девушку было невозможно, и дело не в ее сложном характере: характеры по определению не могут быть легкими, а скорее в избытке моего любовного опыта. Так как она была неповторима… — подытожил свой рассказ Роберто.

— А сейчас?

— Из неповторимой стала необыкновенной.

— Повезло ей. Чтобы понять, что ты лучшая, достаточно найти того, кто тебя любит. Мне лично очень важно кому-нибудь принадлежать, но так, чтобы не использовали, — вытерла губы салфеткой Фортуна.

— А что, часто использовали? — снова вернулся в беседу Павел, покончив с мясом.

— Гораздо чаще, чем понимали.

— Мужчины только говорят, что хотят тебя понять, на самом деле — либо хотят, либо нет, — плеснул правды режиссер. — В вопросах измены меня всегда останавливал только один факт: что будет чувствовать любимая женщина, узнав об этом. Как вы думаете, Фортуна?

— Пустоту. Любящая женщина может помиловать, но простить никогда, у нее нет для этого столько равнодушия. Нет лучше памяти, чем женская, сколько бы она вам ни прощала.

— А если простила?

— Если женщина вас простила, значит, она вам больше не доверяет, — блеснул пониманием женщин Павел.

— Да, женщина может простить, но только после того, как ей удастся отомстить, — добавила женской логики Фортуна. — Идеальная красота, волнующие запахи, поиски внимания — все это и есть ее месть.

— Как бы они ни душились, от женщин всегда пахнет любовью, — прокомментировал Роберто даму, которая прошелестела рядом с их столиком.

— Хорошо тебе, Роберто, каждая тебя способна вдохновить, — налил ему вина Павел.

— Здесь вступает в силу третий закон любви: если тебе не понравилась женщина, будь мужчиной: значит, ты не в ее вкусе.

— Разве у тебя не случалось на съемочной площадке актрисы, которая не вдохновляла? — откинула назад волосы Фортуна.

— «Случайная актриса» звучит как случайный секс. Всяко бывало. Если женщина не вдохновляет, значит, она дышит в другую сторону. И надо заставить ее потерять голову или закрутить так, чтобы она научилась вдохновляться от меня. Самолюбия в кино недостаточно.

— Вот почему иногда любовь на экране выглядит натуральнее, чем в жизни. Правда, часто все портят искусственно снятые постельные сцены. В жизни все несколько иначе.

— Да, это так. Если в жизни мы можем позволить себе в отдельно взятых отношениях скатиться к порнографии и утром проснуться, как ни в чем не бывало, то в кино интимные сцены выходят за рамки личного. Можно вообще их опустить, создать иллюзию того, что это происходит где-то за кадром, либо ограничиться эротикой. Главное в этот момент, для меня как для режиссера, не уйти в порнуху, в пошлость — а эта грань очень тонка.

— В моем пуританском мозгу между ними стена, — разглядывала на дне бокала капельки вина Фортуна.

— Сейчас постараюсь объяснить наглядно.

— Наглядно? — оживилась она.

— Однажды… еще до того, как я надел эти очки, — он поправил оправу, — я, сидя в одном кафе, наблюдал за девушкой, когда она ела вишневый пирог. Красная сладкая сочная мякоть, которую она изящно ловила ловким розовым язычком, стекала по ее длинным пальцам. «Эротика», — подумал я. Пока она не достала зубочистку и не начала яростно выковыривать что-то из коренного зуба. «Пошлость», — отозвалось у меня в голове. Наконец, девушка вытащила изо рта то, что мешало ей жить, размазала пальцами и слизнула. «Порнография», — вырвалось из меня.

— А каково актерам играть в постельных сценах?

— А каково в жизни играть постельные сцены? Примерно то же самое. Неужели не приходилось?

— Да, но это игра с родным человеком, — защищалась Фортуна.

— С родным еще сложнее, более того, она обоих ведет к поражению. Есть оргазмы, но нет удовлетворения, счастья.

— Мне для счастья вообще никто не нужен, чем больше я живу с кем-то, тем сильнее это понимаю.

— Сильная женщина. Но честнее было бы сказать, что не с тем живешь. Женщине никак нельзя без любви, а мужчине без женщины. Кто ей еще подскажет, что она любимая, кто ему — что делать после оргазма.

— В конце концов, можно любить себя и тоже быть любимой, — не сдавалась Фортуна. — Я давно для себя решила: хочешь быть любимой? Нет ничего проще: «не любезничай, не влюбляйся, не люби».

— Ты серьезно? — удивился Павел.

— Вполне. К примеру, почему люди, которые любят только себя, порой выглядят гораздо счастливее тех, что любят других.

— Себе легче прощать, — не задумываясь, ответил Павел.

— Именно этим мы и занимаемся, когда нам больно, — наблюдала за танцующими парами в глубине ресторана Фортуна.

— Давай тогда конкретней, что делает женщина, когда ей больно? — пытался найти истину Павел.

— Терпит.

— А мужчина?

— Терпеливо ждет, когда ей это начнет нравиться, — заткнул возникнувшее молчание Роберто.

— Разве измена может кому-нибудь понравиться?

— Ты сразу начала с тяжелой артиллерии, Фортуна.

— Просто о наболевшем.

— Подозреваешь мужа?

— Нет, все время прощаю. Мне легче прощать, чем подозревать. Я знаю достаточно неверных жен и мужей, которые вполне счастливы в своих семьях. Все изменяют одинаково: и мужчины, и женщины. И неизвестно, кому из них это нужнее, а кому и вовсе жизненно необходимо. В конечном итоге, кого-то милуют и уходят, других же ждет настоящее наказание, сущий ад, с ними остаются.

— Значит, это для него худшая пытка. Надеюсь, он вас за это не осуждает, — улыбнулся режиссер.

— Никто не вправе никого осуждать, даже если это приносит удовольствие. У меня совсем недавно появилась навязчивая идея завести себе любовника.

— Ни в коем случае. Самая большая трагедия любви — стать любовницей.

— Нет, не подумайте, я не злопамятна, но отомстить всегда приятно.

— Здесь вступает в силу четвертое правило любви: если вы не получаете удовольствия от женщины, возможно, его за вас получает кто-то другой.

— Это ты о чем, Роберто? — спросила Фортуна, поправив прическу.

— Я говорю, что задача жены — гнать от мужа всех случайных баб.

— А то они слетаются, как мухи на… — осеклась Фортуна.

— На что?

— Вот хотела сказать на мед, а подумала про дерьмо. Будто вляпалась. Какая все-таки сложная штука жизнь.

— Не проще пареной репы, — достал Павел сигарету и прикурил.

— Это если не связываться с теми, кто тебе ее парит.

— Да, жизнь женщины похожа на жестокий бой. Сердца бьются, словно посуда, мечты разбиваются в кровь, не бьются только козырные тузы, которые, как правило, уже на руках, — посмотрел Павел на Роберто.

— А козырные дамы? — почувствовал запах табака Роберто, и ему тоже захотелось затянуться.