Верь в мою ложь - Элизабет Джордж

Разжигать огонь было ещё рано, но Алатея всё равно его разожгла, для уюта и для тепла. Потом проверила телефон на тот случай, если бы от мужа пришло сообщение, но ничего такого не было, и Алатея решила позвонить ему ещё раз. Она медленно, осторожно набрала номер, надеясь, что теперь-то всё будет в порядке. Но ещё не нажала последнюю кнопку, когда услышала шаги мужа, звучавшие по не покрытому ковром полу коридора.

Алатея не слышала, как его машина подъехала к дому, но всё равно знала, что это Николас, точно так же как по звуку его шагов всегда угадывала, в каком он настроении. Она быстро сунула мобильник в карман. Николас окликнул её, и она ответила:

— Я здесь, милый!

И через мгновение он уже снова был с ней.

Николас остановился в дверях. В рассеянном свете, со светлыми локонами, падавшими ему на лоб, он походил на херувима с картин эпохи Ренессанса.

— Ты невероятно прекрасная женщина. Я не ошибся адресом?

И он направился через гостиную к ней.

Алатея на этот раз надела, в виде исключения, туфли без каблука, так что они оказались одного роста, оба около шести футов. Так ему было легче её поцеловать, что он и сделал с большим энтузиазмом. Его ладони скользнули по спине Алатеи к её ягодицам, и он прижал к себе жену. А потом сказал с соблазнительным смехом:

— Ты себе просто представить не можешь, как я устал…

И на одно ужасное мгновение ей показалось, что с ним что-то не так.

Но он тут же выдернул шпильки, удерживавшие её волосы, и тяжёлые пряди упали ей на лицо и на плечи. А Николас начал расстёгивать на ней блузку, бормоча что-то насчёт бесконечно безупречных форм, которых не найти нигде в мире, и ещё: «Позволь мне предположить, что и кое к чему ты так же безупречно готова, и что там с твоим циклом на сегодня?» Его губы уже ласкали её шею, а пальцы ловко расстёгивали бюстгальтер.

Её тело и её ум откликнулись моментально. Алатея опустилась на ковёр перед камином, увлекая за собой Николаса, расстёгивая на нём рубашку. Он был не из тех мужчин, которые занимаются любовью молча. Нет, он постоянно бормотал что-то вроде: «Ох, боже, какова же ты на ощупь!», или «Бог мой, да, Алли…», или «Да, вот так, именно так…» и так далее, и благодаря этому Алатея точно знала, как именно нарастает его возбуждение.

И сама от него не отставала. И даже если её мысли уплывали, как всегда, в другое время, к какому-нибудь другому мужчине, она всё равно в итоге сосредотачивалась на нём, мужчине, который был здесь. И позволяла своему телу соединиться с его телом, и они творили наслаждение друг для друга, и всё остальное становилось несущественным.

Ей было вполне достаточно этого. Нет. Этого было более чем достаточно. Ей вполне хватало любви и защиты, которые давал ей Николас. А уж то, что в дополнение ко всему она нашла мужчину, чьё тело так сливалось с её телом, что отгоняло воспоминания и страхи… Это уж было нечто такое, чего она совершенно не ожидала в тот день, когда сидела за кассой кафетерия, расположенного в горах в штате Юта… Она тогда посмотрела на него, принимая деньги за порцию чили, и услышала, как он изумлённо говорит:

— Боже праведный, вам, наверное, очень трудно из-за этого?

— Из-за чего? — спросила она.

— Из-за вашей красоты. Это ведь похоже на проклятие? — И тут же он усмехнулся, схватил свой поднос и добавил: — Чёрт побери! Ладно, неважно. Ну, что тут за очередь, а? Извините. Я не хотел говорить чего-то такого…

И отошёл.

Но он вернулся на следующий день и на следующий… Отстояв в очереди к кассе в четвёртый раз, он спросил, не выпьет ли она с ним кофе сегодня днём, сообщил, что не пьёт никакого спиртного, рассказал, что проходит здесь курс лечения от метамфетаминовой зависимости, что он англичанин, что скоро собирается возвращаться домой, в Англию, что намерен доказать своим отцу и матери, что он наконец изгнал демона, терзавшего его так много лет, рассказал…

За ним уже выстроилась длинная очередь, но ему было наплевать. А вот ей — нет, и, чтобы избавиться от него, она сказала:

— Хорошо, я с вами встречусь. Здесь в городке есть одно местечко, напротив подъёмника. Оно называется…

Но не смогла вспомнить названия. И уставилась на Николаса в полной растерянности. Он точно так же посмотрел на неё. И сказал:

— Уж поверьте, я его найду.

И действительно нашёл.

А теперь они лежали рядышком на ковре перед камином. И он сказал:

— Тебе бы следовало чуть вскидывать твои изумительные бёдра, Алли. Они блестяще двигаются во всех направлениях, но было бы легче, если бы они освоили движение вверх. — Он приподнялся на локте, глядя на жену. — Я ездил в Ланкастер, — честно признался он. — Ты пыталась до меня дозвониться? Я выключил телефон, потому что знал, что не смогу соврать тебе.

— Ники… — Она и сама услышала разочарование в собственном голосе. Ей хотелось бы его скрыть, но уж лучше пусть так, чем показать Николасу внезапно пронзивший её страх.

— Нет, ты послушай, дорогая… Мне необходимо было провериться, просто чтобы быть уверенным. Я так чудовищно обращался со своим телом много лет подряд, что вполне логично испытывать желание узнать… Я хочу сказать, разве и тебе того же не хотелось бы? На моём месте? Раз уж до сих пор ничего не произошло?

Алатея повернулась к нему, закинула руки за голову. Она смотрела не на мужа, а скорее через его плечо. За окном начался дождь. Она видела, как его капли стекают по стёклам эркера. Она сказала:

— Я не машина для деторождения, Ники, я не… как ты это называешь? Ту штуку, где выращивают маленьких?

— Инкубатор, — подсказал он. — Я знаю, что ты не это. И я никогда так о тебе и не думаю. Но это же вполне естественно… я хочу сказать, уже ведь два года… И нас обоих это беспокоит… Ты ведь понимаешь.

Он потянулся к ней, коснулся её волос. У неё были совсем не те волосы, сквозь которые мужчина мог бы пропустить пальцы. Они были слишком курчавыми, перепутанными, они достались ей в дар от кого-то из её прародителей, и один только бог знал, от которого именно, потому что в ней так перемешались расы и этносы, что никакая логика не могла бы объяснить, как их угораздило породниться друг с другом.

Алатея сказала:

— Да, всё так, Ники. Я о беспокойстве. Вот только я читала в журнале, что само по себе беспокойство уже может помешать в этом женщине.

— Я понимаю. Я действительно понимаю, милая. Но ведь может быть и что-то ещё, и пора уже это выяснить, тебе не кажется? Именно поэтому я туда и поехал, и именно поэтому и ты могла бы…

— Нет.

Алатея стряхнула его руку со своих волос и села.

— Не садись! Это…

Она бросила на него сердитый взгляд.

— В моей стране, — сказала она, — женщин не заставляют чувствовать себя так, словно они существуют на свете с одной-единственной целью.

— Да у меня и в мыслях не было!..

— Такие вещи требуют времени. Мы оба знаем, откуда ты меня привёз. А дитя — это нечто такое, что требует нежности и заботы. Дитя — это не… — Алатея умолкла, замявшись. И отвернулась. Она ведь знала правду, и эта правда не зависела от того, что могло и чего не могло сделать её тело. И эта правда должна была наконец быть высказана, и потому Алатея сказала: — Дитя не поможет тебе завоевать одобрение отца, Ники.

Другой мужчина взорвался бы возмущением или стал всё отрицать, но это было не для Николаса. Отчасти Алатея как раз и любила его за предельную честность, столь странную в человеке, который много лет своей жизни отдал наркотикам. Я И он сказал:

— Ты права, конечно. Мне хочется ребёнка и по этой причине. Я слишком многим обязан отцу, я заставил его пройти через такое… И он отчаянно хочет иметь внука, и именно я могу ему дать наследника, раз уж этого не могут мои сёстры. Мы с тобой можем это сделать.

— Ну вот, видишь…

— Но это не единственная причина, Алли! Я просто хочу этого. Хочу твоего ребёнка, нашего.

— А что, если я пройду обследование, и… Что, если окажется, что я не способна?..

Алатея замолчала и в наступившем молчании почувствовала — она могла в этом поклясться, — как слегка напряглись мышцы Николаса. Она не знала, что это означает, но сам факт заставил кровь остановиться в её руках, в пальцах… Она встала на ноги.

Николас тоже встал. И тихо спросил:

— Ты действительно так думаешь?

— А что ещё я могу думать, когда всё это, — она показала на ковёр, где они только что лежали, на камин, — происходит только ради ребёнка? Твоя маленькая попка, как ты говоришь, и как она очерчена, и как она двигается, и как бы мне следовало себя вести во время… Чего ты от меня ожидаешь, каких чувств, если я вижу всё это, вижу твою настойчивость, если ты требуешь, чтобы я пошла к какому-то доктору и расставила перед ним ноги, и позволила, чтобы он совал в меня разные инструменты и ещё невесть что?

Алатея повысила голос. Наклонилась, подобрала разбросанную одежду, начала одеваться.