Трудно быть ангелом - Анна Шехова

Чтобы оставалось поменьше времени на мысли и чувства, я отравляла себя работой в увеличенных дозах. Тем более что ситуация этому благоприятствовала.

Золотая тетрадь исправно исполнила мое второе желание. В начале февраля я получила письмо из крупного издательства деловой литературы, в котором мне предложили не очень выгодный, но лестный заказ – написать пару книг об инвестициях в недвижимость.

– «Пусть вас не пугает слово “книга”», – процитировала я фразу из письма Анечке, рассказывая о новостях.

– Ха, они разве не знают, что ты – писательница?

– Полагаю, нет.

Слово «книга» меня, разумеется, не пугало, а прельщало. Правда, записывая желание в Золотую тетрадь, я забыла уточнить, что хотела бы получить заказ на художественную книгу. Написание литературы об инвестициях на практике мало отличалось от моей журналистской работы. С другой стороны, как заметила мудрая Киверьянова, писать романы на заказ – та же работа, а не свободное творчество.

– По-моему, Золотая тетрадь отнеслась к твоей глупости милосердно, – заметила моя юридически подкованная подруга. – Представь, заказали бы тебе сейчас писать какую-нибудь мыльную оперу про страдания юной секретарши, влюбленной в босса! Ты действительно хочешь такой писательской карьеры?

– Нет, – уныло сказала я. – Мне просто нужен ощутимый пинок, чтобы снова заняться писательством и не погрязнуть окончательно в аналитике.

– Мать, ты городишь чушь! – безапелляционно заявила Анечка. – Сама же все прекрасно понимаешь.

Конечно, я знала этот азбучный набор творческих истин: нельзя творить из-под палки – даже из-под собственной, невозможно вытащить идею из пустого кармана, не имеет смысла портить творческую карму чужими концепциями. Но история знает примеры романов, написанных на спор и ставших шедеврами. А без элемента принуждения иногда невозможно написать ни строчки. На это я и уповала, желая получить мотивацию в виде заказа. Творческий тупик, в который я уткнулась носом несколько месяцев назад, никак не выпускал меня на волю. Я как слепой котенок тыкалась в стены, пытаясь найти хоть одну щель, откуда потянет свежим воздухом. Но без толку, – только пыль оседала на усах.

Впервые в жизни у меня не было ни одной новой идеи. Раньше образы и концепции новых книжек лежали россыпями вокруг: не успеваешь закончить один сюжет, как в двери стучится следующий, требуя внимания. Теперь же все старые идеи казались тухлыми, как залежавшиеся овощи, и не вызывали у меня ни малейшего аппетита. А новых не было. Мне хотелось писать, однако любые строчки очень быстро превращались лишь в очередной сумбурный выплеск боли.

Поэтому я сочла, что Вселенная сделала мне хороший намек: заниматься делом, а не муками творчества. Я взялась за предложенный заказ и таким образом заполнила до отказа все свои выходные на ближайшие два-три месяца.

К концу зимы я превратилась в женщину, которая без грима могла сниматься в фильме про ужасы Второй мировой. Я похудела на несколько килограммов, и это меня отнюдь не красило: любимые джинсы висели мешком, на боках отчетливо проступали ребра. Под одеждой худоба была не очень заметна, но ни одежда, ни косметика не могли скрыть землистой кожи, впалых щек и фиолетовых теней под глазами. Мне казалось, что моя внешняя оболочка истончается и ветшает на глазах.

Разумеется, подобные перемены не укрылись от моих соратниц по клубу. Поэтому очередное его заседание на границе между зимой и весной проходило под девизом «Что делать с Ангелом?»

– Сколько можно так над собой издеваться? – Анечка кипела от возмущения, словно чайник на огне. – Какого черта ты ему это позволяешь?

– А что можно сделать? – вяло отмахивалась я. – Не вижу сейчас адекватных вариантов выхода.

– Послушай, дорогая, может, вам какое-то время пожить отдельно?

– А смысл? Мы и так почти половину ночей проводим врозь…

Я оборвала себя и почувствовала, что задыхаюсь. Когда в глубине груди занозой сидят самые главные слова – так и не сказанные вслух, – они разрастаются, поднимаются вверх и начинают мешать дышать.

– Ангел, ты очень хороший человек. Но есть у тебя один страшный недостаток, – сказала Ася, наблюдая за мной.

– И какой же?

– Ты считаешь себя круче всех.

– Что? – Мне словно плеснули в лицо холодной водой. – Неправда!

– Правда, – спокойно подтвердила Ася. – Ты считаешь себя круче всех, сильнее всех, лучше всех.

– Я так не считаю! – От незаслуженной обиды захотелось расплакаться. – И ты это знаешь! Какого черта ты меня дразнишь? Что тебе надо от меня?!

– Сядь и успокойся. – Ася спокойно выдержала этот натиск, не изменившись в лице: выдержка мастера тай-цзы давала себя знать. – Послушай меня.

Я опустилась на край стола, стиснув пальцы и перекрестив ноги: коротая вспышка гнева опустошила меня, и сейчас по телу разливалась апатия.

– Ты никогда не просишь помощи. Готова поспорить, что не только у нас, но и у кого бы то ни было.

– Просто не люблю перекладывать свои проблемы на других. Я и сама могу справиться. А у вас своих «радостей жизни» хватает, зачем еще догружать?

– О, как мне была знакома эта песня советской девочки-пионерки! – протянула Анечка.

– Истинная дочь советского офицера! – иронично поддакнула Инопланетянка.

Она попала в точку. Я была дочерью офицера, который полагал двумя основными принципами воспитания дисциплину и самостоятельность. Ни мне, ни моему брату никто не помогал делать уроки, не напоминал о том, что канун экзаменов – не время для прогулок, не заставлял носить шапку в морозы. Я всегда и все делала сама, за исключением пришивания пуговиц: настолько не любила это кропотливое дело, что всегда предпочитала поручить его кому-нибудь другому – маме, мужу, подруге.

Так что принцип «не перекладывай на других свои проблемы» появился в моей жизни одновременно с первыми мыслями. Только вот таким, как я и мой брат – самостоятельным мальчикам и девочкам, никто не объяснял разницу между «перекладывать проблемы» и «делиться чувствами». В итоге и проблемы, и боль оказываются закупоренными, как джинн в бутылке под печатью большого и тяжелого «нельзя». Но в один прекрасный момент джинн вырывается на волю, и тогда от бутылки остаются одни осколки…

Любая нормальная женщина знает, как заявить о своих чувствах: тарелки, разлетающиеся по комнате фарфоровыми брызгами, сотовый телефон, разбитый о стену, немного крика, немного валерьянки, демонстративно накапанной в стаканчик трясущейся рукой, слезы, обильно орошающие ковры, подушки и воротник кофточки, – все эти стихийные бедствия возникают с одной-единственной целью: показать мужчине, что женщина расстроена.