Борьба со смертью - Поль де Крайф

клочке бумаги набрасывал план прогулки. Потом повторял: - Помните, самой короткой дорогой. - Его синие глаза горели, и пациент сразу понимал, что доктор не шутит. У него была необычайная память на все, что случалось с его больными. Он знал, как они спят, знал их мелкие радости, семейные неприятности, знал все, что они ели, до последней крошки.

За это время он просто собаку съел на всякого рода болезнях крови и очень тонко разбирался в различиях между вторичными анемиями, являющимися следствием кровотечения, глистов, рака, сифилиса, малярии или беременности, и с первого взгляда отличал от каждой из этих вторичных анемий - страшную, безнадежную злокачественную анемию.

- Может быть, что-нибудь можно сделать, доктор, что-нибудь? - спрашивали больные, когда он осматривал их вместе со старым опытным врачом Роджером Ли. Одни уже не могли шагу ступить от слабости, другие еле ворочали своим сухим изъязвленным языком. Пока они лежали спокойно, они чувствовали себя сравнительно сносно - и только слабели, слабели, слабели.

- Можно попробовать операцию, если вы только вынесете ее, - отвечал им Майнот, - но мы ничего не можем обещать, - жестокая честность была в его глазах, - вы понимаете - ничего не можем обещать.

С 1914 по 1917 г. у девятнадцати обреченных пациентов Ли и Майнота хирурги удалили селезенку. Поразительно, как часто при злокачественном малокровии наступает так называемая ремиссия - кровь больных делается гуще, слабость уменьшается. Так продолжается месяцев девять, иногда год. Майнот внимательно следил за своими лишенными селезенки больными. Он бесконечно изучал их кровь в поисках этих окрашивающихся в синий цвет молодых красных кровяных клеток - ретикулоцитов. Часто он наблюдал увеличение их числа как раз после удаления селезенки... Потом они снова исчезали, а у человека, к несчастью, только одна селезенка. Больным снова становилось хуже, и они умирали. Умерли все. Все девятнадцать человек.

Это было больно Майноту. Всем тонкостям поведения у постели больного его научил известнейший балтиморский врач Тэйер, ученик самого Вильяма Ослера. Несомненно, врач может значительно облегчить состояние больного спокойным, веселым видом. Это личное влияние. Несчастье заключается в том, что никакое личное влияние неспособно сделать кровь гуще.

Майнот употребляя адские усилия на то, чтобы восстановить и поддержать кроветворную способность у своих пациентов. К сожалению, ему недоставало той покорности року, которая составляла обаяние врачей типа Ослера. Майнот пробовал все.

С Роджером Ли он занялся переливанием крови. Это пробовали уже и раньше. В 1914-17 гг. они сделали сорока шести больным семьдесят вливаний здоровой крови.

- В течение двух-трех недель наблюдалось известное улучшение в 50% случаев, - говорил Майнот.

В конце концов они умерли все.

Неизбежность, с которой они умирали, была позором, личным оскорблением для Майнота. Он был необычайно чувствителен к этому - необычайно, потому что обычно врачи понемногу привыкают к смерти своих больных.

Даже тогда, когда обнаруживалось, что эти переливания не помогают восстановлению кроветворной способности, даже тогда Майнот продолжал вливать в своих больных здоровую кровь. Даже тогда...

- Больные в течение известного времени продолжают жить, если их повторно наполнять кровыо, - говорил Майнот. - «В некоторых очень тяжелых случаях это является временным спасением» - писал он.

Почти непонятно, почему он так держался за такое бессмысленное средство. Он знал, что все они умрут.

Авторитеты всего мира знали, что такие больные не выживают. Майнот был слишком впечатлителен. Ему бы следовало поучиться у Ослера, у знаменитого Ослера, современного Гиппократа. Тогда бы Майнот перестал так нервничать по этому поводу.

- Мысль, что существует большое количество болезней, против которых мы сейчас бессильны и которые едва ли можем надеяться одолеть когда-нибудь, приводит некоторых нз нас, врачей, в такое отчаянье, словно мы ответственны за существование этих болезней, - так говорил Ослер в своей знаменитой речи, произнесенной в нюне 1909 г. в Торонто.

- Мы врачи, а не волшебники, - продолжал Ослер, - и хотя наши безнадежные больные имеют право на самый внимательный уход и мы должны делать всё возможное, чтобы облегчить их страдания...

Конечно, Майнот не верил в колдовство, не был суеверен, мыслил научно, но кроме того, он был впечатлителен.

- Но мы не должны дискредитировать искусство врачевания шарлатанскими обещаниями исцеления или затяжным лечением тех, кого старый Бертоноль называл «неизлечимыми хрониками».

Никто не знал лучше Майнота, какая неизлечимо-хроническая болезнь злокачественное малокровие. Он никого не обещал исцелить. Но он не мог перестать ужасаться при виде умирающих людей.

V

Майнот был профессором Гарвардского медицинского института, работал врачом в больнице, где специально изучался рак. Там же он наблюдал несколько больных, у которых тоже были не в порядке кроветворные органы, которые умирали от лейкемии - другой страшной болезни крови. Бывал он также в Питер-Бент-Бригхэмском госпитале и состоял консультантом по болезням крови в старом Массачузстском госпитале. В промежутках между этими занятиями вклинивалась его частная практика. Хотя в то время его главная исследовательская работа состояла в изучении рака, все же ему часто попадались и случаи злокачественного малокровия. Он все время старался разгадать загадку роста клеток. Почему некоторые клетки в организме перестают развиваться, почему они остаются опасными клетками-младенцами, как выразился Джемс Райт?

В 1921 году Майнот стал себя плохо чувствовать. Он был большого роста, худ как щепка, но в этом году вернулся из отпуска еще более исхудавшим... Как-то он с удивлением заметил, что начал покупать себе после завтрака бананы -раньше он этого не делал. Стал очень много есть, но нисколько не полнел. Он не переставал работать, - никогда не случалось ему бросать работу хотя бы на день, - но у него болела спина, ему все время хотелось пить, и чувствовал он себя скверно. Как-то раз он заперся у себя в лаборатории и начал себя исследовать. Вот он стоит у Бунзеновской горелки, кипятит в пробирке какую-то жидкость и наблюдает, как ее голубой цвет медного купороса превращается в зеленый, потом в желтый и, наконец, в грозный, зловещий, красный цвет. - Обнаружилась такая резкая положительная реакция на сахар, какую редко можно наблюдать в моче, - рассказывал позже Майнот.

Ему было всего тридцать четыре года. В этом возрасте сахарная болезнь так же опасна, как саркома. Майнот был женат, и у него были маленькие дети. Он обратился к специалисту по диабету, и если бы вы не знали, что он борется за жизнь, вам показалась бы смешною педантичность, с которой Майнот следовал всем указаниям предписанной ему голодной диеты. Он взвешивал на маленьких весах каждый кусочек, который