Юность Карла - Владимир Мартов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Неси ее за мной.
И столько властности и уверенности прозвучало в словах священника, что Хруотланд послушно пошел за ним.
Кларингу уложили в сухой и теплой келье, и священник, выставив всех вон, а прежде всего Хруотланда, принялся за работу.
Сухие старческие пальцы отца Стурмиеля колдовали над чашечками и баночками, что-то смешивая, добавляя и опять смешивая. Наконец он закончил свой труд и, подогрев в глиняной кружке изготовленное питье, начал осторожно вливать его в горло Кларинги. После мертвенно-холодной бледности девушка почему-то стала метаться в горячке и расплескивала напиток, и отец Стурмиель махнул рукой Хруотланду — помоги, мол. Тот обхватил ладонями головку своей невесты, прижимая ее к подушке, и вдавил большие пальцы в ямочки исхудавших бледных щечек, раскрывая ей рот. Напиток тоненькой струйкой полился в горло, частично растекаясь по подбородку, но все же попадая в рот. Кларинга закашлялась, поперхнулась, но священник осторожно продолжал поить больную девушку. Наконец кружка опустела.
— А теперь ее нужно оставить в покое, — проговорил отец Стурмиель. — Сейчас она заснет, и с Божьей помощью, надеюсь, ей скоро полегчает. Молись, юноша. Богу подвластно все. Противостоять ему невозможно.
4
Это лето выдалось в Нейстрии жарким, но зеленые своды окрестных лесов Ле-Мана дарили прохладу.
Уже с неделю, после выздоровления Кларинги, влюбленные прогуливались по их тенистым тропкам и редким полянкам, стараясь не выходить на открытое жгучее солнце. Во всяком случае, отец Стурмиель велел девушке поберечься после болезни.
Молодого владельца Антре и девушку это устраивало, и, пользуясь возможностью, они днями пропадали под сенью деревьев, скрываясь от сторонних глаз и обмениваясь все новыми и новыми признаниями в любви и клятвами.
— Знай, Кларинга, что ты моя, моя. В каждой капельке крови моя любовь к тебе, — говорил воин.
— Христос благословляет нашу любовь, мой Хруотланд, — вторила ему девушка. — Бог привел в обитель отца Стурмиеля, и ему и Богу я обязана жизнью и тому, что могу снова видеть тебя.
Серо-голубые глаза воина с обожанием смотрели на вновь обретенную возлюбленную и встречали такой же любящий взгляд.
Действительно, воистину чудодейственным оказалось лечение отца Стурмиеля, а скоро раскрылась и тайна столь внезапного заболевания девушки. Ее прояснил достойный настоятель Ле-Манской обители.
— Она была отравлена волчьим корнем, Хруотланд. Я это понял сразу же, едва осмотрел ее в часовне, до того как ты туда ворвался. Более того, я уже знал, что зелье не успело оказать до конца своего смертоносного действия и девушку можно спасти. К счастью, все необходимые снадобья находились при мне, и вот, дети мои, вы теперь воркуете как два голубка и наслаждаетесь счастьем.
Хруотланд и Кларинга опустились на колени и почтительно поцеловали сухие старческие руки отца Стурмиеля.
— Выяснил я и еще одну любопытную подробность этой странной болезни, — продолжил священник. — Незадолго до нашего приезда в обители появился новый лекарь, назвавшийся Торигом. Он уверял, что весьма сведущ в лечении болезней, и действительно довольно успешно пользовал заболевавших местных жителей. Обличьем похож на баска, да и, судя по выговору, он из южных краев. Но как только Кларинга заболела, лекарь куда-то исчез.
— Проклятье! — крикнул Хруотланд. — Теперь все понятно. Это дело рук скотины Ранульфа. Так вот как он хотел решить вопрос о наследстве Двельфа.
Хруотланд потемнел лицом и заскрежетал зубами.
— Я снесу его кабанью голову одним ударом.
— Успокойся, сын мой, — грустно улыбнулся отец Стурмиель. — Отмщение — удел Божий. Не забывай этого, Хруотланд. Не забывай. «И сказал Господь, аз воздам».
Хруотланд и Кларинга снова опустились на колени, покоренные обаянием и добротой старика, и так и застыли, пока священник, ласково положив ладони на склоненные головы, не проговорил:
— Думаю, вы не будете против, если я вас завтра и обвенчаю.
Приближался золотой сентябрь, когда, не слишком поторапливаясь, Хруотланд и Кларинга достигли Ингельгейма, где сейчас, по слухам, находился Карл и весь его двор.
Глава четвертая
Новые осложнения
1
В июле от Карломана с письмом прискакал гонец. Обеспокоенный столь необычным нововведением — всеобщей присягой, — Карломан требовал объяснений.
— Объяснений, объяснений! Каких еще ему требуется объяснений, — бурчал Карл. — Я король, и моя воля закон.
Однако под влиянием матери он смирился и, не желая новой, уже открытой ссоры, тем более после недавнего — год как минул — примирения, вызвал к себе Ганелона.
— Ты известный болтун и хитрец, — говорил ему Карл, — вот тебе и поручение, в котором ты сможешь проявить всю ловкость своего изворотливого ума. Я не знаю, что объяснять моему братцу, поэтому придумаешь сам. Но ссориться с Карломаном я не хочу, и ты должен убедить его, что всеобщая присяга касается лишь дел моего королевства и никоим образом не направлена против него или кого-либо еще. В общем, успокой его любым способом. Тем более что он к тебе, по твоим словам, относится очень хорошо.
При этих словах Карл расхохотался. Ганелон обиженно поморщился.
— Не вижу ничего смешного, Карл, — сказал он. — Да, мне удалось завоевать расположение Карломана. Тем более что по твоему приказу я ездил в качестве посланника к его двору с приглашением на свадьбу с лангобардской гордячкой.
Тогда же, в июле, пришло письмо и от Папы, которое Бертрада с удовольствием зачитала Карлу вслух, впрочем, опуская отдельные места.
— «…Да будет известно, что король Дезидерий — да сохранит его Господь — встретил нас с добрыми намерениями. Мы получили от него полное удовлетворение по всем пунктам, которые требует благословенный Святой Петр…» Вот видишь, Карл, как я и говорила, не все решается на поле битвы. Твой брак с ломбардской гордячкой помог Риму отстоять свои владения. Дезидерий в силу заключенного с тобой союза не рискнул ссориться и притеснять Папу.
2
— Хруотланд, мой верный Хруотланд, я рад тебя видеть. Мои и твои друзья нашептывали мне, что ты, очарованный своей красоткой, забыл о своем короле. И немудрено. Я бы точно забыл о всех делах в объятиях столь милого создания. — И Карл с восхищением оглядел стройную девичью фигурку и красивое личико Кларинги. — Впрочем, полагаю, наши друзья шутили. — Карл рассмеялся.
Хруотланд смутился, но ответил спокойно и достойно:
— Я тоже рад видеть тебя, государь. Прошу прощения, что непредвиденные обстоятельства заставили меня задержаться. Но поверь, государь, тому были причины. А сейчас я хотел бы представить тебе мою жену — Кларингу, дочь Двельфа.
— Я счастлива видеть вас, государь, и, зная от моего супруга, сколь много вы сделали для нашего счастья, преклоняю перед вами колени и благодарю от всей души ваше величество, ваше благородное и доброе сердце. Воистину мы с Хруотландом не заслужили и десятой доли такой заботы и участия. — И с этими словами девушка опустилась перед Карлом на колени. Рядом встал на колени и Хруотланд.
— Лучше, чем сказала моя жена, я сказать не могу, государь. Благослови же и ты наш союз, освященный в Ле-Манской церкви отцом Стурмиелем.
Карл еще раз оглядел юное и прекрасное личико Кларинги и, шагнув вперед, поднял с колен сначала Хруотланда, а затем и девушку.
— Полно вам на колени-то бросаться. Об этом я тебе уже говорил, Хруотланд, там, в Валансьенском лесу, когда ты мне спас жизнь. Я искренне рад видеть вас обоих. А уж тебя, девушка, и подавно. Честное слово, не будь я женат и знай, что в Ле-Манском паге водятся такие красотки, непременно отбил бы тебя у моего верного воина и женился. — Карл засмеялся. — Но, увы, Хруотланд и здесь, как и в схватке с зубром, оказался проворнее своего короля.
— Государь, я люблю Хруотланда. — Сказав это, Кларинга покраснела и смущенно умолкла.
— Любишь, любишь, конечно, любишь. Да и кто не любит Хруотланда? Не так ли, друзья? — И Карл повернулся к стоявшим рядом соратникам.
Ольвед, Вильм, Харольд и десяток других молодых воинов вскинули вверх правые руки и дружно проорали, скандируя:
— Хруотланд, Хруотланд, Хруотланд!
— Вот видишь, девушка, сколь много значит здесь твой муж, — сказал со смешком Карл, — а посему я должен его у тебя похитить. Впрочем, ненадолго.
— Но, государь, мы еще даже не устроились и с дороги — прямо к тебе.
— Ладно, Хруотланд, проводи жену в свои комнаты, они по-прежнему тебя дожидаются, скажи стольнику и постельничим, чтобы позаботились о красотке, и немедленно, слышишь, немедленно возвращайся. Ты мне нужен, и я действительно очень ждал тебя.