Тайна Мэри - Грейс Ливингстон Хилл

Поезд замедлил ход и остановился, пропуская встречный состав. Я услышала голос Ричарда; он спрашивал, где я. Миссис Шамбре рассмеялась и ответила, что я сплю. И тут они начали говорить обо мне. Других пассажиров в вагоне не было. Ричард спросил миссис Шамбре, не догадалась ли я, что мы сели не на тот поезд, и та ответила: «Она ни о чем не подозревает». Постепенно из их разговора я поняла, что они придумали самый коварный план, о котором я когда-либо слышала. Мы ехали в Филадельфию и уже скоро должны были прибыть на место; затем они намеревались отвезти меня в окрестности Вашингтона, где у этого врача имелась частная психиатрическая клиника. Меня должны были поместить в эту клинику. Чтобы я не сопротивлялась, они собирались дать мне крепкое снотворное, убедив меня, что это лекарство от головной боли; а если бы я отказалась его принять, миссис Шамбре нашла бы способ подсыпать мне его в еду или вколоть во сне. Оказалось, миссис Шамбре не догадывалась о заговоре, пока мы не отплыли в Америку, и все подробности ей сообщили только что. Они думали, что я сплю в купе; миссис Шамбре должна была убедиться, что я крепко уснула, и подать им сигнал.

Они все продумали. Изучив мои письма, которые я посылала ему в течение трех лет, Ричард научился подделывать мой почерк и написал несколько любовных писем якобы от меня к нему. Они сравнили письма и зачитали отрывки вслух. В этих письмах «я» постоянно твердила, что мы поженимся, как только я вернусь из-за границы, а в некоторых говорилось о наследстве как нашем общем и о том, что теперь ему не составит труда распоряжаться этими деньгами.

Они даже сфабриковали свидетельство о браке с нашими именами, а миссис Шамбре и врач подписались как свидетели. Насколько я поняла, они собирались представить этот документ в доказательство, что мы с Ричардом женаты и он имеет право распоряжаться моим имуществом, поскольку меня признают недееспособной. Они даже нашли какую-то сумасшедшую, которая должна была занять мое место, если явятся душеприказчики и захотят на меня посмотреть. Поскольку сами душеприказчики не видели меня несколько лет, обмануть их не составляло труда. За свои услуги миссис Шамбре и врач должны были получить кругленькую сумму.

Поначалу я не поверила своим ушам. Решила, что ошиблась и речь не обо мне. Но они несколько раз упомянули мое имя, и по мере того, как мне открывались все ужасные подробности их плана, меня охватил такой сильный страх, что я готова была броситься к проводнику и носильщику и умолять их мне помочь. Но инстинкт подсказал, что этого делать нельзя, и я оказалась права: в следующую минуту Ричард сообщил, что проводник и носильщик в курсе, что я сумасшедшая, и ничуть не удивятся, если меня придется связать и удерживать силой. Он сказал им, что я относительно безобидна, но проводник, видимо, шепнул другим пассажирам, что в поезде безумная пассажирка, поэтому в открытый вагон никто не решался зайти. Потом они рассмеялись, а мне показалось, будто под моими ногами разверзлась земля и я проваливаюсь в бездонную яму.

Я замерла и не решалась даже вздохнуть. Затем еще раз повторила про себя всю историю, и все, что случилось со времени нашего прибытия и даже раньше, до того, как я уехала из Вены, внезапно сложилось в единую картину. Я поняла, что попала в ловушку. Взывать к окружающим было бесполезно: мне никто бы не поверил. Я в отчаянии огляделась и подумала, не перелезть ли через перила и не спрыгнуть ли с поезда. Уж лучше смерть, чем судьба, которую мне уготовили. Мои преследователи даже рассказали, что обманули моих друзей в Америке, отправив им телеграммы с сообщением о моей психической болезни и необходимости помещения меня в психиатрическую клинику. Мне было не к кому обратиться за помощью. Доказать, что я не сумасшедшая, могли лишь мои венские знакомые, но как с ними связаться, если я оказалась во власти Ричарда?

Мимо пролетали таблички с названиями станций, постепенно стемнело, и я уже ничего не видела. Мне показалось, что я прочла на одной из табличек название станции в пригороде Филадельфии, но я могла и ошибиться.

От страха и холода я замерзла, но не отваживалась шевелиться, чтобы они меня не заметили.

Поля сменились городской застройкой, и я догадалась, что мы приближаемся к городу. Потом поезд вдруг замедлил ход и остановился без предупреждения, но было ясно, что он вот-вот тронется.

Я увидела с противоположной стороны платформу; наш поезд был длинным, и здание депо осталось позади. Я не могла перелезть через перила и спрыгнуть на платформу, так как для этого мне пришлось бы пробежать мимо двери вагона, и тогда меня бы заметили.

С той стороны, где я сидела, тянулись рельсы, отделенные друг от друга деревянными заборами высотой с платформу. Заборы стояли вплотную к поездам и тянулись покуда хватало глаз в обоих направлениях. Времени на раздумья не оставалось; я поняла, что должна перелезть через перила, спуститься на рельсы и перейти через них, минуя все эти ограждения.

Руки замерзли и дрожали; я с трудом ухватилась за перила и спрыгнула.

Не помню, как я добралась до края; мне дважды приходилось прижиматься к забору, когда мимо проносился поезд, и от шума и потрясения я едва не лишилась чувств. Я чудом уцелела, но в тот момент было не до того. Все мои мысли были лишь о поезде, который остался стоять позади. Я оглянулась всего один раз и, кажется, увидела Ричарда в дверях вагона. Затем слепо побежала вперед и уже не оборачивалась, пока не очутилась в том темном тоннеле под мостом и не увидела впереди вас. Мне было страшно к вам обращаться, но я не знала, что еще делать, и вы проявили ко мне такую доброту…

Ее голос сорвался, и она всхлипнула.

Все это время он крепко держал ее за руку. Она напрочь забыла, что за ними могли наблюдать, а ему было все равно.

Высокая женщина с недовольным ртом подошла к хозяйке и сказала, что мужчина и женщина в гостиной, кажется, засиделись. Ей показалось, что мужчина пытался сделать девушке непристойное предложение. Хозяйка несколько раз прошлась взад-вперед по коридору, заглянула в гостиную, чтобы разведать обстановку, но парочка ее не замечала.

– Мое бедное дитя! – воскликнул юноша. – И все это вам пришлось пережить в одиночку! Почему вы мне ничего не рассказали? Я