Ушедшие в никуда - Марина Лазарева

Слышал ее Юнус или нет? Мысли его были далеки. Он думал о родных, которых судьба уводила от него все дальше и дальше…

Наутро, приказав Фирангиз заняться хозяйством, Юнус отправился на городскую площадь. Народа на улицах Итиля было на удивление много. Знатные вельможи и простолюдины, купцы и мелкие торговцы – всех можно было встретить в это утро. На городской площади и того пуще – яблоку негде было упасть. Вели неспешные речи мужчины, собравшись небольшими группами. Судачили друг с другом женщины. Меж ними сновала ребятня, не обращая внимания на наставления взрослых. Толпа гудела пчелиным роем.

– Что случилось? – спросил Юнус у крепкого старика, стоящего в отличие от других одиноко.

– Как? Разве господин не знает? – начал разговор словоохотливый горожанин. – Сегодня день, когда наш молодой и всеми любимый каган Микаэль является народу! Вот уже третий раз за короткий срок его правления мы имеем возможность быть ближе к нашему солнцеподобному кагану.

Словно молния прошила Юнуса. «Микаэль… – мелькнула в голове догадка. – Так вот почему пуста юрта…»

Послышались звуки торжественных мелодий. Все ближе, ближе… Уже различимы стройные ряды многочисленного войска, уже слышен чеканный шаг его воинов.

При виде показавшегося войска все от мала до велика, от знатного до безродного пали ниц перед приближающимся властителем. Юнус тоже повиновался предписанному закону. Он мог слышать лишь звуки музыки и шагов шедшей процессии. Он, уравненный с толпой, не мог, не имел права даже взглянуть на брата, ибо сейчас их отделяла друг от друга бездна власти.

Всего четыре раза в год каган выходил к народу, но никто не имел права видеть его, ибо каган неизменно олицетворял божественную силу, и по законам Хазарии любой должен был преклонить колени и чело лишь только заслышит о приближении его свиты.

Как все горожане, ничем не отличный от них, Юнус поднялся с колен, когда последний воин могучего войска, завершающего ход, скрылся из виду. Юнус огляделся. Странно, но старика, что разъяснил ему происходящее, как ни бывало. Он словно растворился в толпе. Взор Юнуса неожиданно споткнулся о жгучий, пронизывающий взгляд. Не моргая, на него смотрели широко открытые глаза. Эти глаза прожигали его насквозь, с ненавистью, с призрением. Юнус узнал в них глаза Амины. Она смотрела, словно хищная кошка, словно безжалостная равнодушная змея, гипнотизируя свою жертву.

– Здравствуй, Амина, – стараясь скрыть нахлынувшую неловкость, улыбнулся девушке Юнус.

Она стояла не двигаясь, словно завороженная. Она смотрела на него все тем же испепеляющим взглядом.

– Амина, это я, Юнус. Ты забыла меня?

– Нет, помню, – глухим голосом отозвалась она и резко отвернулась, пытаясь уйти.

– Подожди, Амина. Я только вчера пришел с караваном из ал-Сина и нашел свою юрту пустой. Где мои сестры?

– Сестры? – переспросила девушка. – Думал ли ты о них, когда уходил из дома, никому ничего не сказав? Они теперь придворные главной жены бека Вениамина, – удаляясь, с жаром бросила Амина.

– Помедли, Амина, – удерживал девушку Юнус. – Как это произошло?

– И ты еще спрашиваешь? Ты, который всему виной! Ты предал веру! Это ты должен был сейчас предстать перед народом, а не Микаэль! Ты отнял у меня Микаэля! Ты бросил сестер, оставив их на произвол судьбы! Мне не о чем с тобой разговаривать. – В ее глазах блеснули слезы. Она вновь обожгла его взглядом и быстро пошла прочь.

Юнус стоял в полной растерянности. «Разве я должен был стать каганом? Я ничего об этом не знал!» Да и хотел ли он этого? Тогда он был упоен своей мечтой…

Он вернулся в свою юрту. Дом снова задышал жизнью. Фирангиз вымела из жилища следы былого запустения. В нем вновь запахло лепешками и домашним уютом.

После встречи с Юнусом Амина не могла найти себе места. Словно ураган пронесся в ее душе, поднимая изо всех потаенных уголков памяти осевшую пыль утраченного счастья. С тех пор как Микаэль ушел во дворец, краски жизни для нее поблекли, лишая смысла все последующие дни. Отец все чаще поговаривал о скором ее замужестве, что еще больше приводило девушку в отчаяние. Никого не могла она представить рядом с собой. Все ее естество противилось прикосновению к ней чужих рук. «Микаэль… У него теперь совсем другая жизнь, где нет тебе места, – внушала себе Амина. – У него двадцать пять законных жен, все они дочери вассальных царей. А ты всего лишь дочь свободного хазара, мелкого придворного служащего. У Микаэля шестьдесят наложниц. Среди них нет тебе места. Он купается в роскоши, и сам бек Вениамин входит к нему босиком. Ты недостойна даже его мизинца…» Но чем больше уговаривала она себя забыть Микаэля, тем сильнее душили ее слезы, тем яростнее разрывала сердце безжалостная ревность.

Закат, запалив небо золотисто-розовым заревом, купал в его красках мелкие барашки облаков. Дорога вела к берегу, от которого время от времени отходила ладья, прокладывая плавучий путь к касру бека Вениамина. Дворец кагана Микаэля находился на том же острове.

Амина шла по этой дороге в густой темной накидке, что скрывала ее руки и лицо от посторонних взглядов. Берег был пуст. Она спряталась за большой раскидистый дуб. Благо, он рос здесь добрую сотню лет и в его коре образовалась внушительная щербина, способная скрыть тонкий стан девушки.

Вскоре к берегу подошли люди. Они вели несколько верблюдов, навьюченных увесистыми тюками. Судно отошло от острова и через некоторое время причалило к берегу. Верблюды, покорно шествующие за своими погонщиками, вдруг воспротивились ступать на мостки, под которыми отсутствовала земная твердь. Человек, что отвечал на ладье за погрузку, вышел на берег, пытаясь помочь погонщикам.

Воспользовавшись замешательством, Амина незримым призраком пробралась на челн и спряталась за свернутыми в кольца и положенными один на другой канатами. Ее сердце стучало, словно колотушка ночного сторожа. Минуты, за которые переправились они на челне в город бека Вениамина, показались ей вечностью. Благо, сумерки становились все гуще, делая силуэты прибывших неотличимыми друг от друга. Амина ступила на берег острова вместе с погонщиками, что опять были заняты своими