Зал ожидания (сборник) - Юрий Гельман

Около семи пришла Катя. Ей было всего двадцать четыре, но хозяин Фреда говорил, что лучшего доктора для собаки не отыскать. Осмотрев Руди, Катя отодвинулась от него, сложила руки на коленях и вздохнула. Было видно, что ей не хотелось огорчать Сашу.

– Парвовирусный энтерит, – сказала она, поправляя свои огненно-рыжие волосы. – К сожалению, ротвейлеры чаще всего от него страдают.

– У меня есть книга, я посмотрю… – сказал Саша.

– Не надо, я скажу и так. Смертность очень высокая, выживают только одна или две собаки из десяти.

Это уже был приговор – ужасный, нелепый. Но Катя не привыкла раздавать обманчивые надежды. Она была реалисткой. В ее профессии, должно быть, иначе нельзя.

– И что… – голос Саши задрожал, – у… у нас нет шансов?

– Шанс есть всегда, но все дело в том, как его использовать.

– Катя, понимаешь, – сказал Саша, чувствуя, как судорожно искривляется его подбородок, – если Руди погибнет, – это будет катастрофа всей моей жизни!..

– Ну, зачем уж так?.. Я вот для чего пришла? Будем бороться, будем искать его шанс.

– Его шанс?

– Да, его, а не наш, – подтвердила Катя. – Любому, кто болеет, Богом отпускается шанс на выздоровление. Собаке ли, человеку – не имеет значения. И врач – это лишь проводник божьей милости в душу больного.

– Но ведь ты лечишь тело, – сказал Саша, удивляясь направлению, в котором сдвинулся разговор.

– Да, лечу тело, – повторила Катя, – тело, как вместилище Души, которым она, Душа, управляет. И если мои усилия совпадут с движением Души, тогда должно наступить выздоровление. К сожалению, такое случается нечасто, особенно с ротвейлерами. Я-то все делаю одинаково для любой породы, методика лечения одна на всех, однако… Что-то есть, видимо, в роду ротвейлеров, что отличает их от других. Какой-то особый собачий менталитет, что ли…

Она замолчала. Саша смотрел на нее с нескрываемым удивлением, и уважение к этой девочке и ее странной философии росло в нем и укреплялось.

Катя достала из сумки какой-то справочник, долго листала его, задерживаясь на некоторых страницах, бубнила что-то себе под нос. Она будто отключилась, ушла в себя, не замечая присутствия Саши. А он все это время сидел на диване рядом с Руди, поглаживал его головку, и руки Сашины заметно дрожали…

Отложив справочник, Катя быстро приготовила несколько шприцев и капельницу.

– Ты завари пока травы для клизмы, – сказала она Саше. – Он теряет много жидкости, будем восстанавливать баланс.

– Да, конечно! – воскликнул Саша и ушел на кухню.

Он отсыпал по ложке травы из пяти или шести коробок, поставил на газ кастрюльку с водой. Из комнаты доносился голос Кати. Она делала щенку уколы, приговаривая при этом какие-то ласковые слова. Саше казалось, что Катя произносит настоящие заклинания.

– Ты куда это собрался, дружок? – вдруг сказала она.

Услышав вопрос, Саша вбежал в комнату и увидел, как Руди, поднявшись на лапки, проявляет явное желание спуститься с дивана. Он подхватил его под грудку и поставил на пол. В ту же секунду струя жидкости слишком характерного цвета и запаха вырвалась у щенка из-под хвостика, образуя на полу грязно-бурую зловонную лужу.

– Такое уже было? – спросила Катя.

– Нет, первый раз, – ответил Саша в растерянности. – Это что?

– Это кровь, – грустно сказала Катя. – Плохо…

Руди, пошатываясь от слабости, стоял посреди комнаты, виновато подняв глазки на Сашу.

«Извини, хозяин, – думал он. – Мне действительно очень плохо. Будь, пожалуйста, всегда рядом, чтобы в следующий раз я не залил диван».

– Это может повториться? – спросил Саша.

– Ну, в принципе, да, – врастяжку ответила Катя. – Болезнь протекает от двух до пяти дней, и кровавый понос может быть неоднократно.

«Да, вляпался я», – подумал Руди, и ему стало страшно.

Саша уложил его на диван, подстелив под щенка простыню, сложенную вчетверо, и кусок полиэтиленовой пленки, а под попку подоткнул рукав от своей старой порванной рубашки.

– Сейчас сделаем капельницу, и он должен уснуть, – сказала Катя. – Я добавила димедрола. Пусть поспит. Пусть его Душа во сне пообщается с Богом, попросит исцеления.

– Катя, ты верующая? – спросил Саша вдруг.

– Каждый человек верующий – это заложено природой.

– А атеизм?

– Атеисты обманывают сами себя, ибо отрицают Бога в собственной душе. Это всего лишь глупая попытка выделиться.

Они помолчали несколько минут.

– Откуда в тебе все это? – спросил Саша.

– Не знаю, – пожала Катя плечами. – Просто это всегда было моим мироощущением, я всегда так чувствовала, с детства.

– А ты… замужем?..

Пять дней и четыре ночи Саша не отходил от Руди. Все это время он не брился и почти не спал, его лицо осунулось, потемнело. Только глаза еще хранили живой огонек надежды, но и те тускнели день ото дня.

Катя приходила каждый вечер, делала уколы и капельницы, но состояние щенка не улучшалось.

Руди уже не поднимался. Несколько раз он пытался встать, но лапки не держали изможденное тельце. Глаза его потухли, в них застыла невыразимая боль.

– Чего же ты, Рудичка, – приговаривал Саша, сидя возле него. – Ты уж постарайся, а?.. Борись, Рудичка, борись! Не подведи нас, родненький. Помнишь, как мы бегали с тобой наперегонки в парке? Помнишь, как вместе купались в реке? Неужели этого уже никогда не будет?! Я не верю, Рудичка, не верю! Ведь ты сын Фреда, ты должен быть сильным. Борись, сынок! Я ведь тоже Собака по гороскопу, я понимаю тебя, как никто другой, и я верю, что ты сможешь, ты поправишься…

Руди лежал тихо, вяло – как черная тряпочка. Иногда чуть сдвигал головку, тяжело вздыхал. Он давно ходил под себя, и Саша изорвал на прокладки почти все свои старые вещи.

А однажды – это было четвертой ночью, – Руди вдруг поднял головку со скрещенных лапок и долго смотрел, туманно и отрешенно, перед собой. Будто какое озарение снизошло на него.

«Мой Дог, – думал в эти минуты Руди, – я знаю, что Ты есть. О Тебе мне рассказала однажды большая голодная собака на проспекте какого-то ленина. Мой Дог, я родился в год Человека, это плохая примета для нас, я знаю. Всем собакам, рожденным в такой год, не везет в жизни. Но мне-то повезло. В любом правиле встречаются исключения, и ты знаешь это не хуже меня. Какого хозяина я встретил!.. Мой Дог, посмотри, как страдает и мучается теперь мой человек! Он очень добрый, мне было так хорошо с ним. Мой Дог, разве Ты был недоволен, что один из Твоих подданных счастлив? А иногда мне казалось, что если бы мой хозяин родился собакой, то наверняка стал бы одним из Твоих приближенных. Мой Дог, помоги мне выжить! Я не хочу своей смертью приносить горе этому человеку. Не хочу, понимаешь?.. Он не заслуживает этих страданий. Ты молчишь, мой Дог. Почему Ты молчишь? Дай же мне ответ. Снизойди ко мне своей благодатью, и тогда я, когда вырасту, буду славить повсюду имя Твое и величие Твое, каждому брату и сестре своей по крови расскажу о щедрости и милости Твоей… но… почему так? Мой Дог, я не боюсь смерти, но… ведь это несправедливо… по отношению… к человеку…»

Руди умер на шестые сутки вечером. За несколько часов до этого Саша попытался положить руку ему на животик, чтобы своим биополем воздействовать не его состояние, облегчить муки. Наивная попытка оправдать собственное бессилие. Самоуспокоение… Впрочем, еще вчера было все ясно. Вчера мог произойти перелом, вектор смерти мог бы повернуться вспять. Мог бы… А теперь щенок, невероятным усилием воли приподняв заднюю лапку, оттолкнул Сашину руку.

«Не нужно, хозяин, – подумал он. – Ты не сможешь помешать моему Догу забрать меня…»

– Он не хочет бороться, – тихо сказала Катя. – Он не хочет жить… Бог не дал ему шанс, и Руди понял это. И я тут уже ничего не могу сделать…

– Не верю, не верю! – воскликнул Саша, и слезы навернулись ему на глаза.

Катя ушла, а еще через какое-то время поведение Руди изменилось. Он перевалился на правый бочок, вытянул лапы, задышал поверхностно и часто. Саша не отходил от него все последние полтора часа. Глаза Руди запали, головка была откинута назад, с каждым выдохом из его легких вырывался сдавленный хрип. Были моменты, когда его дыхание становилось более размеренным и тихим, и Саше казалось, что Руди просто засыпает. Но потом все снова возвращалось, и хрипы усиливались.

Около девяти часов вечера Руди вздохнул в последний раз, дернулся, приоткрыл на мгновение глаза и выдохнул – протяжно, облегченно. Затем его лапки распрямились, губы слегка поддернулись вверх, в смертельном оскале обнажая молодые резцы челюстей, так и не ставших грозными…

Он затих и успокоился.

Саша стоял на коленях возле него и плакал. Через час, завернув Руди в старое полотенце, Саша вынес его на балкон. Было пасмурно и холодно. Ни одна звезда не маячила в черной бездне октябрьского неба.