Дружина - Олег Артюхов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я считаю, – подала голос Ингегерд, – что мой главный долг и цель – это месть убийце моего отца. Остальной путь подскажут боги.
Я попытался вмешаться в эти безрассудные планы:
– Ваши цели, безусловно, благородные и понятные, но пути их достижения смертельно опасные и сомнительные. Ведь, чтобы убить конунга, нужно добраться до него, а сделать это незаметно почти невозможно. В Альдейгье шесть-семь сотен до зубов вооружённых нурманов, а может уже и больше. И все они стоят между вами и конунгом. Нет смысла даже говорить о том, чтобы перебить эту ораву.
– Зато должно хватить хитрости и ловкости, – усмехнулась Ингегерд, – Я не отступлюсь от своего права мести, и никто меня не остановит.
Я понял, что спорить и доказывать что-либо бесполезно, и нам поневоле придётся подключаться к затеянной авантюре:
– Тогда предлагаю хорошенько осмыслить, как свершить задуманное быстрее и безопаснее. Во-первых, – надо найти способ добраться до Альдейгьи, во-вторых, – надо изловчиться, чтобы проникнуть в терем конунга, в-третьих, надо на месте осторожно и без шума подобраться к самому конунгу, и последнее – надо организовать безопасный отход, чтобы избежать преследования и поражения.
Все присутствующие согласились. В глазах Скули появился свет надежды, а во взгляде Ингегерд остро блеснула жажда мести. Они уже поняли, что вместе с нами их безумный план имеет шанс на успех.
Накануне дня Рода и Рожаниц, спустя пару дней после того разговора, мы всей кампанией, одиннадцать человек, отплыли из Русы на нанятом за пять серебрушек судне, идущем порожняком в Альдейгью. На этот раз нам не пришлось грести, ибо невместно в присутствии ярла и госпожи знатным варягам тягать вёсла. В час пополудни заросшие тростником и осокой берега реки раздались в стороны, и перед нами открылся простор Ильменского озера, серые волны которого слились на горизонте с таким же серым небом.
Через день со стороны Нево-озера по прибрежной дороге к Альдейгье подошли двое, закутанные в длинные чёрные хламиды с надвинутыми капюшонами и с чёрными перчатками на руках. Один высокий и крепкий, другой пониже похлипче. Они шагали прямо к раскрытым настежь городским воротам, в которых стояла нурманская стража. Дорога пересекла заросший низкими кустами старый вал и уткнулась в бревенчатый настил через оплывший ров перед воротами.
– А, ну, стой! Кто такие? – Дежурный нурман лениво шагнул к прохожим, и навстречу пахнуло вонью, будто он от рождения не мылся.
– Мы люди торговые. Лодья наша в Нево-озере затонула намедни, волной ударило о камни да перевернуло. Только мы и спаслись. Всё потопло, ничего не осталось. Идём в Альдейгью к конунгу Эстейну. Слышали, что он добр и может позволит переждать осенние шторма и зиму и побыть в доме его до весны.
– И вправду позавчера штормило на озере, Эрик-кормщик тоже чуть драккар не потопил, – прогудел басом часовой. – Морды покажите.
– Невозможно, храбрый викинг, – тоскливо проговорил высокий, – ибо Одину Одноглазому великую клятву дали, коль спасёмся, то целый год ни лица, ни рук не откроем мы солнцу, ибо горько скорбим о родичах погибших. А оружия у нас нет, – и оба путника распахнули свои хламиды, показывая чёрные туники, подпоясанные простыми верёвками.
– Да, демоны с ними, Ульв, пусть идут. Захочет конунг, приветит, не захочет пинков надаёт.
Путники прошли через внешние ворота и медленно потащились через посад к городскому центру, где во внутренней крепости возвышался трёхэтажный терем конунга.
Даже на первый взгляд прежде разноплемённый торговый город нынче переполняли скандинавы, и не только воины, но и торговцы, кузнецы, трактирщики, конюхи. А несущие бремя самых тяжёлых и грязных работ местные старожилы славяне и биармы кое-как выживали на городских окраинах и за тыном. Торг пока жил своей неспешной жизнью, хотя при новой власти многие купцы стали обходить Альдейгью стороной, предпочитая вольный гостеприимный Новгород, расположенный на той же реке, только у истоков из Ильмень-озера.
На первый взгляд в Альдейгье ничего не изменилось, но на самом деле произошли разительные перемены. И путники уже дышали через раз, чтобы не отравиться пропитанным страхом, ненавистью и жестокостью воздухом. Поглядывая из-под глубокого капюшона, Ингегерд не могла сдержать слёз, глядя как согнулся под чужеземным игом вольный город, где она родилась и выросла.
У обитых кованным железом массивных крепостных ворот путников остановили стражники и заставили отойти в сторону и ждать. А, чего ждать не сказали. Скули и Исгегерд уселись на старую вросшую в землю колоду возле кучи замшелых булыжников и принялись из-под капюшонов осторожно приглядываться к обстановке. У девушки невольно вырвался тихий вздох облегчения, когда возле ближайшей торговой лавки она разглядела знакомые лица Ставра и Стерха. Одетые в кожаные порты и меховые куртки они ничем не отличались от нурман. Раз эти здесь, то где-то поблизости и другая пара: Ромео и Хакас.
Приворотные стражи откровенно издевались, гогоча и указывая на путников пальцами. Солнце уже перевалило далеко за полдень, когда упавшая тень заставила Скули медленно поднять покрытую капюшоном голову. Напротив стоял молодой нурман с гривой светлых волос, под которыми выделялись наглые водянистые глаза, крупные нос и рот с упрямо сжатыми губами. Ухоженные густая борода и усы завершали портрет.
– Кто такие? – процедил он сквозь зубы.
– Мы торговые люди, братья Грим, благородный ярл, родом из восточных земель. Проклятое озеро позавчера поглотило нашу лодью со всем добром, родичами и слугами. Только мы двое чудом спаслись, но лишились всего, и всё, что имеем, то носим на себе. Пришли поклониться доброму конунгу Эстейну позволить нам переждать непогоду и перезимовать в Альдейгье.
– Почему лица и руки прячете? – Нурман смерил путников подозрительным взглядом.
– Не прячем, а скрываем. Как в шторм мы попали, то на краю гибели клятву дали великому Одину, коль спасёмся в пучине, то целый год наши лица и руки не увидят солнца и света. Вот и укрыты головы и руки наши.
– Клятвы надо исполнять, с богами не шутят. Значит братья Грим? И как же вас величать?
– То тоже часть клятвы, чтобы на год и имена позабыть. Зови нас старший и младший. Не обессудь, но такова наша судьба. Прогоните нас, уйдём погибать от холода и голода.
– Так и быть, ступайте за мной. Я сын конунга Эстейна, моё имя Хальвдан, – он повернулся и пошёл через ворота, не видя, как сверкнули глаза старшего, и как сжались зубы и раздулись ноздри младшего «Грима».
Пройдя через внутреннюю площадку детинца и переходы терема,
