Степан Разин - Андрей Николаевич Сахаров

В ночь на 25 мая разинские струги достигли Царицына. Казаки пригребли под самый город, выскочили из лодок и бросились с ходу на крепостные стены, обстреляли стрельцов из пушек и ружей.

…Вскочил воевода с мягкой перины, напялил впопыхах кафтан чуть не на голое тело, не умывшись, выбежал из хоромов.

На валу уже толпились стрельцы, бегал вдоль вала стрелецкий голова, давал приказы, а внизу, на берегу Волги, в кромешной безлунной черноте копошились люди, слышался плеск весел подходивших стругов. С реки тянуло порохом, но казаки больше не стреляли.

Вдруг с берега послышался голос: «Не стреляйте! К воеводе вашему Унковскому идет для переговоров посланный атамана нашего Степана Тимофеевича Разина войсковой есаул Иван Черноярец!» И тут же из темноты вынырнул человек, которого чуть поодаль сопровождала два казака.

Не торопясь и с достоинством говорил Иван Черноярец. Сказал он, что войско хочет взять на грабеж и поток струг ненавистного казакам и всем простым людям стольника Льва Плещеева, а также разорить до основания все животы шаховой области купчины, который зимовал на Царицыне и ныне все еще укрывается там. «Если не исполните волю войска нашего, — закончил Черноярец, — город твой, воевода, с боем возьмем, а тебя и всех людей перебьем».

Тут же ответил воевода Андрей Унковский, истовый слуга великого государя. В гневе затряс он жиденькой бороденкой, забрызгал слюной: «Скажи своему воровскому атаману, что забыли вы, казаки, страх божий и великую милость к вам государя и царя всея Руси благоверного Алексея Михайловича, воруете на Волге и нарушаете крестное целованье. Превеликая казнь и опала ждет вас за разоренье государева, патриаршего и купеческого насадов!»

Еще говорил воевода, а Иван Черноярец уже исчез, и тут же казаки ударили по городу из небольших пушечек и пищалей и с криком пошли на вал. Стрельцы оробели, замешкались, и этой заминки казакам хватило, чтоб совсем было пробиться в крепость, но воевода Унковский забегал по стрелецким рядам, заорал на стрельцов, собрались те с духом, стали палить вниз, спихивать казаков с вала. Еще несколько раз за ночь ходили казаки на жестокие приступы, а с рассветом отступились, побросались в струги и поплыли к Сарпинскому острову, что стоял неподалеку от города. Воевода же заперся в крепости.

Наутро Разин собрал казаков на круг. Что делать дальше? Брать ли Царицын приступом или уйти от города ни с чем. Те, кто был помоложе, поотчаянней, вопили за приступ, но казаки постарше, поопытней не хотели спешить. Потом говорили есаулы и сам атаман. Отчаянных поумерили. Брать Царицын — значило начинать открытую войну с царем, вызвать на себя из Москвы большие воеводские рати. А к добру это не приведет. Придут воеводы, выбьют казаков из Царицына, заступят путь на Дон; куда тогда деваться с царицынскими зипунами? Бежать в степь, сгинуть там вовсе под ударами татар и калмыков? Снова послал атаман Черноярца к Унковскому.

В большом томлении вышел на стену старый воевода. Долго говорил Черноярец, грозил воеводе, называл его изменником государевым, выводил, что теснит и не любит он казаков и всех простых людей, насильничает над посадскими, норовит всячески приказным, купчинам, откупщикам мучить народ. А потом, выговорив все, передал решение Войскового круга отойти войску от города, не чинить кроворазлитья со стрельцами, только пусть выдаст воевода казакам наковальню и всякую кузнечную снасть для войсковых кузнечных дел.

Выслушал все Унковский, отдал тут же казакам все, что просили они, и, едва казацкие струги пропали за дальней косой, приказал отслужить в соборе благодарственный молебен, воздать славу господу, что не дал сгинуть от воров, защитил боговерных.

В тот же день воевода направил гонца в Москву в приказ Казанского дворца к князю Юрию Алексеевичу Долгорукому, а в грамоте писал, что разграбили казаки насады на Волге, приступали с огненным боем к Царицыну. А потом ушли на низ.

31 мая в пятом часу дня с головного разинского струга увидели город Черный Яр. Не знали казаки, что поспешили сюда стрелецкие полки Северова и Лопатина, что пришла в движение вся Волга и ждут их здесь с великим вниманием.

— Не удалось с ходу взять Царицын, возьмем Черный Яр, — говорил Разин ближним людям. — Стрельцы не поднимут на нас руки. Мы им не враги.

Теперь Разин хозяйничал на реке как хотел. Если уж старый боевой воевода Унковский ничего не мог поделать с удачливым атаманом, то что ему Черный Яр.

Как пригребли казаки к городу, так сразу же и пошли на приступ. Но хорошо подготовились Александр Жердинский и стрелецкие головы Северов и Лопатин. Открылись городские ворота, и ратные люди, пешие и конные солдаты рейтарского строю и служилые татары пошли в бой. Извещал потом астраханский воевода окрестные города: «И они, воровские казаки, увидя государевых служилых людей, убоясь, побежали от города на низ Волгою рекою».

Увидел Разин стрелецкую силу и решимость стрелецких голов биться насмерть и не стал искушать судьбу. Когда надо, действовал атаман спокойно и мудро. Он дал приказ казакам отойти к стругам и не губить себя под огнем. Остановились на месте и стрельцы. Спокойно отплыл Разин от Черного Яра на Астрахань.

А в это время казаков медленно, но неуклонно обкладывали кругом низовые рати. Недаром всю весну списывались меж собою воеводы Царицына, Астрахани, Терского городка. С севера следом за казаками двигались Лопатин и Северов. В Астрахани со многими ратными людьми поджидал воевода Хилков. Не обычным разбойным походом шел казацкий атаман, а сеял вокруг себя ненависть черного люда к сильным людям, возбуждал всякую рознь.

После того, что произошло под Царицыном и Черным Яром, Разин опасался идти через Астрахань. Хилков — воевода суровый, и сил у него достаточно, поэтому лучше всего миновать город, обойти его по протокам, затеряться в камышовых зарослях; там и проскочить к морю.

Так Разин и сделал. Казацкие струги повернули с Волги в один из низовых протоков — Бузан. Но недаром Разин побаивался Хилкова. Многое предусмотрел опытный воевода. В начале протока казаков ждал сильный отряд стрельцов во главе с воеводой Семеном Беклемешевым. Проток был перекрыт. Стрельцы в стругах стерегли казаков на воде. Другие с пушками и ружьями стояли в готовности на берегу. Путь был только одни — пробиваться силой.

Казаки закричали со стругов, чтоб стрельцы не стреляли, что есть о чем поговорить. Беклемешев обрадовался такому началу дела; он не прочь был покончить с казаками миром: пусть себе идут обратно на Дон —