НА АРЕНЕ СТАРОГО ЦИРКА - Дмитрий Альперов

Утром во время конной репетиции Ренц заметил его красный нос, решил, что он пьян, позвал режиссера и приказал ему поставить Тома Беллинга на следующий день на программу.

Беллинг, узнав это, впал в уныние. Днем во время обедя в столовой артисты из сочувствия к нему наперерыв угощали его вином и пивом. Он так наугощался, что уснул тут же в столовой. Проснулся перед самым представлением, бросился в цирк. Шел уже первый номер программы. Том побежал в костюмерную. В коридоре его увидел Ренц, взял его за шиворот, посмотрел на него и сказал: «Я иду в места для публики, если через две минуты я не увижу вас в униформе, то завтра вам не придется гнуться; так как я прикажу выбросить вас вон из цирка как щенка».

Ренц дал ему подзатыльник, и Беллинг бросился к костюмеру за униформой. Костюмер увидел его красный нос, почувствовал, что от него разит, как от винной бочки, и сказал: «Беллинг, вы же знаете, что по распоряжению дирекции пьяным униформа не выдается. Я не хочу из-за вас лишиться места», — и захлопнул окно костюмерной;

Беллинг побежал в уборную. Там в глаза ему бросилась чья-то униформа. Он быстро надел ее и побежал вниз. В это время на манеж выносили ковер. Ковер начали уже расстилать. Том хотел помочь товарищам, но так как хмель еще не прошел, то он споткнулся и упал. Он встал растерянно и начал в смущении стряхивать с себя опилки и тут только заметил, что рукава у него болтаются на пол-аршина. Оказалось, что он с перепугу надел на себя специально сшитую униформу артиста геркулеса Папи Бруно.

Падение Тома Беллинга, костюм не по росту, взъерошенные волосы, красный нос вызвали комерический хохот публики. Том растерянный уходил за кулисы, а цирк кричал: «Браво, Август!.. Браво?..»

Публика решила, что все это проделано нарочно и отнеслась к Беллингу, как к Иванушке-дурачку. («Август» по-немецки соответствует нашему «Иванушке».)

За кулисами Том получил здоровую затрещину от геркулеса Папи Бруно. Бруно потащил его в уборную и стал снимать с него униформу. В это время в уборную вошли Ренц и режиссер. Ренц велел Тому опять надеть униформу, во время перемены выйти на арену и опять зацепить за что-нибудь и упасть. Оказалось, что в то время, как складывали ковер, галерка кричала неистово: «Браво, Август!.. Во ист Август?.. Браво, Август!.. Где Август?..» Одобрения публики навели Ренца на мысль показать ей еще раз Беллинга в том же костюме.

Когда Том вышел и, зацепившись обо что-то, упал, цирк опять (особенно галерка) зааплодировал и закричал: «Браво, Август!.. Браво!..».

Все это случилось в субботу под воскресенье. Судьба Тома Беллинга была решена. Во время пантомимы Ренц позвал его в буфет, угостил коньяком, дал ему сигару и велел завтра же выйти на арену в той же униформе и проделать тот же номер с падением. Беллинг охотно согласился и робко попросил Ренца, чтобы он разрешил ему завтра днем не показывать своего номера клишника. Ренц рассмеялся и сказал, что отменяет свой вчерашний приказ.

На другой день было воскресенье. Цирк был полон. Выход Беллинга прошел с огромным успехом, и через неделю Беллинг был самым популярным цирковым артистом Берлина. Никто не знал его как Беллинга — он был Август.

Ренц купил ему шикарный костюм, трость, цилиндр. Он был единственным человеком в цирке, которому разрешалась работать в униформе пьяному. А пил он все свободное время, так как стоило ему показаться в любом кабачке, как каждый из посетителей считал свом долгом угостить его. Ренц полюбил появляться с ним в ресторанах. А Беллингу даже на улице не давали проходу, крича ему в след: «Браво, Август!.. Помогай!..» Перед началом представления вслед за собственным выходом, Ренц установил выход Августа. Каждый раз Август-Беллинг встречался громом аплодисментов.

Беллинг стал совершенствовать свой жанр. Так как нос его пришел в нормальный вид, он стал его подкрашивать красной краской, сделал себе огромные перчатки. Ренц дал ему большое жалование и не отпускал от себя. Беллинг сделался его советчиком и другом. По натуре Беллинг был спокойный и незлобивый человек.

После появления Беллинга-Августа его стали копировать. Так как Беллинг был рыжий, то артисты, подражая ему, надевали рыжий парик. Нос мазали яркой красной краской. Одевались, в униформу, но шили ее нарочно не по росту, делали мешковатой и карикатурной. Так появилась одна из разновидностей клоунского жанра — «рыжий Август». У нас в России первым «рыжим Августом» был Билли Гайден.

Меня очень интересовало, откуда появился первый «белый клоун». Я спрашивал об этом отца. Отец сказал, что сам был заинтересован этим вопросом, расспрашивал иностранных артистов, и они рассказали ему, что первый «белый клоун» появился в Англии. И появился он тоже будто бы случайно. В один английский городок приехал на ярмарку балаган. В труппе был талантливый артист-комик. В одной из пьес он исполнял роль ревнивого мужа, красавицы-жены. По пьесе он постоянно искал спрятанных всюду женою любовников. Подсматривая за женою, ревнивец-муж забрался ночью в ларь с мукой и вылез оттуда белый, как мел. В этом же городе был мельник Питер, придурковатый парень, расхаживавший, по городу в рабочем костюме, белом от муки. Жители городка постоянно подшучивали над ним и разыгрывали его. Однажды в театре, когда комик-актер вылез из ларя весь белый от муки, кто-то из публики крикнул: «Да это наш Питер!.. Браво, Питер!..» Встречая на улице мельника, начали смеяться над ним, что он выступает в балагане. Когда же на улице появлялся комик-актер, публика кричала: «Питер!.. Питер!.. Питер!.. Браво, Питер!» «Где Питер?» — вызывала она его в театре. Так к бледному от ревности и муки мужу публика сама прилепила имя мельника.

Передавая рассказ отца, я не устанавливаю, конечно, фактического происхождения амплуа «Августа» или «белого клоуна». Дело историков цирка и театра решать подобного рода вопросы. Я передаю только те легенды, которые ходили среди артистов цирка по поводу зарождения того или иного амплуа. Мне же самому не раз приходило в голову, что «белый клоун» сродни Пьеро, одной из масок народной итальянской комедии.

В русских цирках того времени (девяностые годы) в подражание Бушу и Шуману появились длинные пантомимы. На декорации, костюмы и реквизит затрачивались крупные суммы. Ставили такие пантомимы и Труцци.

Кому-то из братьев Труцци пришло в голову поставить пантомиму «Тарас Бульба». Сценарий составлен был очень хорошо. Пантомима шла без слов в нескольких картинах. Старик Максимилиан играл Тараса Бульбу. Энрико и Жижетто играли Остапа и Андрея. Остап и Андрей появлялись на телеге, запряженной быками. Сыновей встречала старуха-мать, вызывала из хаты Тараса. Тот, прежде чем обнять сыновей, бился с ними на кулачки. Андрея Тарас побивал; Остап побеждал отца. Радостный отец уводил сыновей в хату. Выходили на арену казаки и казачки, поздравляли Тараса с возвращением сыновей, устраивали пляски, и шел основной номер циркового порядка: скачки и вольтижировка казаков не вокруг сцены, а через арену карьером от одного прохода до другого. После скачек по приказу Тараса выносили полное боевое казацкое снаряжение. Приводили трех коней. Тарас в сопровождении сыновей отправлялся в поход, провожаемый плачущей женой и односельчанами. Затем шла картина «Казацкий стан», изображавшая боевую жизнь казачества. Начиналась она военными плясками. Появлялись еврей-маркитант и цыганка. Наступала ночь. Освещенный фонарями лагерь спал. Появлялись две женщины: цыганка и укутанная в плащ польская панна, возлюбленная Андрея. Они искали Андрея, находили, будили его. При свете фонаря Андрей узнавал свою возлюбленную. Панна говорила, что они голодают, что у них нет хлеба. Андрей набивал мешок хлебом и уходил с женщинами. Все это видел еврей-маркитант. Проснувшемуся Тарасу еврей рассказывал, что Андрей ушел с женщинами. Тарас выстрелом будил лагерь. Приказывал казакам садиться на коней. Лагерь пустел.