А вот и Полетта - Барбара Константин

Корнелиус остановился перед воротами гаража, и Марселина выгрузила из повозки три больших мешка с орехами. Расседлав его, она погладила шею своего ослика, прошептав ему на ухо: Спасибо, ты отлично потрудился, и спокойной ночи, дорогой Корнелиус. Он покачал головой, повернулся к Людо, слегка пихнул его, потеревшись, ткнулся мордой в Берту, проходя в свой загон, и расположился поспать.

Рассевшись вокруг кухонного стола, Гортензия и два Лю молотком колют орехи. Фердинанд, Ги, Марселина и Мюриэль их перебирают. Нельзя пропустить ни одной скорлупки, это очень важно. Когда они закончат с орехами, Марселина отвезет все на мельницу. Она надеется получить литров десять орехового масла. Людо подсчитывает: на один литр масла нужно около двух килограммов очищенных орехов, то есть килограммов шесть неочищенных. Имея в виду, что за один вечер они очистили… Ничего себе, такими темпами они и к Рождеству не управятся!

Они играют в «„да“ и „нет“ не говорите», колотя по скорлупе. Дети задают вопросы. Естественно, когда выпадает черед Гортензии отвечать, она каждый раз проигрывает. Они веселятся вовсю. А вот она начинает злиться. Симона делает им страшные глаза, не отрываясь от своей кучи орехов. Ей бы очень хотелось, чтобы они сменили игру, пока дело не обернулось худо.

– Мюриэль, тебе нравится твой новый дом?

– Очень даже.

– Фердинанд, а ты любишь пить сливовое вино?

– Конечно.

– Дед Ги, а ты много спишь по ночам?

– Не очень.

– Марселина, правда, Фердинанд очень милый?

– Правда.

– Симона, ты немножко очень старая?

– Мгм… совсем.

– Гортензия, тебе нравится, как мы готовим?

– Еще бы, конечно да!

Дети хохочут, Гортензия мечет молнии.

– Совершенно дурацкая игра. И вы не могли бы задавать вопросы поумнее, а? Можно подумать, вам доставляет удовольствие, когда я проигрываю. Просто в голове не укладывается!

53

Палка, повторение пройденного

Фердинанд решил зайти в ресторан. Поздороваться с Роланом. Вот уже некоторое время он не объявляется, не отвечает на звонки, не перезванивает, даже если ему оставляют сообщение на автоответчике. Когда он спрашивает у Мирей, как у того дела, она уклончиво отвечает: наверное, все в порядке, не знаю, позвоните ему, пусть сам скажет. Это его беспокоит.

Он толкает дверь, колокольчик тренькает. Никого. В кухне тишина. Остановившись у подножия лестницы, которая ведет в жилую часть, он зовет, ответа нет. Ладно, он решает пойти пропустить стаканчик, пока тот не вернется. Не мог же он уйти далеко, оставив дверь открытой. Выясняется, что Ролан сидит на террасе в кафе напротив. У Фердинанда глаза на лоб лезут: он курит сигарету, этот паршивец! Годами он пилил отца из-за одной-единственной трубки в день, а тут – сидит и курит сигарету! И пепельница на столе полным-полна! К тому же рядом с пепельницей стоит стакан белого вина. Разливного, естественно, у хозяина кафе напротив другого не бывает. Это становится по-настоящему забавно. Фердинанд движется через площадь к Ролану. Тот его не замечает, так как слишком занят: подстерегает женщину на высоких каблуках, которая приближается к его столику. Едва она поравнялась с ним, как спотыкается и падает. Он хочет помочь ей подняться, но та посылает его подальше и удаляется, ругаясь на чем свет стоит. Не трогай меня, козел, не то врежу по морде! Фердинанд усаживается рядом.

– А ничего палка, красивая. Но знаешь, рано или поздно ты доиграешься до несчастного случая…

– Кто бы говорил… Но откуда ты здесь взялся, пап? Я не заметил, как ты подъехал.

– Завернул с тобой поздороваться.

– Очень мило.

– Ты уже много дней не отвечаешь на звонки, я начал беспокоиться.

– Очень мило, что ты из-за меня беспокоишься.

– Это же нормально, парень.

Он прочищает горло.

– А вообще-то, как оно?

– Нормально, а что?

– Да просто. Значит, перешел на белое вино своего конкурента?

– Ну да.

– Оно ведь плохое, верно?

– Нет, оно отвратительное.

– Ага, и мне так казалось.

Все же они заказывают по паре стаканчиков каждый – исключительно ради добрососедских отношений, – затем, бросив хозяину: Пока, Паоло, до скорого! – возвращаются в ресторан. Там Ролан отправляется за бутылочкой белого шабли, приглашает Фердинанда присесть за столик, разливает по стаканам. Тут они наконец выдыхают: это вино хорошее, жизнь налаживается, черт-побери-ее-всю-совсем!

Фердинанд делится своими планами: он собирается добавить еще один пункт к своему завещанию. Если с ним что-то случится, ему бы хотелось, чтобы Ги, Марселина, Симона и Гортензия могли спокойно остаться жить на ферме, короче, он хочет предоставить им право пользования. Это же естественно, ты согласен, Ролан? Ролан находит это естественным, и он согласен. В любом случае он считает, что свою долю наследства уже получил в виде ресторана после смерти Генриетты. А что до фермы, то не хотелось бы говорить это отцу, чтобы не расстраивать, но она ему до лам-поч-ки. Хотя могут возникнуть кое-какие проблемы с Лионелем, так? Нет, не так, Фердинанд уже говорил с австралийцем по телефону, и у того нет никаких возражений. Правда, он так и сказал, Лионель? Foc ze farm[18] – вот дословно термины, которые он употребил, а потом перевел. Отлично, тогда все улажено. Теперь можно поговорить о другом.

Вот так сразу сменить тему не удается. Сначала идут вздохи и кряхтение. И наконец, выплеск.

Знаешь, не так-то просто оказаться одному. Еще бы, это точно, уж он-то, Фердинанд, знает не понаслышке. Просыпаешься утром – никого. Ложишься вечером – никого. И бывают дни, когда ты спрашиваешь себя, чего ради еще трепыхаешься, как последний кретин. Да уж… Вздох. Молчание. Глоток вина. Новый вздох. Фердинанд размышляет, может, сейчас самое время дать пару советов. Классических: у тебя дети, работа и все такое прочее. Ролан пересчитывает мух на потолке. К концу бутылки Фердинанд меняет тон, оживляется, возбуждается и предлагает… завоевать ее заново! Но Ролан горько хмыкает и с безнадежным видом мотает головой. Ладно, ничего не поделаешь, если на этот раз не получилось, надо начать что-то новое, действовать, не сидеть взаперти, появляться на людях, сходить на танцы, в ночной клуб. Ничего не кончилось, черт, встретишь в жизни и других женщин, на Мирей свет клином не сошелся! Ролан встает, кидает: Говори за себя, папа, прежде чем спуститься в подвал за следующей бутылкой. Фердинанд не видит связи и бормочет в бороду: Ну что за недоумок!

К концу второй бутылки у Ролана начинает сосать в желудке. Он приглашает Фердинанда пообедать. Ресторан сегодня не работает, они вольны делать все, что им заблагорассудится. Итак, на закуску… он открывает дверцу холодильника, заглядывает внутрь… улитки в горшочке, запеченные в крапивном соусе, как тебе? А потом кусочек филе кабана, маринованного в шампанском, поджаренное в духовке, с гарниром из белых грибов? Тут Фердинанд делает стойку. А откуда у тебя белые грибы? – подозрительно спрашивает он. Приятель принес, отвечает Ролан. Парень из наших мест? Ну да. Вот скотина, так это он набрел на мой заповедный уголок.

Они прекрасно провели время. Немного перебрали, конечно, но от души посмеялись и слезу пустили тоже – алкоголь способствует приливу чувств. Хорошенько поразмыслив, они пришли к выводу, что впервые проводят вместе целый вечер, так, чтобы никого больше рядом не было. Их это огорошило. Ну дела. Получается, первая встреча наедине семидесятилетнего отца и сорокапятилетнего сына… Они помолчали, переваривая столь удручающий факт. Пытаясь выискать нечто позитивное, Ролан изрек банальность: лучше поздно, чем никогда, а Фердинанд только пожал плечами с легкой гримасой. Чего уж тут выкручиваться. Просто печально, что они потеряли столько времени. Он, Фердинанд, чтобы понять, что его пацан не просто мелкий недоумок. А Ролан – что его отец не такой уж старый козел.

54

Марселина рассказывает

Я словно витаю, со мной всегда так к концу концерта, ощущение, что ноги не касаются земли. Это очень приятно. И очень хочется, чтобы длилось, только бы не приземляться слишком скоро… Возвращаюсь в свою гримерную, сажусь перед зеркалом. Мобильник пикает, во время концерта кто-то прислал сообщение. Номер незнакомый, и я решаю прослушать позже. Сначала нужно разгримироваться и переодеться. Думаю, с этого момента все пошло как в замедленной съемке. Вообще-то, я не уверена, но такое впечатление осталось. Память наверняка все исказила, растянула время. Так вот, я снова беру телефон и прослушиваю сообщение. Голос просит меня позвонить по данному номеру. Вдруг меня пробирает жуткий холод. Я злюсь. Кто-то, наверное, опять оставил открытой дверь на служебном входе, ту, которая выходит на улицу позади театра. Как оказалось, дело было совсем в другом… Я набираю номер, несколько раз ошибаюсь, прежде чем попадаю правильно, наконец чей-то голос сухо спрашивает мою фамилию, велит подождать, потом раздается женский голос, более мягкий и неторопливый: Мадам, кое-что случилось. Я хотела бы не слышать больше ничего, прервать этот абсурд, но не разъединяюсь, встаю со стула, и голос произносит имена моих дочек, кровь застывает, она говорит, что с ними произошел несчастный случай, я падаю на колени, живот сводит мучительной судорогой, голос тянет время, я стону, кричу, она продолжает, говорит, что удар был очень сильный, они наверняка даже не поняли, что с ними случилось. О нет! Я не хочу слышать! Я не хочу слушать! Вы ошиблись! Она говорит, что ей очень жаль… Умоляю, нет, пожалуйста. Дайте мне вернуться обратно, все стереть, не набирать этот номер. Если б я только повесила трубку раньше, может быть… Я хотела бы, чтобы этот голос никогда не существовал, никогда не произносил этих слов. Я хотела бы… чтобы это она умерла!.. Простите… так глупо… даже сейчас стоит вспомнить, и мне по-прежнему всю душу выворачивает. Давайте немного пройдемся.