Третий не лишний - Степан Кулик

– Самойло Иванович всех офицеров созывают. Они у церкви сейчас. Возле пушек… Вот, – денщик протянул офицеру флягу. – Промочите горло, Леонид Андреич.

– Спасибо, братец, – подпоручик жадно припал потрескавшимися губами к горлышку. Сделал несколько небольших глотков, только кадык дергался. Потом прополоскал рот и с видимым усилием заставил себя выплюнуть воду на землю. Денщик, принимая флягу, отнесся к этому с пониманием. Сам служил не первый год и знал, что чем меньше всего внутри, тем больше шансов выжить при ранении в живот или пах. – Доложи, сейчас буду.

– Слушаюсь, вашбродь.

– Стой. Много полегло?

– Не могу знать, вашбродь, – не по-уставному пожал плечами солдат. – Шульц сейчас господина майора перевязывает. У него и узнаете.

– Командир ранен? Тяжело?

– Нет, чуток плечо зацепило. Самойло Иванович и перевязываться-то не хотели, но немчура ж разве отстанет.

– Ладно, ступай…

Живительная влага сделала свое. Звон в голове поутих, мысли прояснились, туман перед глазами развеялся, и только тошнотворный запах пороховой гари все еще витал в воздухе.

Именно эта вонь, стоны раненых и чужой говор, доносившийся от турецких позиций, напоминали подпоручику Брянского полка Леониду Бурому, что он не спит. И что жаркое раннее утро июля семьдесят четвертого года может стать последним в его не столь уж длинной жизни.

«Интересно, какая смерть мне суждена? – мелькнула вдруг отстраненная мысль. – Пуля пробьет голову или клинок пронзит сердце? А, будь что будет, лишь бы не искалечило, а сразу наповал…»

Виденье безногого инвалида на костылях, с обезображенным лицом, так ясно встало перед глазами, что подпоручик даже головою потряс, отгоняя наваждение, и перекрестился. «Помилуй мя, Боже…»

Леонид оглядел поле боя. Увиденное радовало: ряды защитников Ялтинского редута, казалось, и не поредели, тогда как трупы азебов плотно устилали все предполье. Если б не двадцатикратно превышающая численность врага, можно бы и викторию праздновать. Но турок слишком много. Они высадили в устье Водопадной такой огромный десант, что смогли окружить Ялту со всех сторон. И без помощи извне защитникам поселка долго удерживать позицию не удастся.

Так это или нет, бой покажет. А пока следовало поторопиться. Уж коль командир спустился с наблюдательного пункта, значит, ему есть что сказать младшим офицерам.

Салтанов сидел на зарядном ящике, набросив китель на плечи, и что-то негромко втолковывал старшему артиллеристу. Остальные офицеры – капитан Михачевский, поручики Берлзиев и Ачкасов были уже здесь. Жадно курили и допрашивали лекаря. Еще бы, не одного Леонида волновали понесенные потери. Две роты против целого экспедиционного корпуса – тут каждый мушкетер на счету.

– Как я уже имел честь сообщить, господа, убитыми двенадцать будет. Девять человек насчитываю тяжелораненых. И два десятка младших чинов имеют ранения средней тяжести, но все ходячие. Кровь легкораненым солдатам останавливают фельдшеры, а потому доложить об их численности не имею возможности.

– Да кто бы их считал, Отто Карлович, – отмахнулся Михачевский. – В обороне не бывает легкораненых.

– Господин премьер-майор… – кивнув товарищам, попытался доложиться командиру подпоручик. Не самый младший по званию, с учетом артиллерийского прапорщика и подъесаула донцов, но не столь давно получивший второе офицерское звание, Бурый никак не мог избавиться от вколоченной в училище привычки.

– Бросьте, подпоручик, не до Устава сейчас, – оборвал его Салтанов. – Господа, прошу ближе. Побережем голос, пригодится еще… – Майор дернул себя за ус, как всегда поступал в минуты крайнего раздражения. – Итак, по имеющимся сведениям нам противостоит шеститысячный корпус Гаджи-Али-бея… Егеря Колычева оставили Алушту и отступили. Мы оказались в окружении, а восемь донцов, коих я отрядил с донесением в штаб, погибли.

На немой вопрос офицеров Салтанов дернул за ус еще сильнее.

– Видел… в подзорную… Азебы воюют неважно, но лучники неплохие, мать их гаремную… В общем, помощи ждать не приходится. А посему считаю целесообразным прорываться с боем. Пока к туркам не подошли янычары паши Бекира. Эти хоть и не чета нашим молодцам, но и не толпа крестьян-ополченцев. И с ружьями… Скоро полдень. Голомозые[7] по своему обыкновению отобедают и попрячутся в тень, пережидать жару. Вот по самому солнцепеку мы и пойдем.

– А пушки? – капитан второй роты Михачевский разрешил себе перебить командира. – Бросим туркам?

Словно в ответ на его слова, со стороны артиллерийской позиции зазвенели кувалды.

– Заклепаем, – произнес Салтанов, хотя в его пояснении уже никто не нуждался. – Тяжелораненых на носилки. Внутрь каре и быстрым шагом вон к тому лесу. Успеем укрыться, у многих будет шанс уцелеть. Здесь – как один поляжем. Или у кого-то будут другие мнения? Прошу, излагайте, господа. Приказа я еще не отдавал… И хоть мы не на флоте, предлагаю начать с младшего по возрасту и званию. Слушаем вас, Леонид Андреич.

– Надо уходить, – кивнул Бурый, заметив при этом некоторое удивление на лице командира. Интересно, почему кавалер ордена Георгия Победоносца может быть уравновешенным и предусмотрительным, а он должен геройствовать? Молодость не всегда тождественна глупости. Или командир хотел услышать, что его офицеры готовы умереть, но не отступить без приказа? Так и приказа защищать поселок любой ценой тоже не было. Задержали десант, сколько смогли, пора и честь знать. Кроме истории о трех сотнях спартанцев, что сумели остановить у Фермопил целую армию персов, о подобных случаях больше и не упоминается историками. Но там и обстановка другая была…

Остальные, в том числе и капитан Михачевский, чуть замешкавшийся с ответом, придерживались такого же мнения. Попытка прорваться из окружения с боем хоть и не покрывала брянцев славой, но и не клеймила бесчестьем. А еще дарила русским воинам надежду выжить.

…Как и рассчитывал премьер-майор Салтанов, разомлевшие от жары и дремлющие после обеда, турки спохватились, когда русское каре преодолело почти половину открытой местности. А пока командиры сумели навести какой-то порядок в возникшей суматохе и организовать преследование, до спасительного леса оставалось рукой подать. Просветлев лицами, мушкетеры даже поддали чуток, только окриками офицеров удерживая строй и не срываясь на бег. Казалось, еще несколько мгновений, и все… Но не в этот раз.

Опытный, прошедший не одно сражение, премьер-майор не мог не знать, что пехотное каре способно успешно обороняться, пока сохраняет целостность строя. Что совершенно невозможно в лесу. Но место боя выбирать не приходилось. Ялтинские склоны не милая сердцу степь… И не ошибся – как только мушкетерские роты шагнули между деревьев, каждый стал сам по себе. Теперь тысячной толпе османцев противостояли не стрелковые роты, а такая же толпа русских. Лучше вооруженных, более дисциплинированных, но в гораздо меньшем числе.

В закружившей свистопляске, отбиваясь от басурман, выскочивших словно из-под земли, подпоручик Бурый с горсткой солдат всего на пару шагов приотстал от основных сил и, как ни пытался нагнать своих, с каждой последующей стычкой расстояние только увеличивалось.

Этим тут же воспользовались турки. Они, как пчелы улей, облепили десяток русских, с визгом и дикими воплями наскакивая со всех сторон. Причем, похоже, подкрепление к ним все же успело подойти. Потому что привычных к луку азебов сменили более умелые в рукопашной схватке башибузуки. Удалью и презрением к смерти вполне оправдывая название своего отряда. Хорошо хоть ялтинские склоны да лес заставили голомозых спешиться и оставить в обозе длинные пики, – а уж с одной саблей супротив штыка не так сподручно.

Непрерывно поминая государя-батюшку, пресвятую Покрову и общую многострадальную мать, Леонид выстроил горсточку солдат в некое подобие каре, больше напоминающее треугольник со стороной в пять штыков, встал впереди и повел на прорыв. Умышленно забирая чуть в сторону от общего движения, так как позади арьергарда основных сил русских рот башибузуков набежало – не протолкнуться. Сперва вниз по склону, набирая разбег, а потом – не дав басурманам разгадать маневр, опять вверх.

Небольшой отряд хоть и более уязвим, так зато и маневреннее. Даже самому Суворову не удалось бы вот так, мгновенно развернуть на бегу ротное каре, как подпоручик Бурый – свой треугольник. И поскольку бросившиеся в погоню башибузуки не ожидали этого, основная масса турок, вопя во все горло и визжа от злости, не успели остановиться и пронеслись дальше, вниз по склону. Тем более что в спину их подталкивали товарищи, ничего не видящие, но торопящиеся достать убегающих гяуров.

Притормозить успели только самые последние. Да и от тех, пока развернулись, десяток русских успел оторваться шагов на двадцать… С учетом того, что сюда спешила не одна сотня свежих азебов, выигрыш не столь существенный, но все же.