Ад и Рай Евы (СИ) - "Госпожа Энн"

— Какая же ты милая, когда стесняешься, — прошептал Ян прямо мне в ухо. Он держал меня как заложницу, крепко прижимая к себе, только вместо острого ножа была мягкая пенная мочалка.

— Расслабься, иначе я оставлю на тебе синяки.

В памяти вспыхнули все те следы на прекрасном теле Кристины. Я даже не хотела представлять, что он с ней делал.

— Ничего такого, — подслушал мои мысли Ян. — Ты всегда можешь ответить мне тем же. Я люблю таких дерзких и диких, как ты.

Я окончательно запуталась, хотя в тот момент и так не особо соображала. Как можно быть одновременно покорной и дерзкой? Что это за игра такая?

Но сложно думать об этом, когда тебя подмывает взрослый мужчина, хоть и мочалкой, за что ему отдельное спасибо, потому что его рук в таких местах я бы уж точно не выдержала. Даже в таком состоянии.

И вдруг он оттолкнул меня от себя так, что я наткнулась на толстое стекло. Честно, это движение было настолько грубым и одновременно страстным, что я ожидала совсем не того, что он начнёт мыть мне волосы. Ян никуда не спешил, наслаждаясь моим секундным ужасом, перебирал пряди и гладил их.

— Знаешь, не каждая девушка может похвастаться, что за ней вот так ухаживает… — он хотел сказать что-то слишком важное, но оборвал себя на полуслове и засмеялся. — Не переживай, ты всё узнаешь в своё время.

Он снова притянул меня в центр душевой под сильно бьющие струи, чтобы смыть пену. Его рубашка и брюки были безнадёжно испорчены, и тогда впервые в моем мозгу стрельнула предательски обжигающая мысль: «А почему он сам не разделся?». Всё, что нужно, я чувствовала и так, когда он прижимал меня к себе. Так близко…

Позже я поняла, что Ян не всегда мог слышать мои мысли, но вот эмоции ловил постоянно. Так что, как бы стыдно мне не было в этом признаваться, то, что в том душе не произошёл секс — было только его выбором.

И утром, очнувшись на огромной кровати, в скользких шёлковых простынях, я сначала испугалась. Это была спальня Яна, я была абсолютно голой, а постель — неприлично смятой. И мои воспоминания заканчивались на том моменте, когда он выносил меня из душа.

По законодательству, изнасилование — это половой акт, совершенный в традиционной форме против воли потерпевшей. Но, девушки меня поймут, можно чувствовать себя изнасилованной даже от невинного на первый взгляд прикосновения, фразы или взгляда. Грязные мысли человека прилипают к тебе так, что их ничем не смыть.

Вот поэтому после вчерашнего мне потребовалось в душ. Срочно в душ! В спальне не нашлось никаких моих вещей, и я почувствовала себя героиней дурацких романтических комедий. В чём, мать его, мне выйти из комнаты, чтобы попасть в свою ванную? Пришлось закутаться в одну из простыней и прошмыгнуть в свою комнату.

— Доброе утро! Завтрак скоро будет!

Это не был голос Макса. И в душе, до боли натирая кожу мочалкой, я вдоволь наплакалась. Лучше бы я всё ещё лежала в бреду, горела и умирала от боли и холода. Может, это и был Ад? Тогда почему мне сейчас не лучше? Почему завтрак с ним я бы променяла на часы агонии?

— Доброе утро ещё раз. Сегодня ты выглядишь намного лучше. Как самочувствие?

Я провела в душе полчаса практически под кипятком, чтобы смыть с себя его терпко-горький запах, но вот я зашла на кухню, и всё оказалось напрасным. Его квартира наполнена его запахом, чему же здесь удивляться?

— Сегодня у тебя выходной, зачем ты так оделась?

Затем, что это была моя броня: плотная блуза, чтобы не просвечивал лифчик, узкая юбка, тонкие чулки. И даже туфли на шпильке. Так я чувствовала себя увереннее. Потому что вчера в шортах и футболке я стала такой беззащитной, что на коленях молила его не трогать Макса. Мне стало противно от самой себя и от Яна. Который, кстати, тоже не в футболке и джинсах сидел.

— Просто захотелось, — неловко улыбнулась я, понятия не имея, как теперь себя вести.

На столе уже стояли две чашки кофе.

— Такой, как ты любишь. Я обещаю.

В это утро кофе впервые показался мне отвратительно горьким, и я насыпала две ложки сахара. Хотя Ян был прав, это был тот самый кофе, который я пила в первый день в Киеве. Когда это было? Две недели назад? Мне казалось, что прошла уже целая жизнь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Тебе всё ещё плохо?

— Нет. Просто нет аппетита. Как дела у Кристины?

Ян даже не повёл бровью.

— Это теперь забота Макса. Он поехал к ней в больницу.

Я вскочила, задев стол, и кофе расплескался по стеклу.

— Почему он мне ничего не сказал? Я бы поехала с ним!

Уже в спину мне прилетело холодно-колючее:

— Может, хватит уже заботиться обо всех вокруг? Жили же они как-то без тебя. А у тебя и своих дел хватает. Как, например, успехи в поступлении?

С этим всем я совсем забыла о том, зачем, собственно, и приехала в Киев!

— Какое сегодня число?

— Пятнадцатое. Скоро будут рейтинговые списки.

Да, скоро будут списки. И я наконец-то буду свободна! Что-то такое промелькнуло на моем лице, что Ян снова стал раздражительным.

— Вернись к столу. Я тебя ещё не отпускал.

Я опешила, но послушно села. Я совсем не понимала, что делать, и рядом не было Макса, который мог бы меня направить. Будь покорной! Что ж, попробуем. Я виновато опустила глаза — на самом деле, просто чтобы не встречаться с ним взглядом — и постаралась сыграть честность:

— По правде говоря, я не совсем понимаю правил. И не знаю, как себя следует с вами вести.

Сама сказала и сама почувствовала фальшь. Нет, слова-то были правильными, но интонации — слишком заискивающими. Ещё и это «вы». Ну, если вчера Макс так к нему обращался, то мне и подавно стоило бы. Мне много чего стоило бы сделать тем летом…

Ян, казалось, ждал этого вопроса. Между нами стояла стена неловкости, будто секс вчера всё же был и оказался очень уж неудачным.

— Помнишь тот вечер в клубе? Мне кажется, что ты тогда была настоящей: смелой, решительной, не признающей авторитетов.

— Потому что я никак от вас не зависела. Теперь же всё стало так сложно.

Я подняла на него глаза и взглядом попыталась передать всю ту боль, терзавшую меня. Всё было так запутанно! И хоть я каждый день перечитывала украдкой дневник, всё никак не могла понять, где я совершила ошибку, что я упустила, когда попалась в эти сети? Когда пришла работать в офис, или когда поехала на открытие ресторана? Или всё из-за Кристины и того, что он чуть не сделал с ней? Но даже в ту ночь я была с ним дерзкой. А сейчас я впервые испугалась по-настоящему. Может, дело в Максе? Тот верно служил Яну, но всё равно был наказан. Или всё это лишь спектакль, разыгранный, чтобы испугать меня?

— Ничего сложного, — Ян сложил руки на столе так, что стал похож на строгого учителя, отчитывающего непослушную ученицу. — Ты работаешь на меня, временно живёшь здесь и сопровождаешь меня на выездах. Наш уговор относительно Кристины в силе: она сейчас в больнице, пройдёт реабилитацию и вернётся к нормальной жизни. Макс будет немного занят и не сможет уделять тебе достаточно времени, но я найду тебе нового водителя.

Его монолог не прояснил для меня ничего. Его отношение ко мне менялось в зависимости от времени суток: томными жаркими ночами он соблазнял меня, днём же держался холодно и высокомерно.

— Благодарю вас за заботу. Если я вам сегодня не нужна, то я хотела бы прогуляться. Сколько времени я уже здесь, а город так и не посмотрела.

Я впервые ощутила, как остро я нуждаюсь в солнце, воздухе, свободе.

— Не выйдет. Я специально взял выходной, чтобы провести его с тобой. Мне кажется, что ты ещё недостаточно оправилась для шатания улицами.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Что ж, тогда я пойду в свою комнату и лягу.

Я старалась быть мягкой, максимально аккуратно подбирала слова, интонацию, мимику, но всё равно, как только я встала из-за стола, его толстое стекло взорвалось тысячами осколков. Я успела отшатнуться, упала, ударившись спиной о шкафчик, закрыла лицо руками и замерла. Боль находила на меня частями, но я уже понимала, что руки изрезаны стеклом, и теперь боялась отнять их от лица. Только бы не осталось шрамов!