Как крестьян делали отсталыми: Сельскохозяйственные кооперативы и аграрный вопрос в России 1861–1914 - Коцонис Янни

Из всего вышеизложенного Кривошеин заключал, что существующие формы кредитования приучают крестьян действовать диаметрально противоположно тому, чего хотят от них реформаторы и что является целью преобразований. Государственные безвозмездные субсидии и ничем не обеспеченные ссуды приучают лишь к ленивому ожиданию периодических «благотворительных» акций правительства. «Вместо того чтобы привыкать выходить из трудных положений собственным трудом и предприимчивостью, народ приучается надеяться на казну. Казенная благотворительность воспитывает в народе беспечность, лень, требовательность, недовольство… Получив ссуду из филантропии, крестьянин будет надеяться на ту же филантропию и при возврате ссуды». Кооперативный кредит с коллективной ответственностью всех членов укрепляет крестьянскую обособленность, изымает крестьян из зоны действия других государственных законов о собственности и препятствует развитию духа индивидуальной ответственности и частного предпринимательства. «Льготы, ставящие крестьянина в положение как бы недееспособного субъекта, противоречат всему новейшему направлению нашего законодательства, стремящемуся уровнять крестьян в правах с прочими сословиями… Это вполне освобождает их от своих ссудных обязательств, ослабляя мотивы к аккуратному выполнению обязательств и открывая простор для различных обманов и ухищрений».

Кривошеин внес предложение по организации нового центрального банка ипотечного кредитования, управляемого правительственными чиновниками и обеспеченного выпуском новых облигаций внутреннего займа на сумму 500 млн. руб., гарантированного государством[150]. Кооперативы должны были играть роль общероссийской сети региональных отделений нового банка и свободно принимать земли в качестве залога по ссудам у всех, кто владел землей на правах частной собственности, — то есть работать со всеми земельными собственниками без различия их сословной принадлежности. Действительно, сословные различия при таком подходе должны были закономерно потерять всякое значение, так как местные учреждения всех министерств, ведомств и органов самоуправления (крестьянское волостное и сельское самоуправление, земства, местные банковские правления и правительственные уполномоченные) должны были сосредоточиться на проблемах земельной собственности, а не на сословном статусе заемщиков.

Критику данного проекта представители Министерства финансов начали с ключевого фискального возражения. Выпуск облигаций на 500 млн. руб. — в любом случае слишком высокая цена для данной реформы, но в существующих обстоятельствах (недавняя война с Японией, внутренние потрясения, мировой экономический кризис и спад производства) для правительства и государства просто невозможно брать на себя подобные обязательства. Другие участники Совещания единодушно указали на хроническую нехватку опытных чиновников и администраторов на местном уровне. Эти формальные финансово-административные возражения вскоре переросли в дискуссию об уровне крестьянской культуры и зрелости. Ряд ораторов отрицал, что такая ценность, как крестьянское имущество и благосостояние, может быть отдана в руки самих крестьян, — пусть даже выступающих в качестве заемщиков и членов кооперативных правлений. Я.Я. Литвинов — представитель Министерства внутренних дел — заявлял, что кооперативы «состоят сплошь из людей совершенно неразвитых, малограмотных», и более опытные в финансовых операциях торговцы и ростовщики еще «хуже», поскольку зачастую преследуют «спекулятивные, корыстные цели». Никто из этих людей не будет легко «подчиняться указаниям и требованиям власти», а ведь она — единственная авторитетная сила, способная реально защитить интересы крестьянства. В.С. Кошко — представитель Крестьянского банка — полагал, что аграрная политика правительства никогда не преследовала цели насильно вытолкнуть крестьянство на кредитный рынок: такие предложения «подорвали бы общее, принятое нашим законодательством, начало о неотчуждаемости надельных земель, которое, между тем, вовсе не предполагается правительством к отмене». Кривошеин ответил на эти возражения тем, что проектируемый банк будет вовлекать в оборот облигации займов и крестьянские накопления в кооперативных учреждениях мелкого кредита, а не бюджетные ассигнования, и таким образом казна не понесет чрезмерных потерь. На это представитель Государственного банка Н.И. Бояновский возразил, что основная проблема состоит не в финансах, а самих крестьянах. «Во главе этих учреждений обычно стоят полуграмотные крестьяне, которым знакомы только примитивные приемы сельскохозяйственной культуры… Принимая во внимание низкий культурный уровень администрации мелких кредитных учреждений, не только не может быть речи о снабжении этих учреждений средствами казны на выдачу ипотечных ссуд, но и является даже нежелательной более или менее широкая затрата на этот предмет и собственных их средств»[151].

Обсуждение ярко продемонстрировало глубокие различия в интерпретации смысла земельной реформы в среде бюрократии. Все соглашались, что крестьянам нужно позволить выйти из общины и укрепить свой надел, каковые права им и предоставил закон 9 ноября 1906 г. Но Кривошеин предложил, чтобы они вышли также и из крестьянского сословия, став членами новой социально-экономической общности, домохозяевами-собственниками с присущими им правами, преимуществами и социальной практикой. Его оппоненты считали, что все крестьяне все равно останутся в крестьянском сословии по причинам своей культурной и гражданской незрелости, так что совершенно не важно, на каком основании они при этом будут владеть землей[152]. Именно культурный аспект проблемы объединил оппонентов Кривошеина из различных ведомств. Одних пугала цена реформы, других — слабость ее административной составляющей, но обе линии аргументации сходились в одной точке: крестьяне не смогут умело распорядиться своей собственностью, их нельзя бросать на произвол свободного кредитного рынка с его строгой ответственностью, для которой безразличны как личность, так и сословная принадлежность заемщика.

Выводы Совещания были противоречивы и неопределенны: оно признало основные принципы, выдвинутые Кривошеиным, но отклонило все его конкретные предложения. Участники согласились дать кооперативам право «широкого» ипотечного кредитования под земельное обеспечение — но только при том условии, что заемщики не будут крестьянами, а значит, «намеченные выше предположения об изменениях и улучшениях в области крестьянского кредита не создают чего-либо существенно нового». В действительности, участники Совещания вновь подтвердили принцип неотчуждаемости надельных земель и государственную необходимость механизма коллективной ответственности. Земельные заклады должны были приниматься кредитными кооперативами лишь в виде исключения; каждый подобный случай требовал утверждения центральным правлением Государственного банка. Но даже тогда заложенные земли подпадали под действие существующих законоположений, которыми руководствовался в подобных случаях Крестьянский банк. Последний же почти никогда не принимал надельные земли в качестве залогового обеспечения, редко доводил дело до конфискации земель должников и обычно следовал целой системе узаконений, гарантировавшей, что земля останется у заемщика или, по крайней мере, в составе земель его общины[153].

У правительства отсутствовала и четкая система финансирования земельной реформы. Бывшие общинники, перешедшие к частной собственности и ставшие теперь сельскими хозяевами и землевладельцами, по-прежнему не могли воспользоваться конкретными преимуществами частного собственника — правом свободного долгосрочного земельного кредита. Когда Кривошеин (снова при поддержке Столыпина) собрал следующее совещание по сельскохозяйственному кредиту в мае 1910 г., он отметил, что за прошедшее время в данной сфере мало что изменилось[154]. Крестьянский банк владел монополией на закладные операции с крестьянскими надельными землями, но за три с половиной года смог выдать лишь 44 тыс. руб. в виде ссуд на усовершенствование культуры земледелия. Землеустроительные комиссии выплатили всего около 2,4 млн. руб. в качестве ничем не обеспеченных ссуд и пособий, размер которых был явно недостаточен для решения даже основных проблем нового частного крестьянского землевладения. Постоянные требования ГУЗиЗ, чтобы кооперативные кредитные учреждения активнее использовались для финансирования земельной реформы, встречали все тот же ответ со стороны Министерства финансов — кооперативы не имеют ни достаточных средств, ни компетентности, чтобы кредитовать столь важные операции, а правительство, в свою очередь, не может взвалить на них всю ответственность в этих вопросах. Ипотечные операции посредством кооперативного кредита почти полностью сконцентрировались в губерниях Польши и Прибалтики, где применялись другие законодательные нормы, регулирующие имущественную правоспособность[155]. Даже если сложить указанные суммы, они были весьма далеки от потребностей реформаторов, тогда как схемы расходования средств казны оставались несовместимыми с основной целью преобразований — интеграцией общества.