Борьба со смертью - Поль де Крайф

тоже возвращались к нему радостные, с улучшенным составом крови, а потом... Но ведь их десять человек, и все поправляются, все сразу. Майнот был слишком осторожен, чтобы довериться такой ничтожной статистике, - он знал, что при этом заболевании всегда наблюдаются улучшения и ухудшения... Но втайне, помимо всякой логики, был убежден, что «это» - нечто совсем другое. Десять одновременно выздоравливающих, с краской и надеждой на лицах, окрепших, с большим числом эритроцитов в крови. И все сразу, все вместе. Но тысячи воспоминаний, накопившихся за двенадцать лет горьких наблюдений над умирающими... И только впервые - десять живых, поправляющихся людей.

- Я тогда ни с кем не говорил об этом, потому что мне еще нечего было сказать. Я еще не был энтузиастом печенки, - рассказывал Майнот.

И он просто продолжал кормить печенкой больных.

IX

Майнот говорит, что Мерфи первый внушил ему этот энтузиазм. Вильям П. Мерфи не был в современном смысле слова ученым, а был просто молодым врачом, за 5 лет до того получившим диплом. Он не происходил, как Майнот, из самого шикарного квартала Бостона, но с неменьшим увлечением, чем Майнот, изучал болезни крови. Майнот слегка намекнул Мерфи на то, что произошло с этими его десятью пациентами, и вскользь спросил, не хочет ли Мерфи испробовать эту диету на очень тяжелых больных злокачественным малокровием, лежавших в Бригхэмском госпитале.

Это предложение доставило Мерфи много хлопот. Он не мог достать хорошей печенки. Больничная администрация была вообще очень консервативна, а бычья печенка- пища слишком тяжелая и грубая даже и для здоровых людей, не то, что для таких тяжелых больных. Вообще, в больнице отлично кормили пациентов. Но покупать каждый день печенку для нескольких человек было... ну просто глупо. Смехотворная диета. - Это было для Майнота неприятным препятствием.

Но Мерфи, который раньше сам терпеть не мог печенки, вдруг начал есть ее с удовольствием и всем расхваливать, как искусный коммивояжер, энтузиазмом приправляя это недостаточно вкусное блюдо. «Я казался сам себе продавцом печенки», - говаривал Мерфи. Эту комедию он разыгрывал в угоду Майноту, высмеивая цеховую науку в Питер-Бент-Бригхэмском госпитале. Восемь месяцев длилось это, с мая до зимы 1925 г., и было не так-то просто.

Но вскоре Мерфи взволновался, насколько может вообще взволноваться флегматичный, медленно говорящий молодой человек. Люди, о которых он знал, что они должны были лежать при смерти, а то и в могиле, ощущали голод, вставали и ходили, просили побольше печенки, потому что сами чувствовали, что все дело было в печенке. Чудеса да и только.

Просто замечательно, как Майнот все это держал в секрете. Почти противоестественно! Он был членом клуба, который посещали лучшие врачи Бостона, крупнейшие ученые. В феврале 1926 года он пригласил их всех к себе и после обеда начал рассказывать им о научной работе, которой был в то время занят. Он ни слова не сказал о печенке, а говорил о лимфобластоме [10] . Он показал им протоколы, из которых вытекал удивительно странный факт: красные кровяные шарики у больных злокачественным малокровием принимали нормальные размеры и форму, когда число их снова возрастало до пяти миллионов.

Никто из его слушателей не спросил, каким же образом, чорт возьми, у больных злокачественным малокровием число красных кровяных шариков снова возрастало до пяти миллионов?

Но вот начали носиться в воздухе слухи. Близкий друг Майнота, доктор Джемс Ховард Минс из Массачузетского госпиталя, пришел к нему с вопросом: «Ты слышал о замечательных результатах, полученных кем-то в Бригхэмском госпитале при кормлении печенкой больных злокачественным малокровием?»

Научная вера Майнота заключалась в абсолютном, непоколебимом преклонении перед твердо установленными фактами. И вот теперь у него было подтверждение его первых удивительных результатов. Мерфи ничего не знал о наблюдениях Майнота...

Такой способ самоубеждения требовал большой выдержки, но теперь он был готов к спору с каждым скептическим другом. «Но, Джордж, - спросил его один из них, - почему печенка?» Злокачественное малокровно не является болезнью вроде рахита или цынги, происходящей от недостатка витаминов. Никто не ест много печенки регулярно, так что и не недостаток печенки вызывает злокачественное малокровие. Как же печенка может быть средством от него?

С некоторого времени Майнот и Мерфи увеличили ежедневную порцию печенки, которую прописывали своим больным, от четверти фунта до полуфунта. Все пациенты ели с каждым днем все больше печенки.

- Но, Джордж, - увещевали Майнота друзья, - это не может быть именно печенка. Это не может быть так просто. - И многие советовали ему не торопиться с опубликованием этого открытия.

Майнот и Мерфи давали все больше печенки своим пациентам - столько, сколько эти несчастные могли проглотить. Майноту было недостаточно улучшения самочувствия. Он запихивал в них печенку до тех пор, пока они не поправлялись. Многим она была противна, но Мерфи спрашивал их, имеет ли это значение, если теперь они все снова чувствуют в себе силы и жизнь. Мерфи умел убеждать самых капризных. Просто удивительно, до чего действовало это чисто эмпирическое средство. Оно помогало всем больным злокачественным малокровием, за исключением тех несчастных, которые совсем ничего не могли есть. В первые два года четверо погибли таким образом, и это было ужасно.

Как-то пришла одна пациентка и спросила Мерфи, непременно ли нужно варить печенку? Нельзя ли растирать сырую печенку в кашицу и принимать ее в апельсинном соке? Майнот и Мерфи последовали ее совету, хотя она и не была доктором медицины...

Теперь в Бригхэмский госпиталь поступали больные при последнем издыхании. У них кровь была в десять раз бледнее нормальной. Они были вообще почти обескровлены. Их приносили на носилках, без сознания. Майнот и Мерфи садились у их постелей и вливали в них сырую растертую печенку через желудочный зонд.

В течение двух, трех, четырех, пяти дней. Они не переставали вливать ее, хотя дыхание было уже еле заметно. Они не останавливались до тех пор, пока можно было уловить хотя бы слабое биение сердца. Они продолжали вливать, если веки хоть чуть-чуть дрожали, и не успокаивались, прежде чем эти люди, приговоренные к смерти и от слабости, уже не поднимавшие головы, снова не открывали глаз. Они стояли около них и давали им печенку, печенку, и еще печенку, и наблюдали, как жизнь возвращается к этим конченным людям, как у них открываются глаза, начинают шевелиться губы, как они, наконец, шепчут, что им немного лучше.

Через неделю они уже сидели и громко просили чего-нибудь поесть. Меньше чем через две недели им уже хотелось гулять.

X

Наконец,