Ломовой кайф - Влодавец Леонид Игоревич

— Слушай, я что, так плохо выгляжу, да? — обиделся Магомад. — Мне еще семидесяти нет, какой девятнадцатый год может быть, а?!

— Аллах тебя знает! — сказал Ляпунов. — А я-то хотел тебе комплимент сделать, сказать, что при своих ста с гаком ты только на шестьдесят выглядишь…

Магомад хмыкнул и забрался на плечи капитану. Ляпунов крякнул, встал и, подхватив старика под коленки, понес вниз по ручью. Таран пошел следом, дожидаясь того времени, когда капитан прикажет подхватывать деда за ноги.

— А водички-то не убывает, — заметил Ляпунов, — сейчас полдень, уже жарит вовсю, дождей не было… Интересно, да?

— Вода, дорогой, — пояснил Магомад, — имеет такое же свойство, как деньги,

— быстро испаряется. И пар поднимается вверх, затекает с воздухом в наши холодные пещеры, а там конденсируется в капельки. Капельки стекают в ручеек и так далее… Все так же, как с деньгами. Круговорот в природе!

— Понятно, — уважительно произнес капитан. — Насчет денег, правда, я не совсем согласен. Они, блин, слишком часто конденсируются в разных темных кубышках и долго в круговорот не возвращаются.

— Тоже верно. — Магомад слегка чиркнул папахой по стене и поспешно надвинул головной убор пониже.

— Так, — заметил капитан, — вода уже к поясу приближается. Юрик, подхватывай дедушку!

Таран ухватил Магомада за ноги, приподнял и положил его на плечи.

— Ленинскому бревну, — философски заметил старик, — наверное, было приятнее. Во-первых, его сам вождь нес, а во-вторых, у него позвоночника не имелось.

Ляпунов и Таран дружно заржали, но все-таки удержали деда на плечах. Так, с шутками и прибаутками в конце концов добрались до катамарана и сгрузили старика прямо на сетку.

— Дальше, конечно, без того, чтоб не намокнуть не удастся, — извиняющимся тоном сказал капитан. — Но думаю, что простудиться, Хасаныч, ты просто не успеешь — жарко будет.

— Иншалла! Будем стараться.

Ольгерд, как выяснилось, пока Ляпунов и Таран ходили за Магомадом, развязал узел, затянутый Милкой на крюке, а затем вытянул из туннеля всю веревку и вновь смотал ее в бухту.

— «Не хочу, чтобы и люлька досталась вражьим ляхам…» — на память процитировал Гоголя капитан.

— Вот именно, — кивнул «пан Сусанин», — даже если эти «ляхи» — пшекленты москали!

— Эге ж! — кивнул Топорик. — Те самы, що усе сало зъилы!

— Ладно, — произнес Ляпунов. — Базар не по делу. Докладывай, Сусанин, каков порядок действий.

— Все очень просто. Мила садится впереди Магомада Хасаныча. Юра и капитан становятся впереди, сдвигают нос со ступеньки и запрыгивают в катамаран. Мы с Топориком нажимаем сзади и в тот момент, когда катамаран соскальзывает в реку, запрыгиваем на корму. Дальше хватаем весла и работаем по программе. То есть так, как во время первого рейса.

— Работаем! По местам стоять, со швартовов сниматься! — объявил капитан. Таран оказался рядом с левым поплавком, Ляпунов — рядом с правым. Позади них встали соответственно Ольгерд с Топориком. Милка залезла в катамаран и приготовилась ловить Магомада, если его невзначай потянет за борт.

— И — р-раз! — по команде капитана все мужики дружно толкнули катамаран, Юрка с Ляпуновым запрыгнули на нос. Суденышко соскользнуло в поток со ступеньки, и в этот момент на него вскочили Топорик и Ольгерд.

— Весла! — заорал «пан Сусанин», и вновь началась сумасшедшая гонка, похожая больше на бобслей, чем на сплав…

НА ПОВЕРХНОСТИ

Как ни странно, второе путешествие на катамаране, хотя Юрка его боялся гораздо больше, чем первого, стоило ему намного меньше нервов. Даже при том, что первые три или четыре поворота, пройденные на этом участке речки, казались просто чудовищными и ни в какое сравнение не шли с теми, что пришлось преодолевать в первый раз. Центробежная сила выносила то левый, то правый поплавок едва ли не к своду туннеля, катамаран кренило почти под сорок пять градусов, и не только Милка время от времени пронзительно визжала, не только могучий русский мат сотрясал стены пещеры, но и невозмутимый Магомад время от времени испускал какие-то гортанные крики на неизвестном остальной публике языке.

Наверное, все дело было в том, что эти первые несколько поворотов были пройдены очень быстро и экипаж катамарана даже перепугаться как следует не успел. Тем более что следовали эти повороты один за другим и никакого времени на то, чтобы осознать, насколько близко все были от смерти, просто не оставалось.

А затем, когда самые сумасшедшие повороты остались позади, пошли намного более простые, хотя, наверное, не менее сложные, чем были во время первой поездки. Их тоже проходили на большой скорости, но по сравнению с предыдущими они уже никого не пугали.

Наконец уклон речки заметно снизился, течение перестало подгонять суденышко с бешеной скоростью, и катамаран какое-то время плыл не быстрее, чем щепка по весеннему ручью, то есть хоть и не очень медленно, но вполне безмятежно. Поворотов какое-то время вообще не было, по крайней мере, крутых. Речка расширилась, но при этом свод стал заметно ниже, и в нескольких местах даже приходилось пригибать головы. Магомад, пригибаясь, обеими руками придерживал папаху. Как известно, потерять ее — для уважаемого горца большой стыд.

— Еще метров двести — и мы на воздухе, — сообщил Ольгерд.

— Так… — сказал Ляпунов задумчиво. — Надо думать, гидрокостюмы на берегу нам не понадобятся, и бегать в них, прямо скажем, хреново. Переодеваться после высадки будет некогда. Есть предложение переодеться прямо здесь. Все, кроме боеприпасов, бросить. Броники и шлемы — тоже. Атаковать мы никого не собираемся, а вот бегать с этими килограммами туго.

— Вон там, — сказал Ольгерд, указывая веслом вперед, — будет галечная отмель. Можно встать и переодеться не спеша.

— Что б мы без тебя делали, Сусанин? Ума не приложу! — почти без иронии произнес капитан.

До отмели доплывали уже на веслах, чтобы отвернуть со стрежня. Действительно, из воды тут торчало несколько не очень крупных валунчиков величиной с арбуз и довольно длинный веретенообразный островок из плотно утрамбовавшейся гальки.

— Там, впереди, где нас ждут, — заметил Ляпунов, — точно такие же, только побольше.

Причалили и принялись за переодевание. Камуфляжки, конечно, в рюкзаках капитально промокли, и напяливать их на пропотевшие в резине тела было равносильно купанию в ледяной воде.

— Чирьями не разживемся? — опасливо пробормотал Топорик, застегивая штаны.

— Ничего, — мрачно пообещал Ляпунов, — согреешься…

— Да нет, мне Милку жалко. Представляешь, на такой попе — и чирей? Это ж нарушение всякой эстетики!.

Милка дала зубоскалу нежный подзатыльник и добавила словесно:

— Интересно, а на языках чирьи не заводятся? Допускает такое современная наука?

— Не в курсе, — вздохнул Топорик.

— Жаль! Тебе бы такой очень даже не помешал! И не видно — эстетику не нарушает, и трепался бы поменьше.

— Давайте поживее! — проворчал Ляпунов, которому было явно не до шуток. Таран, пожалуй, как никогда ясно представлял себе душевное состояние капитана. Действительно, Ольгерд свое дело сделал. Фиг бы они смогли без него добраться до катамарана, сплавиться сюда и так далее. В общем, уже ясно, что в большую реку они выплывут и свежим воздухом подышать успеют. Ольгерд не стал врать и отрицать, что там, на воздухе, их дожидаются граждане, собирающиеся захватить Магомада, а всех остальных за ненадобностью ликвидировать. Навряд ли он соврал и в том, что ему неизвестно точное место засады. Так что весь ход дальнейших событий зависел исключительно от того, насколько точно капитан при помощи своего опыта и интуиции вычислил это самое место. Ну и еще от того, насколько ценен в действительности дедушка Магомад. Если он этим типам нужен исключительно живым, тогда прикидки Ляпунова близки к истине. Если он им сойдет и мертвым

— тогда катамаран со всем содержимым изрешетят прямо с ближайшего обрыва, и вся затея с высадкой в бухточке пойдет под откос. О дальнейших делах типа прорыва к площадке, где — опять-таки по предположениям, а не по точным сведениям капитана! — в принципе может находиться вертолет, как и о его захвате, Таран почти не думал. Хотя такой обреченности — все одно ни хрена не получится! — как в начале авантюры, у него уже не было.