Две дамы и римские ванны - Анна Викторовна Дашевская

– Оттоленги завтра пожелает ехать с нами.

– Ну, если у аббатисы секретный разговор, то я отвлеку нашего певца, а вы узнаете, что именно ей нужно. Но отчего-то мне кажется, что Оттоленги не помешает, да и его аккомпаниатор может оказаться полезным.

– Вы что-то заметили в прошлый раз?

– Вовсе нет! Просто… считайте это предчувствием.

И Полина с аппетитом принялась за пасту с ракушками вонголе.

ГЛАВА 10,

в которой аббатиса рассказывает о своих неприятностях

Камилла оказалась права: хотя они и собирались выехать не поздно, однако после процедур нужно было позавтракать, потом принять душ и одеться, высушить волосы… В общем, дамы спустились в лобби отеля, чтобы вызвать экипаж-такси, уже ближе к одиннадцати. И, разумеется, Оттоленги вместе с Вернером были там, пили кофе и что-то негромко обсуждали. Таким образом, совершенно естественно в монастырь отправилась вся компания.

Когда за окнами замелькали уже знакомые виноградники, Полина спросила:

– Как вчерашний спектакль, успешно? Мы честно выпили по бокалу просекко в положенное время.

– Благодарю вас! – Карл неожиданно взял её руку и поцеловал пальцы, после чего продолжил, не отпуская. – Удачный состав, с ними комфортно было петь. Знаете, бывают исполнители, которые изо всех сил стараются перетянуть на себя внимание. Вот был случай…

И он стал рассказывать забавную историю о том, как пел в «Турандот», поставленной в Бейдзине, столице Империи Чинь.

Аббатиса, судя по всему, гостей ждала: ворота перед их экипажем распахнулись мгновенно, и незнакомая молоденькая монахиня провела их к зданию, которое в прошлый раз они не посещали. Распахнула перед ними дверь, чуть поклонилась и исчезла.

– Добрый день!

В кабинете было полутемно после яркого солнца, и Полина не сразу узнала женщину, поднявшуюся им навстречу. А когда узнала, тихо ахнула: мать Октавия, она же Джиролама, осунулась и была бледна, да и синева под глазами не добавляла красоты.

– Спасибо, что приехали, экселенца, – продолжала говорить аббатиса. – Я прошу прощения за мой… крик о помощи, но…

– Я всё понимаю, – прервала её леди Камилла. – Вы хотите поговорить вдвоём? Тогда мои спутники прогуляются по саду.

– Нет-нет! Ничего секретного нет, просто непонятная неприятность. Пойдёмте!

Небольшое здание, к которому вела их аббатиса, внешне почти ничем не отличалось от других построек монастыря: такой же грубо обработанный песчаник, крыша из красной черепицы, небольшие окна. Располагалось оно в дальнем конце сада, за розарием, за пасекой, за какими-то непонятными службами, и примыкало к красноватой скале, уходящей высоко вверх. Справа и слева от скалы так же вверх стремились террасы с виноградниками.

Аббатиса выудила из кармана своей белой рясы большой ключ, отперла дверь и приложила к замку ладонь, пояснив:

– Сюда допускаются только те, кому лично я дам доступ. Сейчас таких сестёр трое. Входите, прошу вас.

Внутрь вели ступени, но не вверх, а вниз. В большой комнате было прохладно и полутемно. Аббатиса хлопнула в ладоши, зажглись неяркие фонари, и Полина разглядела четыре больших стола, лавки возле них, а в глубине зала – высокую деревянную стойку и несколько бутылок на ней.

– Это наш зал для дегустации вина, – пояснила мать Октавия. – Пойдёмте.

Она отперла очередную дверь, тяжёлую, из толстых потемневших досок, с коваными петлями. Следующий зал находился ещё на несколько ступенек ниже, и здесь уже окон не было. Зато были каменные пол и стены, и ряды бочек с непонятными буквами и цифрами.

– Ой, я поняла! – воскликнула Полина, и зажала рот, таким гулким получилось эхо. – Вот эти цифры обозначают год, когда бочку заложили, да? Вот… два года назад, три… а вот этой целых двенадцать лет, 2176 год. Я права?

– Да, синьора. В бочках наше вино. С ним-то и произошла… неприятность.

– Какого рода? – леди Камилла с интересом оглядывалась, но, задав вопрос, посмотрела прямо в лицо аббатисе.

Та не отвела взгляд, но и не ответила сразу, лишь через несколько секунд.

– Понимаю, что моё беспокойство может показаться вам… чрезмерным, – сказала она. – Но прежде, чем я расскажу дальше, попрошу вас дать магическую клятву о неразглашении.

Леди Камилла усмехнулась.

– Ну, в своё время я давала этих клятв столько, что за ними меня саму не разглядеть… Хорошо, я готова.

– Я тоже, – без тени сомнения присоединилась Полина.

Оттоленги помолчал, окинул взглядом бочки, посмотрел куда-то в глубину подвала, туда, где дальняя стена терялась в темноте, потом сказал:

– Да, хорошо. Майлз?

Аккомпаниатор помотал головой.

– Пожалуй, я пас. Человек я болтливый, соскочит с языка лишнее… Нет, если не знаю ничего, так и не расскажу. Подожду вас на улице, на солнышке.

Тяжёлая дверь, скрипнув, закрылась за ним, отрезая все уличные звуки.

Когда клятва была дана и принята, аббатиса, вздохнув, начала рассказывать.

– Строго говоря, мы с вами находимся не в подвале дома. Это пещера внутри той самой скалы, которая над офисом винодельни возвышается. Туда, вглубь, уходит ещё один зал, а за ним несколько коридоров. Ну, это уже настоящие катакомбы, и я вас в них не поведу. В том дальнем зале мы храним самые старые и ценные вина, а также граппу и бренди. А здесь, – она повела рукой, – справа красные вина, слева белые. Красные с выдержкой до пятнадцати лет, белые – до пяти. Пойдёмте!

Мать Октавия чиркнула спичкой и зажгла масляную лампу. На недоумённый взгляд Оттоленги она пояснила:

– Магическое воздействие портит вино. Особенно – вино выдержанное. Поэтому здесь, в хранилище, мы магией не пользуется, особенно рядом с бочками и стеллажами с бутылками.

– А как же мы давали клятву? – влезла с вопросом Полина.

– Клятва берёт от трёх до пяти единиц резерва, это допустимо. А вот магический фонарик требует уже десять-пятнадцать. Конечно, это не обязательно скажется на качестве вина, но лучше не рисковать. Итак, прошу вас следовать за мной.

Они прошли несколько шагов по неширокому проходу меж бочек, которые сменились стеллажами. На полках наклонно, чуть вниз горлышком, были уложены запылившиеся бутылки. Аббатиса остановилась у одного из стеллажей и подняла повыше фонарь.

– Вот это вино, «Фиоре дель Эуганее», выдерживалось в бочках восемнадцать месяцев, и ещё два года в бутылках. Достойное вино, и очень хороший был год, – она чуть вздохнула. – Мы должны были поставить сто двадцать бутылок этого вина на свадьбу… очень важных синьоров. Было согласовано всё, организаторы вино продегустировали и согласились именно на него. Мы получили оплату, но… поставить его не сможем. Вино испорчено.

– Бутылки кажутся мне нетронутыми, – низкий голос Оттоленги как-то так отразился от каменного потолка и стен, что у Полины, кажется, на загривке шерсть